– Другая сторона. Я хочу быть уверена в том, что о ней также позаботятся. – Разумеется. – Я тут подумала, может быть, она останется с товаром в качестве… ну, куратора? – На самом деле няньки. Эх, если бы можно было говорить прямо, но это невозможно, потому что их может каким-то образом подслушивать ФБР, все боятся собственной тени. Коул сможет приспособиться к обстоятельствам. Дворец в Эмиратах, шале в Швейцарии. Она продолжит общаться с сыном. А Майлс получит ну просто абсолютно лучшее воспитание. Денег на него жалеть не будут. Сплошные плюсы для всех. – Я определенно доведу это до сведения клиентки. – Я больше ни о чем не прошу, да? Обеспечиваю интересы продавца. Мне нужно быть уверенной в том, что о ней позаботятся. – А ты? Что насчет твоих интересов? Я так понимаю, тебе до смерти хочется это обсудить. – Ну, миссис А., я вам честно скажу: по-моему, я заслуживаю более высокого вознаграждения, учитывая крайне негостеприимный климат и вызовы, с которыми мне пришлось столкнуться. Взять, например, эту долбаную дрель. – Бедная Билли! Тебе здорово досталось. – Это точно. Но я уверена, что вы компенсируете мне мои труды. Потому что кроме меня, миссис А., никто не сможет доставить вам товар. Это точно. 49. Майлс в Майами Автобус. Весь мир. Но такое продлится еще недолго. Они уже официально во Флориде, и Майлс сидит, раскрыв на коленях альбом. В открытые окна врывается влажность, похожая на бульон, отчего «апология» липнет к телу в неудобных местах. Майлс повадился засовывать в трусы мамины прокладки, чтобы скрывать выпирающее хозяйство. Ему отчаянно хочется стряхнуть с себя груз своих собственных грехов, ложь, с которой он вынужден жить. Мама лежит в задней части автобуса, проникнутая жалостью к самой себе, поскольку у нее болят губы. Майлс понимает, что она обижена на него за то, что он не рядом с ней, однако его выводит из себя, что она ведет себя так, будто ее избили, в то время как на самом деле это часть церемонии, и она сама виновата в том, что не сделала то, чего от нее ждали. Чистое небо сменилось низкими серыми тучами, нависшими над рядами пальм вдоль шоссе. Вокруг все такое зеленое и дикое. Точнее, не совсем. Майлс отмечает дорожные указатели «Киностудия «Юниверсал», «Диснейуорлд». Интересно, парк развлечений работает? Вероятно. Очаги упадничества, подобные казино в Блэк-Хок или секс-магазину в Денвере. Странно думать, что он когда-то был ребенком, считавшим парки развлечений невинной забавой, а не творением сатаны. Наверное, вот почему они заболели после того, как сходили в «Диснейленд». Божественная кара. – Что ты там рисуешь? – Щедрость грузно опускается в соседнее кресло. – Аттракционы для парка развлечений. – Отвлечений, – недовольно поправляет Щедрость, как будто он сам этого не знает. – Мы готовы на все, чтобы отвлечься от окружающего мира и своих забот. Парки развлечений. Наркотики, выпивка, секс. Только бог способен принести в нашу душу покой. – Но что, если бы это был парк развлечений Всех печалей? Храм Страны радостей! Все аттракционы основаны на Священном Писании и… – Красивая мысль, Мила, – говорит Щедрость, мягко закрывая лежащий у него на коленях альбом, чтобы он больше не мог рисовать. – Но это не наш путь. – Но разве Господь не хочет, чтобы мы тоже радовались? – Конечно хочет. Из печали радость. – Но никаких парков развлечений. – Вот именно. Майлс вздыхает и убирает альбом. Автобус проезжает мимо скульптуры в виде огромной каменной руки, тянущейся к небу. Чтобы прикоснуться к богу, как в Сикстинской капелле. «Не к члену, это не памятник онанизму. Прекрати!» Временами шоссе проходит по узкой полоске земли между океаном с обеих сторон, на берегу у самой воды коттеджи, по большей части заколоченные. Многоуровневые парки пышут зеленью, подобно висячим садам Навуходоносора. Майлс радуется новым знаниям. Он предполагает, что это городские фермы, подобные тем, что были в Солт-Лейк-Сити. – Слушай, Щедрость, а Церковь разрешает вам держать собак? – Бог любит всех животных, перечисленных Адамом. Мы не можем брать с собой собак, отправляясь в Миссию, но если бы мы решили основать где-нибудь Сердце, думаю, без собак было бы никак не обойтись. В целях безопасности. И для удовольствия. «Понятно, – думает Майлс. – Никаких мастурбаций. Никаких парков развлечений. Но собаки – это можно. Только простые радости». И тут шоссе приводит их в Майами, город-джунгли, похожий на Дурбан, отмечает Майлс, на деревьях большие белые цветы, какие засовывают в волосы девушки, и повсюду пальмы. Небоскребы такие высокие, что достают до небес. – Людское тщеславие, – неодобрительно бормочет Щедрость. – Подобно Вавилонской башне, пытаются дотянуться до бога. Мы должны знать свое место. Однако слева от шоссе зияющая яма и груды строительного мусора, огороженные бетонными блоками и колючей проволокой. «Проход воспрещен! – написано на ярко-желтом плакате. – Опасный район!» – Что это? – Майлс выкручивает шею, чтобы посмотреть. Вокруг хаос и опустошение, целые кварталы разбомблены, на груде обломков валяется опрокинутый бронетранспортер. Здания разорваны пополам, в выпотрошенных внутренностях видны электропроводка и мебель. – Твою м… – Майлс сдерживается в самый последний момент. Мама подходит, чтобы посмотреть, садится за ним, поскольку ее место заняла Щедрость. – Все это мы уже видели. Это так печально, – невнятно произносит она своими покрытыми волдырями губами. – Как в Солт-Лейк-Сити. Да, но только там были следы от пуль на стенах и одно разрушенное здание рядом с Храмом. Здесь все масштабнее, страшнее и безлюднее. Огромная рана, зияющая посреди города. – Сражение за Майами, – ворчит Вера. – Попытка военного переворота во время «Вымирания». Мой знакомый служил здесь в береговой охране, когда все началось. Доминик О’Клэр. Его убило осколком минометной мины при штурме городской ратуши. – Я должна это сфотографировать! – восклицает Целомудрие, роясь в рюкзачке. – Где мой телефон? Кто-нибудь видел мой телефон? – Где ты видела его в последний раз? – пытается помочь ей Умеренность. – А я почем знаю! Кажется, в Атланте. – Должно быть, провалился между сиденьями. – Но что, если я не смогу его найти? Там все мои Покаяния! – Можно подъехать ближе? – спрашивает Майлс. – Нет, ни в коем случае! – решительно отвечает Вера. – Это опасно. Здания могут обрушиться в любой момент. Там могут оставаться неразорвавшиеся боеприпасы. Это место нужно обходить стороной. – Почему район не восстановили? – Это мемориал, дочь моя, – говорит Надежда, – мемориал страха, недоверия и того, что происходит, когда мы отворачиваемся от нашей веры. – Скорее у городских властей просто нет денег, – замечает Вера и направляет автобус по объездной дороге вдоль реки, а может быть, это океан. Майлс оборачивается, не в силах удержаться. Развалины прежнего мира. – Не беспокойся, – пожимает ему плечо мама. – Ничего подобного больше не повторится. – Но она не может этого знать. Никаких гарантий нет. Вера сворачивает на узкую дорогу, словно ведущую на остров, по обеим сторонам вода, въезд перегорожен шлагбаумом. Небо темнеет, становится гнетущим, влажность увеличивается. Сейчас не помешали бы жабры. Майлс едва не высказывает это вслух маме, но затем вспоминает, что злится на нее. – Что, если я его потеряла? – Целомудрие по-прежнему причитает из-за своего дурацкого телефона. – Что мне делать? – Мирские блага, – назидательным тоном произносит Щедрость. Шлагбаум поднимается, и автобус въезжает в убогий район, с бунгало среди тропических растений и покосившихся оград, но здесь уже стоят и другие автобусы, заклейменные логотипом Церкви из слезинки, окруженной лучами божественного света, и по улицам разгуливают другие сестры, оживляя все вокруг буйством красок своих «апологий». Гремит музыка, в парке разбит шатер, рядом столы и скамьи, и буфет, за которым сестры готовят и раскладывают еду. И здесь есть другие дети! Ватаги девочек в футболках и юбках, скроенных из той же ткани, что и «апологии», но только с непокрытыми волосами, со смехом снуют между монашками. У Майлса в груди сжимается комок, напоминающий о том, как же он соскучился по общению со своими сверстниками. Но он также разочарован увиденным. Академия в Атланте и вилла в Санта-Фе убедили его в том, что это Сердце должно быть грандиозным. – Мы здесь останавливаемся? – Недвижимость в Майами по-прежнему в цене, – объясняет Щедрость. Все стремятся сюда, вот почему мы нужны здесь. Больше душ – для этого требуется больше рук и больше голосов. – Но и более красивые Сердца, правда? – У нас есть Храм радости. Подожди, ты его еще увидишь. Им выделяют домик для размещения. Майлс с мамой, Щедрость, Целомудрие и Вера, по соседству с группой женщин из Бостонского отделения. Все так рады видеть друг друга, маленькие кучки у столов для пикника и взрывы пения, но мама недовольно уходит прочь. Майлс находит ее в заросшем густым кустарником уголке парка в самом конце острова, сидящую на скамейке под деревом. У нее в руках телефон. – Это телефон Целомудрия? Она его повсюду ищет. – Блин! Ты меня напугал! – Мама по-прежнему нечленораздельно мямлит. Она приспустила свою «речь», чтобы не натирать волдыри, у нее на губах плотный комок гноя. Тьфу! – Ты не ответила на мой вопрос. – Нам телефон нужен больше, чем ей. – Мама, воровать – это грех. – Наименьший из наших грехов. Подсаживайся ко мне. У меня свежие новости. – Какие? – Он остается стоять, скрестив руки на груди.