— Ну, тот незнакомец. — А, тот. — Бабка немного помолчала и снова перевела разговор в другое русло. — Хорошо, что ль, сыщикам-то платят? — Хорошо. — А сколь? — Двести долларов в день. — Не поняла. — Бабка не разбиралась ни в долларах, ни в марках, а тем более в их курсах по отношению к рублю. — Пять тысяч в день, — перевела я в рублях. — Ого! — ошарашило бабку мое сообщение. — Так как выглядел незнакомец, появившийся здесь вчера? — третий раз задала я тот же вопрос, пытаясь получить на него ответ. Бабка снова проигнорировала его, заговорив совсем о другом: — Ты пять тыщ в день получаешь, а я тут перед тобой запросто так распинаюсь. Не-е-е, дочка, так дела не делают. Старая ведьма решила выудить из меня деньги явно в размере не одного стольника. — Сколько вы хотите? — поняв, что без денег Емарфилика Дормидонтовна рассказывать ничего не будет, спросила я. — Три стульника! — воскликнула бабка. — А не многовато ли? — Самый раз. — Хм. — Я не знала, что делать, ведь, забрав деньги, бабка могла сказать, что не помнит того человека, если он, кстати, вообще здесь был. — Чаво задумалась? Давай деньги, не пожалеешь. Много чаво видала вчера, очень помогу. Через два дня гада сыщешь. Точно говорю. Говорит, как цыганка на базаре: «Позолотите ручку, все расскажу, все о себе узнаешь». Нужно было кинуть кости, они-то меня никогда не подводили. Я достала из сумки кости и, немного отодвинувшись от бабки, кинула их на скамейку. Емарфилика Дормидонтовна с улыбкой смотрела на меня, видимо, думая, какая же я идиотка, что перед тем, как отдать деньги, кидаю кубики и зачем-то разглядываю их. 21+33+11 — «Вы настроены на «хорошую волну». Близится несколько неожиданных и очень выгодных для вас событий, но далее будьте предельно внимательны». — Дочка, ты чаво делашь-то? В ответ я достала три сотенные купюры. У бабки округлились глаза, и она тут же забыла про свой вопрос. Выхватив у меня из рук деньги, она завернула их в грязный сопливый платок и сунула под фуфайку. — Так как выглядел человек, который появился здесь вчера днем? — Мне уже надоело задавать этот вопрос. — Да-да, это ты точно говоришь, днем. — Ну! — прикрикнула я на бабку, чтобы она снова не начала разговор о высоких заработках детективов. — Вот. Часа в четыре дня пришел. Зашел через арку и говорит: «Как пройти дворами на Вольскую?» Проспекта ему мало. А я ему: «Плати — узнаешь». Он заплатил, сколько я сказала, и в ответ объяснила, как пройти на Вольскую. Оказывается, бабка умела говорить без этого дурацкого деревенского акцента. — А выглядел-то он как? — Такой высокий, в кожаном пальто. На голове кепка серая. Красивый такой, а глазенки-то так и бегают, так и бегают в разные стороны. Боялся чего-то, сразу видно. — И это все? — удивилась я. — Да, вижу-то я плохо, в тумане все будто. Ты дальше слушай. — Ну-ну. — Он же еще раз приходил, только со стороны дворов, куда в первый раз ушел. — Во сколько? — Ой, поздно, девица, поздно. Полпервого ночи, наверное. Да-да, точно, тогда еще Витька или Васька отключился. Темно было, не разглядела. — Васька, он быстрей отключается. — Да-да, Васька, как же это я забыла? Так вот, этот мужик мимо них проскочил и пропал в подворотне, ведущей к арке. — Очень интересно! А почему вы считаете, что это был тот самый человек, который приходил в четыре? — Он одет был точно так же, только очки зачем-то нацепил. И как это он в них не расшибся, прямо не знаю, темень-то какая была… — Это мог быть кто-то другой, в такой же одежде. — Я понимаю, если кто-то наденет такую же одежду, но чтобы этот кто-то надел такие же идиотские ботинки, все пряжками увешанные… Не думаю. Бабка мыслила, как настоящий детектив, логически и беспристрастно. — Он ушел в арку и больше не возвращался? — Ну как же не возвращался? Возвращался! Сразу после выстрелов обратно пошлендрал. Да только не повезло ему сильно. — Что ж так? — А у нас тут кто Витьку в отключке под руку попадается, всем не везет. Некоторых и узнать-то потом нельзя, так отмутузит. — И Витек этого мужика отмутузил? — Еще как! Видеть надо было. — Звон был? — Был, родная, был. У него на башке очки такие здоровенные… Так вот Витек ему все эти очки и раздолбал, а как с очками закончил, за лицо да за почки принялся. Не знаю, как тот от Витька убежать-то смог, по чистой случайности, наверно. Не убег бы, так тут без сознания и валялся бы до сих пор. — Он убежал? — На корячках уполз. — Куда? — На Вольскую свою, куда ж ему еще ползти-то. — А очки свои он с собой забрал или нет? — Забыл он их тут, не до очков мужичку-то было, зубы свои спасал да ребра. — Можно мне на них взглянуть? — с интересом оживилась я. Бабка заметила мой интерес к очкам чужака и поняла, что к пенсии можно получить еще одну приличную добавку. — Покупай, дочка, мне-то они ни к чему. Покупай. — Сколько? — Три стульника. Я в раздумье хмыкнула. — Да, три. Вещь, сразу видно, дорогая, сделана добротно, стоить, видать, подороже, но так как сломана, уступаю по дешевке. — Хорошая дешевка! — Не нравится, не бери. Но нравилось мне или нет, разбитые Витьком очки киллера, которые скорее всего были прибором ночного видения, нужны были мне позарез. Я отсчитала деньги и отдала их хитрой старухе. Деньги были спрятаны все в тот же грязный платок и засунуты под фуфайку. Бабка встала и, прихрамывая на клюку, медленно пошла в сторону аккуратно сложенных дров, приготовленных на зиму. Я поплелась следом за ней. Дойдя до дров, Емарфилика Дормидонтовна разгребла клюкой завал пустых водочных бутылок, под которыми оказался до неузнаваемости развороченный Витьком прибор ночного видения. Добротно сделанная вещь представляла собой жалкое зрелище. Прибор был весь погнут, рядом валялись разбитые окуляры. Я достала пакет, надела перчатку и собрала все до последнего осколка в надежде позже найти отпечатки пальцев киллера. — Милиции вы что-нибудь рассказывали? — вдруг вспомнила я. — Да бедные они, что им расскажешь? Что может знать глухая, слепая старуха? — Она изобразила подобие улыбки, возможное в ее возрасте. — Вот с такими, как ты, и поболтать приятно, а они что!.. — Она махнула рукой и захромала обратно к лавочке, а дойдя до нее, уселась на прежнее место.