– А какой он вуз оканчивал, не помнишь? – Ты прям как мамочка расспрашиваешь! Зачем тебе? – Рожу ему чистить собираюсь, – буркнул молодой человек. – Накапливаю информацию. – Опоздал ты, брат, боюсь, совсем опоздал, – с несколько лицемерным сочувствием проговорил Валёк. – Значит, где, говоришь, он тут, в столице, остановился? – Реально махаться с ним будешь? – Может, придется. – Только я тебе ничего не говорил. Ты как будто случайно их встретил… Где он остановился, не знаю, но она сказала, что в гостинице живет. И Лариска твоя как раз к нему ехала. Еще спросила: пустят ли ее к нему в номер или это запрещено? – Ехала-то куда? – Вышла на конечной, «ВСХВ»[1]. – И давно это было? – Да вот полчаса назад. – Это всё? Или еще чем-то меня обрадуешь? – Э, чувак, я, вообще-то, тебя хотел позвать пивка попить, отметить, что сопромат спихнули. – Спасибо, старина, но давай в другой раз. Я ведь на работе, и дел тут навалилось выше крыши. – Ну, тогда бывай, ответственный, хе, работник ЦК. Данилов положил трубку. Проживая свою жизнь в двадцать первом веке, он никогда не интересовался темой перевала Дятлова, но наслышан был. И слова Валентина о походе на Северный Урал заставили задуматься. Еще как задуматься! Да, группа Дятлова пошла как раз на Северный Урал в конце пятидесятых годов. А когда она вообще-то погибла? В пятьдесят седьмом? Или восьмом? Или вовсе в шестидесятом? Или прямо сейчас – в пятьдесят девятом? И его будущая мать собирается идти с ними?! В поход?! На Северный Урал?! Боже, как же сложно, когда под рукой нет Интернета! И ведь никак не проверишь информацию – если даже гибельный дятловский поход случился все-таки в прошлом, год или два назад, о нем ведь не писали советские газеты, даже словом не обмолвились. Но, впрочем, в руках Данилова имелся могучий информационный ресурс в виде ЦК партии. Он выскочил в предбанник. Ангелина, надев очки, печатала какую-то справку в две закладки копирки. – Ангелиночка Павловна, – резко вопросил Данилов, – помните такой случай: группа советских туристов, студентов, погибла во время зимнего похода на Урале. Умерли все, больше десяти человек. Год назад, два или три? – Н-нет, ничего подобного не припомню. – А могло такое событие до ЦК не дойти? – Да ну что вы! О чем вы говорите! Мы бы точно знали. – Тогда, Ангелиночка Пална, я вас прошу, бросьте все. Садитесь на телефон и звоните, свехсрочно, молнией, в вузы Свердловска. И не только Свердловска, но вообще всего Уральского региона. Выясните: идет ли на эти зимние каникулы в поход студенческая тургруппа под руководством некоего Дятлова. И дайте мне, пожалуйста, телефонный справочник. Какие там гостиницы у нас есть в районе ВДНХ, то есть ВСХВ? Ангелина – вот что значит школа! – казалось, одновременно ухитрилась сделать два дела. Одной рукой записала в рабочий блокнот установочные данные, что сгрузил ей Данилов: – Урал, – вузы, – поход, – Дятлов. И как будто бы другой рукой в то же самое время протянула ему справочник Московской городской телефонной сети, причем раскрытым на странице, где гостиницы. Причем нужные ему в районе Выставки – «Турист», «Золотой колос», «Байкал» – загадочным образом оказались отмечены легкими карандашными галочками. Данилов схватил фолиант и убежал. Открывая двери к себе, он слышал, как верная секретарша набирает междугородний номер. В ЦК партии уже появилось чудо-чудесное – импортные АТС фирмы «Строуджер», поэтому здесь, в единственном месте в стране, можно было звонить по межгороду не через телефонистку, а напрямую, набирая номер. Сам же Данилов из своего кабинета принялся обзванивать гостиницы. Волшебные слова – «С вами говорят из ЦК партии» – оказывали на собеседников магическое воздействие. Он даже свою должность преуменьшал: негоже помощнику Никиты Сергеича простым гостиничным клеркам телефонировать. Представлялся: «Инструктор ЦК КПСС Данилов» – и все равно пред ним стелились. Довольно быстро удача ему улыбнулась. Во втором корпусе отеля «Золотой колос» дежурная сказала: да, значится такой Кривонищенко, проживает в триста девятом номере. – Он сейчас у себя? Или вышел? – Ключ не сдавал. Значит, у себя, наверное. – Посетители находятся у него в номере в настоящее время? – Не могу знать. Не видела. Если хотите, могу дежурную по этажу спросить. – Да-да, в то время имелось такое чудо в советских гостиницах, как дежурная по этажу. Она восседала у лестницы или у лифта и зорко секла, чтобы вверенные ей постояльцы не роняли честь и достоинство коммуниста-комсомольца. – Не надо, лучше сами зайдите к нему в номер и попросите, чтобы он до моего прибытия никуда не отходил. Я приеду к нему для личной беседы. А тут и Ангелина к нему вежливо поскреблась. Данилов распахнул дверь, и секретарша доложила: – Свердловск, Уральский политехнический. Действительно, тургруппа Дятлова собирается на Северный Урал в поход третьей категории сложности. – Прекрасно! Телефон ректора? И секретаря парткома института? Вышколенная помощница подала ему листочек с четырьмя фамилиями и телефонами: кроме запрошенных там значились еще председатель профкома и начальник турклуба. – Со Свердловском разница во времени два часа. Там сейчас уже восемнадцать. – Я в курсе. Будем надеяться, секретарь парткома привык в прежние времена допоздна засиживаться. Спасибо вам огромнейшее за помощь! Нет, даже без Интернета можно жить. Если ты в ЦК партии, конечно, работаешь. – И соедините меня, пожалуйста, Ангелина Пална, с секретарем парткома института. Тоже политес, которому Данилов не сразу, но выучился: для пущего эффекта на периферию лучше звонить через секретаршу. Минуты через три в трубке раздался вальяжный, но исполненный чинопочитания голос партийного начальника. После взаимных расшаркиваний, когда секретарь парткома всячески пытался нащупать, к добру ли, к худу ли раздался звонок из «большого ЦК», Данилов влепил в лоб: – До нас дошла информация, что у вас собирается в туристический поход группа под руководством некоего Дятлова. Вряд ли главный партиец огромного института ведал об этом, да и фамилию Дятлова слышал едва ли, поэтому ограничился в ответ неопределенным междометием, чем-то средним между «да-да» и «я же их предупреждал». – Так вот, есть мнение, что экспедицию эту следует отменить, а группу – расформировать. – Понимаю. А что такое? В чем причина? Подставлять несчастных «дятловцев» и возводить на них поклепы Данилов не собирался, поэтому проговорил обтекаемо: – На маршруте возможны нежелательные встречи. – Понимаю вас, – столь же глубокомысленно ответствовал партийный чинуша, хотя ни черта, конечно, не понимал. Данилов положил трубку, достал из шкафа свое пальто с шапкой и бросился к выходу. Конечно, партийный секретарь вуза к его звонку должен прислушаться, не может не прислушаться. С другой стороны, дисциплинка в стране успела подрасшататься. И если лет десять назад, когда жив был усатый упырь, после подобного звонка из Москвы всю группу дятловскую могли ненароком и расстрелять, то теперь, кто знает, может, и вовсе пропустят в Свердловске «сигнал» мимо ушей? Надо подстраховаться. Поэтому молодой человек бросился вниз, к машине. Несолидно выскочил, почти бегом кинулся к стоянке. Шоферы персональных «ЗИМов», «Волг», а то и «ЗИСов» потоптывали на морозце, похлопывали руками, но курили, сбившись в кучу, и судачили. Они оглядели Данилова исподлобья – Алексея не уважали. Странно им было: чуваку положена по штату персоналка с личным водилой, а он, юнец, несерьезный оранжевый «Москвич» за собственный счет купил. Сам за рулем горбится. И моет свою тачку сам, и заправляет, и даже чинит. Но помимо удовольствия носиться за рулем по полупустому городу, Данилов очень хорошо представлял себе, что все эти водилы из спецгаража постукивают на своих хозяев, конечно: куда ездил, по какому адресу, да о чем в салоне говорил, как о ком отзывался. А зачем Алексею такое счастье? И так, он не сомневался, все время находится под колпаком. И кабинет его слушают, и квартиру – несомненно. Может, даже в «Москвича» жучок воткнули. Он вставил ключ в зажигание, вырулил с парковки и погнал. Быстро долетел до круга на Лубянке – памятник Дзержинскому тут только-только появился[2]. Пронесся по улице Дзержинского, потом по Сретенке. Светофор над Садовым горел разрешительным светом. Только в этом, пятьдесят девятом году их конструкцию начнут менять: зеленый сигнал поместят вниз, красный – вверх. Пока же все наоборот: зеленый – выше всех. Молодой человек в «Москвиче» помчался по проспекту Мира. Четверти часа не прошло, как он миновал свой дом возле метро «Мир» (так в ту пору называлась «Алексеевская»). Дальше, казалось, – край Ойкумены. Никакого памятника покорителям космоса (в который как бы втыкался в двадцать первом веке проспект Мира) еще не существовало. За железнодорожным кольцом начинались пригороды – город Бабушкин, а потом Подмосковье: Перловка, Тайнинка, Мытищи. Данилов остановился, не доезжая квартала до гостиницы «Золотой колос», запер «Москвичок», пошел к корпусу. И вдруг – ба, навстречу шествует его собственная юная мамочка – довольная, даже, кажется, раскрасневшаяся. Неужто посещала своего возлюбленного в гостинице? И советские церберши пустили? Разрешили пребывание в номере особы противоположного пола? – Привет, – он подошел к ней. Ее глаза округлились. – Данилов? Ты что, следишь за мной? – Конечно, слежу. А ты не знала? – Теперь буду знать. – Ты, говорят, любовь закрутила?