– Никоим образом, – сказала Рейчел. Я подавила улыбку. – Курение на территории строго запрещено. Но вы всегда можете покурить у задних ворот. – Обычно я делаю это именно там, – сказала Рейчел. Патрик посмотрел поверх наших голов в сторону реки и спросил, по-прежнему не встречаясь с нами взглядом: – У кого-нибудь из вас есть планы на вечер? Мы с Рейчел изо всех сил старались не смотреть друг на друга, но я чувствовала, как кровь быстрее циркулирует в моих пальцах, вцепившихся в край стены. – Нет, – ответила я, и у меня пересохло во рту. – Никаких особенных, – добавила Рейчел. – Вы не против остаться допоздна? – Нисколько, – отозвалась я. – Вы хотите, чтобы мы подготовили что-нибудь конкретное? Патрик покачал головой. – Все, что нужно, – это вы сами. И открытый разум. Мы с Рейчел кивнули, и Патрик ушел, на этот раз преодолев сад несколькими быстрыми шагами. После этого нам казалось, что конец дня никогда не наступит, но мы ждали, продолжая выполнять исследовательские задачи, которые поставил перед нами Патрик – задачи, которые теперь казались бесполезными в свете нашей тайны, – пока на закате в библиотеку не пришла охрана, чтобы провести проверку. – Сегодня мы будем работать допоздна, – сообщила Рейчел. Луис кивнул. – У нас не хватает сотрудников; если хотите, можете подменить нас позже. Мы обе рассмеялись, и я снова подумала о том, как замечательно, что нас редко беспокоит охрана, что нам разрешают работать, гулять, ходить по территории Клойстерса, когда и как мы хотим, несмотря на ценность здешних экспонатов. Менее чем через час Патрик вышел из своего кабинета с коробочкой карт в руке. Снаружи черепичные крыши приобрели темный терракотовый оттенок, едва свет солнца сменился городским заревом. Фонари, освещавшие сады по ночам, покачивались от легкого ветерка, дувшего с Гудзона. Патрик разложил карты на столе и посмотрел на часы. – Он должен скоро прийти, – сказал он. – Кто? – спросила Рейчел. Но в ее вопросе не было нужды, потому что в библиотеку вошел Лео; его джинсы все еще были грязными после дня, проведенного в саду. – Что он здесь делает? – осведомилась Рейчел. – Лео собирается помочь нам с очень важным экспериментом. На это Лео коротко улыбнулся мне, а затем достал из кармана горсть полиэтиленовых пакетиков. Он бросил их на стол, и я сразу же узнала их. Они были похожи на те пакеты, которыми он торговал на зеленом рынке, те, которые он продавал исключительно из-под прилавка – травяные смеси и настойки собственного производства, тщательно смешанные в оранжерее Клойстерса. – Я подумал, – объяснил Патрик, подходя к столу и беря в руки небольшой прозрачный пакет, – что, возможно, мы действовали неправильно. Я думаю, нам стоит рассмотреть возможность подойти к изучению карт по-другому, в совершенно новом состоянии, если хотите. – Вы считаете, что нам следует принять наркотики. – Рейчел сказала это без эмоций, напрямую, как будто это была просьба достать старую книгу из стопки. Но мне показалось, будто она знает, что именно Лео продает в этих пакетах; возможно, у нее была возможность попробовать это самой. – Нет. Не наркотики. Не в узком смысле. Не так, как мы понимаем их сегодня, – возразил Патрик. И в этот момент он напоминал прежнего себя – куратора, который нанял меня, куратора, который интересовался тем, что было в прошлом, – а не куратора, который был разочарован отсутствием прогресса, медленной разгадкой предмета своей страсти. – Как вы обе знаете, – продолжал он, – средневековый мистицизм широко изучен. И мы знаем, что тем, кто переживал видения, помогали некоторые средства. Возможно, белена и мандрагора сыграли важную роль в содействии видениям средневековых мистиков. Но это употребление наркотиков не для забавы, а для исследования, для понимания. Чтобы мы могли поближе познакомиться с нашей собственной интуицией, нашими инстинктами. Это процесс понимания, а не опьянения. Я уже давно говорил об этом, и Лео мне очень помог. Лео поднял один из пластиковых пакетов и потряс им. – Тридцать процентов белены, шестьдесят пять процентов мандрагоры и совсем небольшое количество белладонны и дурмана. Этого недостаточно, чтобы причинить вам вред, – объяснил он. – И в белене, и в мандрагоре есть гиосцин. Это галлюциноген, психотропное средство. В белладонне и дурмане есть атропин, он действует как мышечный релаксант и поможет все уравновесить. Рейчел посмотрела на Патрика. – Ты, наверное, шутишь, да? Ты хочешь, чтобы мы приняли яды, которые приготовил Лео? – Мы подумали о том, что это тебя обеспокоит. Так что… – Лео достал из заднего кармана термос и поставил его на стол. – Вот, они все одинаковые. – Он перемешал пакеты на столе. – Выбери один, и я приму это прямо сейчас. Рейчел выбрала пакет и передала его через стол Лео, который высыпал содержимое в свой термос и помешал. Затем он выпил отвар, запрокинув термос и методично глотая, пока не показал Рейчел пустой сосуд. – Это безопасно, – сказал он. – Я обещаю. Все, что здесь есть, в небольшом количестве вполне полезно. Я уже видела, как Лео продавал эти смеси женщинам в Верхнем Вест-Сайде, женщинам, которые искали спасения от собственной жизни, искали своего рода откровений. И, возможно, именно поэтому я чувствовала себя в безопасности, готовясь выпить отвар трав, которые Лео приготовил для нас. Или, возможно, я, как и Патрик, хотела пойти глубже. Посмотреть, что еще мы сможем открыть в картах, в самих себе, с некоторой помощью. Патрик достал три чашки и графин горячей воды, налил каждому из нас по чашке и раздал их вместе с пакетами. – Как скоро это начнет действовать? – спросила я у Лео. – От двадцати до сорока минут. Вещества должны проникнуть в кровеносную систему. Это происходит постепенно, не быстро. Вы можете заметить это только случайно. Рейчел сделала глоток чая. – Он очень противный, Лео. – Горький, – возразил он. – Но не противный. Я отпила глоток. Настой оказался бодрящим. Темная взвесь, плавающая в пахучей, травянистой жидкости; мне захотелось выпить ее одним глотком, дабы покончить с этим. – Спасибо, Лео, – сказал Патрик, осторожно отпивая из своей чашки. – Я буду в садовом сарае, если понадоблюсь. – Лео двинулся к выходу. – Почему бы тебе не заглянуть к нам через пару часов? – предложил Патрик. – Просто чтобы убедиться, что все идет нормально. Лео кивнул. – Я уверен, что все будет хорошо. Но я вернусь. Пока мы ждали, чтобы препараты начали действовать, мы освободили рабочий стол и открыли окна. Патрик принес из своего кабинета два канделябра и зажег их: пламя мерцало на легком сквозняке, проникавшем в помещение. Между нами установилась тишина, никто не осмеливался ее нарушить. Возможно, из страха, что следующие слова могут оказаться такими, что мы не сможем взять их обратно. Красный воск тихо капал на дубовый стол. И именно эти лужицы прозрачного воска дали мне понять, что происходит что-то необычное. Сначала мне показалось, что они мерцают и дрожат, кружатся на столе без всякого нашего вмешательства. Я моргала и терла глаза, пытаясь убрать то, из-за чего мое зрение стало таким туманным и нестабильным. Но когда мне не удалось прекратить движение восковых капель, я заметила, что предметы в комнате вокруг меня – книги и лампы, готические окна и изогнутые балки – стали ярче, словно освещенные изнутри. Рейчел, как я поняла, тоже почувствовала эффект, и когда она схватила меня за запястье, я увидела это по ее глазам – от белладонны ее зрачки расширились до блестящих черных кружков. – Почему бы тебе не разложить карты? – обратилась она к Патрику. И хотя ее голос звучал очень издалека, как будто она находилась в конце длинного коридора, Патрик так и сделал. Карта за картой ложились на стол. И по мере их расклада мой разум словно выполнял работу, которую до боли жаждали проделать пальцы. Каждая карта точно расслаивалась, открывая другую, скрытую под ней: Маг уступал место Меркурию, Влюбленные – Венере в сопровождении созвездия Тельца, Королева Кубков – женщине, похожей на Рейчел; ее длинные светлые волосы были увенчаны короной из золотых оливковых листьев, с одного плеча ниспадала тога, перетянутая в талии поясом. В панике я переводила взгляд с Рейчел на Патрика, пытаясь понять, видят ли они то же самое, но, очевидно, это видела только я одна. Когда я снова посмотрела на стол, карты, как и все остальное в комнате, начали излучать свое собственное потустороннее свечение, а когда пальцы Патрика обводили их контуры, то оставляли на столе золотистые следы, как будто часть его самого оставалась там, где раньше был его палец, – сотни огненных отпечатков. И хотя в комнате горели свечи, в ней стало темнеть. Как будто всех нас, да и саму библиотеку, затягивало все глубже в чрево Клойстерса. Как будто потолок с его ребристыми сводами и перекрещивающимися балками медленно опускался на нас. Но это было не страшно, а восхитительно, как будто я наконец-то стала единым целым с этим зданием. Как будто мы всегда были предназначены для того, чтобы быть раздавленными под тяжестью самой работы. Я до сих пор не могу вспомнить в точности расклад Патрика, но хорошо помню, что он сделал более одного разбора, что он постоянно возобновлял работу, пытаясь достичь результата, который продолжал ускользать от него. Мне казалось, будто все, что я вижу в картах, растворяется в дымке, прежде чем я успеваю это уловить. И я поняла: на самом деле наркотики не усилили мою интуицию, а притупили ее, замутнили, так что я больше не могла ни видеть, ни чувствовать так же ясно, как прежде. Но сквозь тьму, которая клубилась вокруг меня, все еще пробивалась какая-то странная энергия. Это был сигнал, который исходил от карт, когда Патрик шлепал ими по столу – вспышки тяжелого, темного будущего, которое я не могла объяснить, но которое, тем не менее, казалось определенным. Однако чем активнее я пыталась уловить эти вспышки, тем более невнятными они становились. Они наплывали на меня, как дурманящее облако, которое уходило так же быстро, как и появлялось. Под действием наркотиков я не заметила, как перестала дышать, как головокружение быстро перешло в потерю сознания. И хотя мне показалось, что прошло всего несколько минут, в дверях библиотеки уже появился Лео и спросил, всё ли со мной в порядке. Обойдя стол, он положил руку мне на плечо и посмотрел мне в глаза. Я хотела сказать ему, что не могу увидеть в картах нужные сведения, что травы, которые мы принимали, застилают мне зрение. Но когда я подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, движение оказалось слишком быстрым, и комната вокруг меня резко закружилась, выбросив меня из темноты в ослепительный свет. И хотя Лео что-то еще говорил мне, поддерживая меня обеими руками под мышки, и хотя я видела, как шевелятся губы Рейчел и Патрика, мои уши были словно забиты ватой, как будто я находилась под водой и наблюдала за всем этим с непреодолимого расстояния. Несмотря на то, что мне казалось, будто мои ноги совершенно не действуют, Лео все же вывел меня в сад. Но прежде чем мы вышли, я оглянулась на библиотеку. И увидела там Патрика и Рейчел. Оба склонились над столом; рука Рейчел тянулась к карте, каждое движение в свете свечей выглядело медленным. В саду, однако, мне не стало лучше, чем в библиотеке. Резные капители и статуэтки, петляющие лианы, обвившие кельтский крест, который украшал центр клуатра Три, тени и полумрак – все это как будто тянулось ко мне, чтобы схватить меня, затащить внутрь. Когда Лео шел со мной по галереям, блестящие камни слепили меня, а фреска со львом прыгала у меня перед глазами, преследуя нас по стене. Казалось, все намеревалось причинить нам вред. – Я хочу вернуться. – Это был мой голос, хотя я едва узнавала его. – Тебе нужно немного протрезветь, – проговорил Лео, и я поняла, что он ведет меня по коридору для персонала в сторону кухни. – Я собираюсь чем-нибудь накормить тебя, а потом ты сможешь вернуться. – Он не смотрел на меня, а просто волок меня вперед; его длинные руки и крепкая спина служили мне надежной опорой в моем тогдашнем неустойчивом состоянии. – Что ты ела сегодня? – Я теперь почти ничего не ем, – ответила я. Это была правда, и в моем сознании возник образ Рейчел в виде скелета, в виде человека, который медленно превращается из плоти в кости. – Тебе следует это исправить. В кухне Лео усадил меня на стул и предложил мне кусок торта из холодильника, но я оттолкнула его. – Ты должна, – заявил он. – Меня будет тошнить. – Нет, не будет. – Лео стоял рядом со мной, и я чувствовала его руку на своих волосах; он гладил их и запускал в них пальцы. Утешал меня, поглаживал. – Я хочу вернуться, – повторила я.