– Два! Нежные! Вы любовь на скрипки ложите. – Три! Любовь на литавры ложит грубый. – Четыре! А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы![1] – Пять! Удивлены были все – и министр, и Елена Васильевна, и даже Николай. Но последний, как оказалось чуть позже, удивился не ситуации, ибо сам ее вызвал, а стихам: – Ничего себе абстракционизм! Это что за стихи такие? Кедров перевел взгляд на Николая: – Поражен не менее вас. Не ожидал, что мой телохранитель увлекается творчеством Маяковского. Ладно, прекратите это безобразие, и я очень внимательно послушаю ваш дальнейший рассказ. А вы, – он обратился к телохранителям, – выключите уж свои УНИКи, вопят на всех диапазонах. Хорошо хоть я заблокировал своим ключом. Не хватало нам тут сейчас службы безопасности. Николай повернулся к сестре. Телохранители же в шоковом состоянии потихоньку оттянулись в угол комнаты. – Аура – штука сложная, но, управляя ею, можно изменить в организме почти все. Многое можно вылечить без лекарств. Но есть одна проблема. – Николай замолчал. – Я, кажется, догадываюсь. – Елена Васильевна внимательно смотрела на схему. – Излечение идет за счет энергии организма. Так? Николай кивнул: – Поэтому при сильно ослабленном организме использовать подобную методику сложно. А то и опасно. При неумелом воздействии можно раньше времени энергетически истощить организм, и он умрет. Однако можно при этом химическими способами доставлять энергию в клетки организма или накачивать ауру своей энергетикой. Это способно вытащить человека с того света, исправить немало проблем, вылечить определенные болезни. Но… Теперь кивнула Елена: – Но это не вырастит руки. – И посмотрела на капсулу. Министр тоже посмотрел туда. – Почему – вырастит. Только долго это будет. Может, с год. Проще сделать это стандартными методами. – Да, вырастить руку у нас в клон-машине быстрее будет. – Теперь смотрим сюда. – Николай перешел к следующей схеме. – Так… Думаю, вам это будет непонятно. Переведу я ее в другую проекцию. – И на экране появился человеческий организм, как будто нарисованный тонким карандашом с помощью множества маленьких разноцветных треугольничков. – Ну… Для условного обозначения пойдет. Это, хм, информационная модель организма. Так сказать, информструктура. Понятно, что максимально упрощенная. Понимания ее сейчас нам и не нужно. Главное, видно, что она показывает состояние организма на уровне информация-физика… Непонятно? – Не очень, – призналась Елена Васильевна. Николай подергал себя за мочку уха: – Ладно. Тогда просто: это нечто вроде ауры, но на более глубинном уровне. На уровне описания организма базовыми понятиями мира. Так же как и с аурой, тут идет взаимная связь: меняя информструктуру, меняем объект. Меняя объект, меняем информструктуру. Но! Есть отличие. Информструктура вслед за телом меняется не сразу, а с определенной инерционностью. А что это значит? Тут уже министр не удержался: – Это значит, что пока не изменилась информструктура вслед за объектом, воздействуя на нее, можно вернуть объект к первоначальному состоянию! – Сказал и потрясенно замер. – Точно! – подтвердил Николай. – Но как быть с энергией? Ведь вы не зря аналогию с аурой привели. – Поражаюсь вашей внимательности, – улыбнулся Николай. – И это действительно проблема. Но! – Он поднял палец. – Не для экстренной нетрадиционной реанимации. Министр посмотрел на своего сына, на Николая, даже на своих телохранителей, которые тихо о чем-то общались друг с другом в углу комнаты. – Сколько еще есть времени до того момента, когда вашу нетрадиционную реанимацию уже нельзя будет использовать? Николай задумчиво посмотрел на графики, снова подергал мочку уха и уверенно ответил: – Обычно динамика разная у разных объектов, но в данном случае могу почти со стопроцентной гарантией сказать – еще час, максимум полтора, и все. Останется только традиционное вмешательство, возможно, с нетрадиционщиной в качестве подмоги, но уже не как основного средства. – Какие вы даете гарантии? – Скажем так, пока мои слова с делом не расходились. – Николай с сочувствием смотрел на Кедрова. Елена Васильевна вздохнула. Почему-то она верила брату. Хотя как ученый и как врач обязана была подвергать все это сомнению, пока тысячу раз все не перепроверится, не подтвердится. А тут и министр обратился к ней: – А вы что скажете? Ведь он ваш консультант? Елена Васильевна вздохнула: – Как врач я просто обязана запретить подобное вмешательство. Но как человеку мне хотелось бы верить, что это «серебряная пуля», если вы понимаете, о чем я. Министр снова задумался. Встал, подошел к окну и минут пять стоял, глядя на улицу. Потом вдруг повернулся и позвал одного из своих телохранителей: – Миша, подойди. Когда телохран подошел, Кедров вдруг засунул ему за пазуху руку и вытащил оттуда тонкий небольшой нож. – Виктор Сергеевич! Но Кедров быстро взялся за лезвие и дернул его, разрезав себе ладонь, с которой хорошо так закапало. – Докажи! – Он протянул руку Николаю. Тот даже глазом не моргнув спокойно взял руку министра, а второй провел сверху, как бы стирая кровь. Потом стряхнул капли крови со своей руки: – Все. Кедров неверяще смотрел на обляпанную кровью, но совершенно без пореза ладонь. Сунул ее своему не менее ошеломленному телохрану: – Ну? Что видишь? – Ничего! В смысле раны нет. Но кровь есть, значит, не кажется это. Затем и Елена Васильевна посмотрела, смыв заспиртованной ваткой уже начавшую сворачиваться кровь. Министр Кедров взглянул на Николая: – Сделаешь? – и кивнул в сторону капсулы. – Дело в том, что просто так мне это делать неинтересно. Кедров покатал желваки: – Чего ты хочешь? – Я просто хочу, чтобы это сделала Елена Васильевна. Разумеется, под моим руководством. У меня тут есть аппарат для экстренной реанимации. – Николай кивнул на прибор, все так же испускающий из себя информацию по больному. – Я его собираюсь оставить ей для постоянного использования, для накопления статистики. Все это для того, чтобы усовершенствовать методы лечения. В идеале моя цель – создать такое устройство, которое бы вытянуло с того света любого пациента автоматически. Сейчас это работает в полуавтоматическом режиме, и то не всегда. В любом случае результат не будет отличаться от того, если это сделаю я сам. – Хорошо. Мне так даже будет спокойней, – расслабился министр. – Елена Васильевна хорошо известна своим профессионализмом. Нам можно остаться?