Х.: Адрес миссис Любительницы рыбок будет, как только ее экзотика окажется в аквариуме. З.: По-прежнему Нью-Йорк? Х.: Да. Все необходимые бумаги будут ждать тебя. Наша подруга по-прежнему с тобой? З.: Да. Пока что. Билли отключает звук, тайком сохраняет копию экрана и отправляет ее себе на электронную почту, после чего стирает отправленное сообщение, уничтожает фото и очищает корзину. Сообщники улики не собирают, а вот заложники этим занимаются. Пусть обзавестись пистолетом она не смогла; по крайней мере теперь у нее есть патроны. И матерь божья! Два миллиона долларов? 41. Коул: Недвижимость – Что ты слушаешь? – Коул хлопает Милу по плечу, чувствуя себя отрезанной наушниками, этими доспехами подростков. Мила милостиво вынимает из уха одну таблетку; оттуда звучит женский голос, звучный, настойчивый. Коул его не узнаёт, но это явно не рэп. – Проповеди. Матери Низшей. Они уже загружены в проигрыватель. Щедрость говорит, это часть моей подготовки. – По-моему, прямо сейчас тебе не нужно это слушать. – Она сказала, мам! – Ну хорошо. Есть что-нибудь интересное? – Ничего такого, что я уже не слышала, – пожимает плечами Мила. – Так, это Мемфис. Хо! Самый обыкновенный город. – А ты что ожидала? Двойников Элвиса[86] на каждом углу? – насмешливо спрашивает Коул. Она не добавляет, что даже если бы распространенная в бульварной прессе версия о том, что Элвис жив, была бы правдой, к настоящему времени Калгоа все равно уже прикончил бы его. – Смотри, кто-то нам машет! – Майлс указывает на тощую пожилую даму в светло-бежевом спортивном костюме, с улыбкой размахивающую руками. – Ну наконец-то! – говорит Вера, должно быть, здорово уставшая за длинный перегон от Талсы через Файеттвиль. Она крутит рулевое колесо, откликаясь на жесты пожилой дамы, которая приглашает их на стоянку, словно диспетчер с оранжевыми кругами на рулежной полосе аэродрома. Дама танцуя приближается к самой двери, чтобы поздороваться со всеми, пожать руку каждой сестре, выходящей из автобуса. – Добрый вечер, добрый вечер! Какая радость встретить всех вас! – Вблизи видно, что ее пепельно-серое лицо покрыто густой паутиной морщин, а ярко-красная губная помада растеклась по складкам кожи вокруг губ. – Алисия Грейсон, фирма «Грейсон-недвижимость». И я так рада, что вы наконец добрались сюда! Долгая дорога, да? – Мы к этому привыкли, – говорит Надежда. – Я сестра Надежда. Мы говорили по телефону. – Конечно, конечно. Ну, вот оно. Понимаю, смотреть особенно не на что, но у владения есть потенциал. Я вас провожу, если вы готовы. Сострадание хлопает себя по лицу. – Прошу прощения за комаров. Не самая теплая встреча. Могло бы быть и хуже, могли бы быть тараканы. Сейчас так жарко, черт побери, их просто настоящее нашествие. А еще не закончилась весна. Надеюсь, они не переносят вирус Зика. Но, я так полагаю, вы не из тех, кто разъезжает по всей стране, стараясь залететь. Это ничего, что я использую такие выражения? – Она похотливо подмигивает. – На самом деле, – говорит Щедрость с вымученной праведностью интернет-комментатора, – наша Церковь верит в то, что материнство – это священное призвание. В нем высший смысл для всех нас. – Это все красивая мечта, божья воля и все такое. Сама я так как-то и не завела детей. Это прошло мимо меня – узкие бедра не годятся для того, чтобы рожать. А теперь предлагаю вам пройти со мной, я хочу, чтобы у вас сложилось правильное представление. – У вас нью-йоркский акцент? – интересуется Коул. – Родилась и выросла там! Но климат мне не подходит. То слишком холодно, то слишком жарко. Здесь он лучше, мягче. Но я вот вам что скажу: у меня много времени на церкви. Не знаю, известна ли вам эта часть недавней истории, потому что она как-то выпадает из выпусков новостей, но черные церкви сделали для этого города больше, чем кто бы то ни было. Ураган Саймон в 2020 году? Было очень плохо, Миссисипи вышла из берегов, электричества не было две недели, полгорода в темноте, но это была лишь репетиция перед «Падением мужчин», вы понимаете, о чем я говорю, а погода не желает смилостивиться только потому, что люди умирают. Хотите знать, кто сплотился и позаботился о наших людях, черных, белых, корейцах и всех прочих, какие вам угодно? Афроамериканские церкви. Люди шли в темноте, электрические провода были оборваны, а ярко горящие окна церквей служили маяками, открытая дверь, лампы на солнечных батареях и газовые обогреватели; нуждающимся выдавали одеяла и теплую одежду, и еду. Церкви ухаживали за больными, помогали провожать в последний путь умерших. – Это все очень похвально… – начинает Надежда. – И это еще не все. Помощь и утешение. Истинно по-христиански. У вас такая Церковь? Потому что я вам прямо скажу: таким в городе будут рады. Именно это нам сейчас здесь нужно. Если вы пришли сюда, чтобы выполнять работу Господа, вы получите все разрешения проще простого. Хотя вам все равно придется заполнить все необходимые бумаги. Но, думаю, вы с этим справитесь. Совершая благие дела. Мой отец был египтянин, родом из Каира, мать из Куинса, и раз он еще в далеком 1935 году смог получить «зеленую карту»[87], хотя тогда это еще так не называлось, вы сможете получить от города разрешение основать свое… как вы это называете? – Сердце, – подсказывает Надежда. – Почему она так много говорит? – нетерпеливо пыхтит Мила. – Может быть, нервничает, – говорит Коул, не добавляя вслух: «А ты, наверное, нервничаешь потому, что не сходила в туалет на последней остановке, когда была такая возможность». – Точно! Я вспомнила, что это какая-то часть тела! Знаете, во время урагана, о котором я говорила, пожарные тоже проявили себя настоящими героями, все мы тому свидетели. Порой это все, что в твоих силах, потому что трагедия тоже может быть маленькой, личной. Знаете, какая большая трагедия событий 11 сентября 2001 года практически не получила внимания? Животные, которые были брошены в близлежащих районах. Я тогда присоединилась волонтером к обществу защиты прав животных, и мы спасли множество домашних питомцев. Я очень люблю животных. Все мы божьи создания, но они особенные, потому что они невинны; они никогда не делают никому ничего плохого, разве что из страха, или когда их натравливают плохие хозяева, как во время собачьих боев. Это просто отвратительно. – Аминь, – говорит Щедрость, но Алисия не замечает резкие нотки в ее голосе. Они подходят к фасаду здания из красного кирпича с серыми ржавыми ставнями и выцветшей вывеской, на которой еще можно разобрать буквы «…дский дом». – Та-дам! Вот тот дом, о котором я говорила. Ну, что скажете? Здесь был бар с живой музыкой, здесь выступали группы и комедийные шоу. – Пожалуй, нам придется изгонять отсюда призраков – прочь, разврат! – шепчет Коул Миле, но дочь лишь закатывает глаза и подчеркнуто придвигается к Щедрости. Алисия отпирает огромный навесной замок и борется с опускающимися железными воротами. – Первым делом нам нужно будет снять вывеску. Уф! Или смазать ворота, – смеется она. – Кто-нибудь мне поможет? С помощью Надежды ей удается приподнять наполовину створку ворот; всем приходится по очереди подныривать под нее, чтобы попасть в сырую темноту. – Дайте секунду, я найду щиток. – Щелчок в темноте, и протестующе начинают мигать люминесцентные лампы. Тараканы застывают на мгновение, словно захваченные стробоскопом, затем разбегаются во все стороны, когда во всех трубках равномерно загорается электричество. – Так! Здесь нужно навести порядок. Могу посоветовать отличных девчат, они сделают вам новую вывеску, может быть, даже со скидкой. Как, вы говорите, называется ваша Церковь? – Всех печалей. – Ого! Серьезно! Я так понимаю, комедийных шоу у вас не будет? Сожалею, сама я вам помочь не смогу, рот у меня как японский скоростной поезд. Вы слышали, хотят проложить такую линию от Нью-Йорка до Чикаго? По-моему, у нас есть задачи и поважнее, чем возможность посетить родственников в Иллинойсе, но, полагаю, все, что позволит нам быть ближе в эти непростые времена… – Это один из женских грехов, – мягко замечает Надежда. – Вы о чем, милая? – Многословие. Это один из множества путей, какими мы предали Господа, имевшего в отношении нас вполне определенные планы. Женщина должна знать, когда попридержать свой язык. Алисия холодно застывает на месте. – Ну, извините, если вас обидела. Первое, что узнаёшь в нашем городе, – много культур, много перспектив. Надеюсь, вы будете иметь это в виду. Любовь к ближнему – это та же самая терпимость. – Но терпимость уничтожила цивилизацию! – выпаливает Мила. Коул потрясена. Она притворяется? Определенно, она притворяется. Однако получается у нее весьма убедительно. – Совершенно верно, дочь моя, – сияет Надежда. – Если мы будем проявлять терпимость по отношению к злу, разве тем самым мы не допустим зло? Дорога в рай вымощена добрыми намерениями, снисхождением и терпимостью. Мы не можем позволить себе терпимость. Это роскошь слабых и трусливых. Мы должны твердо отстаивать свои позиции, бороться с унижениями и позором. Агент недвижимости моргает – у нее внутри щелкает тумблер, отключая что-то. – О да, теперь я вспоминаю название. Вы связаны с той большой церковью во Флориде, Храмом радости, с этой – как там ее – которая у них главная? – С нами благословение Матери, – говорит Щедрость. – Мы с радостью поможем вам раскаяться. – Мне не за что извиняться. Я горжусь всеми до одной своими ошибками, ношу их как медали. – Алисия продолжает, теперь уже ледяным профессиональным тоном: – Как видите, это бар, если хотите, строители его снесут. Если пройти в эту дверь, вы попадете в зрительный зал. Как я уже говорила по телефону, он вмещает двести человек, его легко переоборудовать в место для молитвы. Можете осмотреться. Не торопитесь, но вы должны меня извинить: мне нужно кое-кому позвонить. Пока остальные разбредаются по зданию, Коул хватает Милу за руку и отводит в сторону. – Я хочу посмотреть зрительный зал! – в негодовании восклицает та. – Зачем тебе это? И почему ты вдруг стала такой грубой?