Часть 39 из 60 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Разве вам не нужна моя помощь?
– Сейчас нет. Это могу сделать только я. Возвращайся через полчаса.
Мадлен прошла в крытый дворик с лимонными деревьями. Несколько мужчин, расположившись за столом, играли в кости. Лениво взглянув на нее, они продолжили игру. Не зная, чем себя занять, Мадлен села у фонтана, глядя, как в воде резвятся золотые рыбки, и прислушиваясь к возгласам игроков. Через дворик, парами и втроем, шли придворные. Скорее всего, они стекались к гостиной, где Рейнхарт готовил сюрприз. В центре фонтана была статуя нимфы. Глядя на нее, Мадлен вдруг поняла, чего не хватает во дворце, густо населенном фланирующими придворными: здесь не было ни одного ребенка.
Время тянулось еле-еле. Число придворных, направлявшихся к гостиной, возрастало. По коридору торопливо прошли лакеи в голубых ливреях, неся серебряные блюда с едой и серебряные кувшины с напитками. Чуть позже в том же направлении проследовал квартет музыкантов с отполированными до блеска инструментами. Сердце Мадлен забилось быстрее. Она знала: ее время приближается, равно как и время сюрприза доктора Рейнхарта.
К половине четвертого Мадлен вернулась в гостиную и еще на подходе услышала гул голосов. Гостиная успела наполниться мужчинами в богатых камзолах и женщинами в изысканных одеждах из шелка и кружев. Повсюду сверкали драгоценные камни: в качестве пуговиц, на пряжках, в волосах и на груди, выставляемой напоказ. Запах дорогих духов смешивался с ароматом пищи и общим зловонием дворца. Столы ломились от угощения: жареные куры, утки в карамельном соусе, пирамиды засахаренных фруктов, горы пирожных и кексов. Входили и выходили юркие подавальщики, принося бокалы с вином, графины, наполненные ликерами, и серебряные кофейники. В углу собачка задрала ногу и помочилась на мраморную нимфу.
Доктор Рейнхарт стоял посередине гостиной, заложив руки за спину. Рядом находилась его таинственная машина. Скрытая бархатной накидкой, она была на целую голову выше своего создателя. Мадлен заметила, что машина стоит на массивном пьедестале. Рядом с Рейнхартом она увидела Лефевра, и это придало ей уверенности. Заметив Мадлен, Рейнхарт лишь кивнул ей. Его лоб блестел от пота. Значит, Мадлен была не единственной, кто нервничал.
– Если я подам тебе знак, ты должна подойти и в точности выполнить то, что я тебе скажу. Понимаешь?
– Да, месье, понимаю, – ответила она, чувствуя отвратительную сухость во рту.
Через несколько минут по гостиной пронесся шепот. Толпа придворных расступилась. Вошел король. Его камзол наискось перепоясывала синяя атласная лента. Король улыбался. Рядом шла мадам де Помпадур, с густо нарумяненным лицом, сверкая бриллиантами на шее и в волосах. Ее глаза пристально следили за всем и всеми. Людовик уселся на позолоченный диванчик напротив Рейнхарта. Помпадур села слева от него. Король взглянул на Рейнхарта, чуть наморщил лоб и слегка улыбнулся:
– Все готово?
– Да, ваше величество. Все готово.
Глава 21
Жанна
Что бы ни являла собой эта инфернальная машина, вряд ли она превзойдет худшие предчувствия Жанны. Хотя откуда ей знать, до каких пределов простираются способности часовщика? «Странный тип», – думала она, разглядывая Рейнхарта, рослого, неестественно бледного, с нездоровым блеском лица. Поначалу Жанна решила, что он чем-то болен. Впрочем, может, он просто нервничал. Кто-кто, а она хорошо знала, сколько болезней приносят человеку расшалившиеся нервы.
– Дамы и господа, – начал Рейнхарт с заметным швейцарским акцентом, – впервые я представляю здесь плод своих трудов, который создавал несколько месяцев под благосклонным покровительством его величества короля. Мое изобретение – первое в своем роде, и оно, смею смиренно предположить, идет дальше автоматов Жака де Вокансона, поскольку здесь представлены не только внешние органы, способные двигаться. Вокансон создал для вашего величества механического флейтиста. Я дарю вам… Посланницу.
Говоря, Рейнхарт потянул за веревку. Покрывало сползло. По толпе придворных пронесся возглас удивления. С пьедестала на них смотрела красивая девушка в светло-серебристом платье. Ее голову венчала золотая корона. Она сидела за небольшим позолоченным письменным столом, держа в руке гусиное перо. Свет множества свечей плясал на ее фарфоровом лице. Казалось, она дышит… Боже милостивый, она действительно дышала! Ее грудь двигалась. От ее движений, которые были едва заметны, кровь Жанны похолодела.
Закончив говорить, часовщик встал на табурет позади автомата, вставил золотой ключ и несколько раз повернул. Раздался щелчок, негромкое жужжание. Потом все смолкло, и кукла начала двигаться. «Какая мерзость!» – подумала Жанна. Кукла Рейнхарта наклонила голову, словно раздумывая, затем подняла руку, обмакнула перо в чернильницу и поднесла перо к лежащему перед ней листу бумаги. Зрители зашептались, раздались удивленные смешки. Но перо заскрипело, и искусственная девушка начала писать. Пока она работала, ее глаза двигались, будто она следила за появляющимися словами. Чем-то кукла напоминала жуткий подарок дочери Рейнхарта, от которого Жанна благополучно избавилась. Только у нее механизм был доведен до совершенства, и сверкающие зеленые глаза казались более живыми. Прошла минута или две. Кукла замерла, склонила голову в другую сторону и снова начала писать. Дописав последнее слово, она отложила перо и взглянула на зрителей.
Доктор Рейнхарт вышел вперед, держа лист со строчками, написанными автоматом. Показав их зрителям, он подал бумагу Людовику. Король встал:
– Вот что она написала:
Пусть выгляжу куклою заводной,
Не торопитесь судить свысока.
Себя ощущаю я живой,
И правду пишет моя рука.
В гуще придворных послышались восхищенные возгласы, поначалу робкие и немногочисленные, но с каждой секундой их становилось все больше. Людовик улыбнулся, а затем и рассмеялся. Жанна почувствовала жуткую тошноту. Горло жгло кислотой, поднимавшейся изнутри. Должен же Людовик увидеть то, что видела она и о чем догадывалась с самого начала. Эта кукла с безупречным фарфоровым лицом, длинными светлыми волосами и в серебристом платье выглядела совсем как девушка, которую Жанна видела в доме часовщика. Это была Вероника – дочь Рейнхарта, воскрешенная из мертвых.
Постепенно сердце Жанны вернулось к обычному ритму. Она решила попристальнее рассмотреть диковину Рейнхарта. Это была Вероника и в то же время не Вероника. То же лицо, покрытое белилами и румянами, похожее на безупречно гладкое лицо живой девушки с ее природным румянцем. Те же лучистые изумрудные глаза, которым Жанна позавидовала, едва увидев Веронику, но сделанные из стекла и лишенные осмысленности живых глаз.
Доктор Рейнхарт повернул подиум и приподнял платье куклы, имевшее вырез на спине. Там находилась полость. Часовщик сунул туда руку и показал механизм, благодаря которому кукла могла писать: хитросплетение штырьков, пружинок, а в середине – несколько медных дисков разного диаметра. Поблизости от Рейнхарта стояла его служанка (она же тайная шпионка Жанны) и смотрела на куклу. Жанна была так поглощена человекоподобной машиной, что только сейчас заметила присутствие Мадлен. Для Версаля служанку одели поприличнее: в полотняное платье с кружевными манжетами. Лицо Мадлен закрывала вуаль, и все равно Жанна разглядела ее бледное от страха лицо.
– Я могу управлять письмом, – продолжал Рейнхарт. – Она способна написать все, что вы пожелаете. – Он улыбнулся. – Думаю, до меня таких автоматов никто не делал.
Когда Жанна заговорила, ее голос звучал слишком хрипло и напряженно:
– Тогда заставьте вашу куклу написать послание королю, нашему дорогому Людовику.
Встав, она подошла к доктору Рейнхарту, намереваясь прошептать ему на ухо. От часовщика пахло мускусом, пудрой и каким-то лекарством. Рейнхарт нахмурился, затем кивнул. Он вернул куклу в прежнее положение, чтобы настроить механизм, но не показывать свои манипуляции зрителям, и провел рукой по лбу. Его губы шевелились. Возможно, часовщик напоминал себе последовательность обращения с механизмом, а может, разговаривал с куклой. Через какое-то время, показавшееся Жанне неимоверно долгим, он удовлетворенно кивнул и снова поднялся на табурет, дабы завести куклу.
Несколько секунд та оставалась неподвижной. Потом, как и в прошлый раз, наклонила голову, подняла перо и начала писать. Придворные замерли, следя, как перо движется по бумаге, выводя буквы. Его скрип был единственным звуком. Закончив писать, кукла отложила перо, склонив голову на другую сторону. От игры света на фарфоровом лице казалось, что она улыбается.
Рейнхарт кивнул Жанне. Та подошла к подиуму и взяла бумагу. По мере чтения рот Жанны кривился в холодной улыбке, потом она запрокинула голову и рассмеялась.
– А наша новая подружка очень умна. – «Даже слишком», – мысленно добавила Жанна. – Вот что она написала:
Я не знакома с этикетом.
Надеюсь, что король меня не упрекнет за это
И разрешит представиться двору…
Такую смелость на себя беру.
Придворные засмеялись. Раздались аплодисменты. Жанна передала бумагу Людовику. Он прочитал. На лице короля появилось раздражение.
– Никак ваша пишущая кукла насмехается надо мной?
Натура короля была настолько хрупкой, что даже фарфоровая кукла, начиненная колесиками и пружинками, могла задеть его гордость.
– Ни в коем случае, ваше величество, – покачал головой Рейнхарт. – Совсем наоборот. Она плачет.
Жанна слышала возглас Людовика. Так оно и было; она увидела это раньше придворных. В уголках кукольных глаз появлялись слезы, катившиеся по ее раскрашенным щекам.
– Черт возьми! – пробормотал Людовик, подаваясь вперед. – Она и впрямь плачет. У вас получилось. Вы создали куклу, которая не только пишет и дышит, но и плачет!
* * *
Жанна выжидала, пока любопытство придворных не будет удовлетворено полностью. Они толпились возле пьедестала, перешептывались, всматривались в фарфоровое лицо и заглядывали в полость на спине, где находился хитроумный механизм. Она спокойно смотрела, как Людовик взял доктора Рейнхарта за плечо и назвал часовщика гением, спросив, как тому удалось за столь короткое время создать это чудо механики. Доктор Рейнхарт не отвечал на его вопросы, а лишь улыбался. На фоне бледного лица улыбка скорее напоминала гримасу.
У некоторых придворных творение Рейнхарта вызвало не восторг, а оторопь. Они не приближались к пьедесталу, с настороженностью поглядывая на механическое чудо. Но только двое разделяли отвращение, испытываемое Жанной: ее горничная, сама казавшаяся застывшей куклой, и наставник короля, хирург Лефевр. Едва представление закончилось, Лефевр торопливо ушел. На его лице не было ни кровинки. Наверняка горничная и хирург задавались тем же вопросом, что и Жанна: зачем часовщик изготовил именно такую куклу? Зачем ему понадобилось воскрешать свою дочь?
Людовик подозвал одного из гвардейцев – высокого и тощего мужчину в ярко-красном мундире. Тот наклонился к королю, выслушивая распоряжение. Король указал на доктора Рейнхарта, затем на куклу. Гвардеец поклонился и ушел. Рейнхарту король сказал:
– Я хочу, чтобы это видели все. Кукла останется здесь, в моей часовой комнате. Завтра вы снова покажете нам вашу диковину.
– Непременно, ваше величество, – кивнул Рейнхарт. – Но кукле требуется надежное место для хранения, где никто не притронется к ней. – Он провел рукой по талии куклы.
– Что ж, это легко устроить. Я прикажу своим людям перенести ее.
– Я буду их сопровождать. Моя служанка Мадлен мне поможет. Механизм куклы предельно тонок и чувствителен. Обращаться с ней нужно очень осторожно. Никто не должен прикасаться к пьедесталу.
– Разумеется. – Людовик задумчиво потрогал кукольную руку, потом улыбнулся. – Честное слово, ощущение, как будто трогаешь настоящую руку.
– Да, – пробормотал Рейнхарт.
Он очень осторожно сложил кукле руки, наклонил ей голову, потом вновь накинул на нее покрывало.
– Это была ваша идея, mon cher? – непринужденно спросила Жанна, когда они с королем ужинали в его petits apartments.
Вместе с ними, на отдельном стуле, восседала Брийяна, белая ангорская кошка Людовика, которой он время от времени бросал кусочки мяса.
– Отчасти да. Мы много говорили о достижениях науки и о том, что может продвинуть ее еще дальше и понять принципы работы человеческого организма. Убедившись, насколько он искусен, я поручил ему создать автомат, способный превзойти творения Вокансона. У того автоматы могли лишь двигаться. А мне захотелось куклу, способную еще и дышать, плакать и проливать кровь. – Людовик бросил кошке очередной кусочек. – Воссоздать кровотечение Рейнхарту не удалось, зато он пошел дальше. Мне показалось, что его кукла способна думать. Знаю: невежественная толпа скажет, что мы зашли слишком далеко, возомнили себя богами и творим людей, будто какой-нибудь Прометей. Потому я и распорядился окружить мой заказ завесой тайны.
book-ads2