— Ну, здравствуй, Чебурашка, — я дернул глушителем, показывая, чтоб не опускал пока руки, — Вот ты, оказывается какой? На голове с бритыми висками и закосом под ирокез лежали черные косички, и будто зализанные уходили за непропорционально большие уши. Лицо молодое, обычное для этих мест, не факт, что, увидев второй раз, узнаю. Хотя нет, с такими татушками, точно ни с кем не перепутать. На переносице молнии, как когда были и у меня, на щеках будто слезы елочки от глаз до подбородка. Огромный сине-желтый синяк над бровью, который даже черная кожа скрыть не может. Одет в рваную тряпичную рубаху, явно деревенский хэндмейд, на руках, также забитых символами, браслеты-фенечки из разноцветных ниток, колокольчиков не видно. Чебурашка выглядел спокойным, косился мне за спину, явно пытаясь рассмотреть профессора. Хотя смотреть там было не на что. Мужик отключился, пуская слюни по подбородку. Фиг знает, что с ним, проверять, я не стал. — Вылезай давай, гоу, гоу, — я опять помахал стволом и отступил еще на несколько шагов, — Говоришь по-русски? Парень помотал головой. Я переспросил про английский, потом зачем-то про немецкий и французский. Ни на «шпрехен зе дойч», ни на «парле ву франсе» кивков не последовало. А дальше мой интернациональный словарный запас иссяк. — Ну и что мне с тобой делать? Апельсины есть хоть в ящике? Парень и на это помотал головой. Начал медленно опускать руки, наблюдая за моей реакцией. Я кивнул, и он уже быстрее поднес руки к лицу, открыл рот и стал тыкать туда пальцем, а потом скрестил ладони и потряс ими. Немой значит. Один хер, мог бы и по-французски с таким же успехом говорить, но, может, хоть понимает. Я опустил автомат, но убирать не стал, подошел к профессору и, посветив на него фонариком, спросил, обращаясь к туземцу по-английски: — Друг твой или как? Лицо Чебурашки исказила злая гримаса, он замахал руками и начал что-то изображать. Целую пантомиму развел с эффектом удушения, удара по голове, закатывания глаз и плевков на пол. Талант прямо. — Я Андрей, — я ткнул себя пальцем в грудь, кивнул и показал на парня, завис на секунду, но потом плюнул, — Так ты мне и сказал, да? Писать умеешь? Парень закивал, радостно улыбнулся и изобразил нечто прямоугольное и показал пальцем на стол. Я принес ему листок бумаги и ручку, а в ответ получил настолько витиеватые каракули, что просто махнул рукой. — Как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? — я помог себе жестами, показывая, что здесь — это не в ящике, а вообще в больнице. В ответ опять увидел представление. Руки у глаз а-ля бинокль, я расценил, как то, что он что-то искал. А вот что именно и где, мы пытались понять минут пять. Он то тыкал на пробирки, то на логотип Global Diamond, внутри которого был схематично нарисован алмаз. Потом уже он махнул рукой на мое скривленное лицо и опять взялся за бумагу. Перевернул лист и стал там что-то чертить. Я не торопил. Чувство тревоги молчало, просыпаясь только в моменты стука в закрытом ящике. Опасности от Чебурашки не исходило, а вот польза с их чудесной краской и символами могла быть существенной. Парень протянул лист, довольный как ребенок в детском саде, сдающий работу воспитателю. Качество отрисовки в принципе соответствовало. Что-то среднее между наскальными рисунками древних и детскими каракулями. В углу он нарисовал алмаз, ну или бриллиант. Напротив, кривого монстра, а может кузнечика или муравья с крыльями, который сидел на лежачем человечке. Вот и понимай, как хочешь. Чебурашка кивнул, отдавая мне листок. Легонько поклонился, прижал ладонь к груди, а потом указал на ящик, на себя и на меня. Наверное, это было «спасибо за спасение». Я кивнул, он улыбнулся и как ни в чем не бывало, прошел мимо меня к двери. Поманил меня к себе, типа открывай скорее. — Там опасно, ты уверен? — в ответ утвердительный кивок, ни убеждать, ни спорить я не стал, не мое дело, — Кстати, пока не ушел, где бы татушку такую сделать? Показал на его символы, а потом почертил у себя на лице и предплечье. Чебурашка скривился, помотал головой, прижал палец к виску, кивнул, перевел палец на меня и скрестил руки. Типа ему можно, а мне нельзя. А потом стянул с руки одну из фенечек и протянул мне. Я не стал отказываться, вдруг тоже поможет. Глядишь артефакт какой туземный с плюс один к ловкости и меткости. Открыл дверь, попытался предостеречь от ловушек профессора, но парень, не оглядываясь, почесал по коридору, перепрыгивая лазерные лучи. Жалко парня, сожрут его там сейчас. Я подошел к камерам, уселся поудобней и, жуя остывшую лапшу, стал искать его на мониторах. Нашел и не поверил глазам, Чебурашка шел, не таясь среди шаркунов, а они на него не реагировали. Пусть аккуратно шел, избегая столкновений, подныривая под руками, а иногда и стелясь по полу, но факт оставался фактом — они его не трогали, суетились больше обычного, но и все. Я протер глаза, а потом ущипнул себя — вдруг мне все-таки что-то вкололи, и я на самом деле давно сплю, а мне все это привиделось? Не, нормуль. Провел пару техник определения реальности: подышал сквозь ладонь, почитал надписи на документах, пересчитал пальцы. Все реально. И лаборатория, и профессор, и племенной Чебурашка. Чернила у них просто какие-то интересные, вот и вся разгадка. Спасенный благополучно исчез из поля зрения камер, а я начал копаться в настройках. Нашел архив и стал откручивать назад в ускоренном темпе, ища знакомое лицо. Неделю перемотал на максимальной скорости, остановился только на моменте эвакуации сотрудников «Глобал корп». При свете дня подъехало несколько джипов, из которых высыпали бойцы в песочном камуфляже. В полной выкладке и заряженные по самое не балуйся, но обычные — не «призраки». Зачистили первую волну мертвяков и прикрыли, грузовики с подмогой в виде омоновцев-космонавтов с щитами и дубинками, собрались вместе и толпой пошли на штурм. Вернулись не все, но с ящиками, оборудованием и перепуганными врачами. Больных не вывозили. Сделали несколько ходок, а в последнюю ходку на них набросились «прыгуны». Перевернули замыкающий грузовик в колонне, а потом умчались из кадра вслед за джипами. Тел там полегло не меньше сотни, пришлось перемотать вперед, чтобы понять, куда они делись. Увидел и отложил лапшу, в горло уже не лезло. В первую же ночь появились странные типы, которых я мысленно окрестил — циркулями. Тоже когда-то были людьми, чем-то похожи на прыгунов, тот же лысый череп и жгуты мышц, только голова меньше. А вот руки, длиннее, чем нормальные, раза в два, вытянутые, практически без мяса, только острые кости, которыми они протыкали тела и утаскивали внутрь больницы. Я переключился на другую камеру с видом на палату «глобалов» и чуть не вывернул лапшу обратно, наблюдая за аппетитами тогда еще маленького «бутона». Сейчас бы покурить, но пачка осталась в рюкзаке, которого я здесь не нашел. Пришлось переключаться иначе, походил, размялся, разрядил один магазин и зарядил его обратно. И стал смотреть дальше. Дошел до момента, когда никакими мертвецами еще и не пахло. Даже странно смотреть — люди обычные, шустрят по своим делам, трещат о чем-то в очередях, кто-то расстроен, кто-то, наоборот, счастлив, будто ему только что гипс сняли. По таймеру и трех недель не прошло, а кажется, что в какой-то другой жизни. Мотал, мотал, останавливал, когда видел белых девушек, но пока все было не то. И вот, наконец, заметил сестру. Одета легко — шорты с футболкой, а через плечо сумка и фотоаппарат. Уезжает на мопеде с каким-то парнем из местных. Выглядит разозленной, что не удивительно, потому что ее почти выпихнули охранники из главного входа. Прокрутил еще назад и нашел момент, когда она только вошла внутрь. Переключился на камеру в холле и отмотал нужный период, проследил, куда пошла сестра. Она мило побеседовала с каким-то врачом и двинулась по коридору, изучая таблички. Симпатичная она у меня все-таки, с очень обаятельной улыбкой, только вот глаза не по годам мудрые. В следующий раз я нашел ее в кабинете главврача. Они спорили. Точнее она наседала, а он отбивался. И, судя по всему, она ничего не узнала. Собственно, все. Не считая новой снаряги, считай зря в больницу смотался. Или не зря — бросил взгляд на центральную камеру, которая все еще откручивала время назад и заметил странное оживление. Машины скорой помощи прямо у входа, врачи бегают в панике, под руки заносят кого-то. В больницу завели, точнее двоих завели, а трех вкатили на каталках, пятерых мужчин в форменной грязной спецовке «Глобал корп». Выглядят как шахтеры, на одном даже каска с фонариком. Пригляделся и узнал парня с фотографии из карточки на капсуле. Хм, в голове голосом Ксюхи стали строиться различные теории, и сразу же с выводами: — Космос, ну ты чего, лапшой мозги забил? Все же о-че-ви-дно! И если взять теорию, что это первые, или как их там называют, нулевые пациенты. Сечешь, куда я клоню? Вот-вот! — То заразились они в шахте и, так сказать, сразу с корабля на бал. На следующий день после того, как «глобалы» раскопали алмаз. Я подмигиваю, если что, чтобы ты намек понял. — Ладно, валю уже отсюда, а то ты как профессор сам с собой говорить начнешь! Чмоки-чмоки! Безусловно здравая мысль, но судя по камерам началась самая жара во всех смыслах и мертвые пробки на этажах. Надо подождать. Я заварил кофе, найденный в запасах профессора и вернулся за ноутбук. Первым делом скопировал все важные моменты и с почты профессора, заботливо открытой в аутлуке, отправил на Катин почтовый ящик. Ксюхин я не помнил. На самом деле то, что телефон первый раз вспомнил, уже было чудо. Все в контактах записано, все в памяти, да не нашей, а смартфона. Но, будем надеется, что мимо нее не пройдет. Потом стал изучать переписку ученого и его заметки. Нашел ряд корпоративных рассылок, в том числе новость об эвакуации. Сотрудников призывали сохранять спокойствие, собрать вещи и перебираться в Лабораторный корпус номер два на территории заповедника Такагама Чимпанзи. Того самого, который был отмечен на Катиной карте в номере отеля. А еще ранее письмо с анонсом пресс-конференции и тем же адресом, куда должны были приехать журналисты. Вот только в этом письме профессору, а, как оказалось, звали его Альберт Куфлер, настоятельно рекомендовали туда не приезжать. В удаленных были письма с новостью о закрытии проекта и прекращении финансирования, и самые свежие с требованием перестать дурить, открыть лабораторию и пустить эвакуационную команду, плюс угрозы судом, а потом и физической расправой. Отправленных не было, зато в черновиках висел ответ Альберта с одной-единственной строчкой: «Вокруг одни паразиты…» Гадать, что это значило, сил уже не было. Все, что могло хоть как-то помочь, переслал Ксюхе — пусть она разбирается со своими знакомыми. Вдогонку отправил ей письмо, что со мной все в порядке, я просто потерял телефон. Надо валить, вернутся в железнодорожный музей, передохнуть и двигать в заповедник. Проверил камеры, не рассосались ли шаркуны. На втором этаже их даже больше стало, а вот на первом какое-то волнение, будто жмутся по стенкам. Пригляделся и, правда, освобождают дорогу. Из двери какого-то кабинета появилось несколько циркулей. На две головы выше средних шаркунов, но руки-штыри чуть ли не до пола достают. Хотя там с ногами тоже беда какая-то — ступней не видно, а скорее костыли с острыми концами. Длинноногие скрылись из виду, один за раздолбанными дверьми палаты с «бутоном», а другие свернули в боковой коридор. Я переключился на палату и сначала не понял, что монстр делает. Он остановился перед разорванной челюстью цветка, обошел ее, потоптался возле дырявого каната и пошел вдоль него к дыре в полу. Ну как пошел, два раза всего своими костылями махнул, а там полкомнаты. Что было в дыре в обзор камеры не попадало, да еще завалено битыми приборами, сломанной рваной ширмой и прочим мусором после взрыва. Я вдруг понял, что в принципе могу пока и не торопиться на выход. Этот стремный ходячий циркуль, так резко орудовал руками-копьями, что встречаться с ним желания не возникало вот от слова совсем. Я по телеку посмотрю, мне норм. А циркуль между тем явно раскапывал дыру, протыкая мусор и раскидывая его в разные стороны. Наконец, успокоился, посмотрел вниз и аккуратно опустил одну конечность. Мне пришлось встать и впритык воткнуться в монитор, потому что я в очередной раз не поверил своим глазам. По костяной лапе, как по канату, из дыры вылезало нечто. Женщина в рваной одежде, глаза светятся белым, сами глазные яблоки раза в два крупнее человеческих, кажется, что лопнут сейчас, или по крайней мере вывалятся. Носа нет, а открытый рот будто опарышами набит, ну или гусеницами, разрешение все же слабовато у камеры. Но главное, что мертвая баба, похоже, была беременна, огромный живот как раз и мешал выбраться, цепляясь за доски. И все бы ничего, но он светился изнутри. Было видно, что ребра раскрылись и формируют защитный скелет вокруг живота, в котором в мутной светящейся жиже, что-то двигалось. И только первая тетка перевалилась на пол, как черепашка, пытаясь подняться, за ней лезла уже вторая. За дверью в лабораторию послышался негромкий хлопок, потом еще один, но громче, а через секунду третий уже вполне похожий на взрыв. Я отпрянул от монитора, забегал глазами по экранам, пытаясь понять, что происходит. И увидел, как в коридоре, через который меня везли на каталке, несется тень, цепляя лазерные лучи. Часть обзора заслоняла оторванная лампа, болтаясь на проводах. Под ней, примерно на уровне третьей ловушки, лежал циркуль с оторванной лапой. А вот второй перепрыгнул через него, потом через Роберта, и звук удара в дверь, я услышал раньше, чем увидел все на картинке. Циркуль замахнулся и ударил еще раз. Дверь заскрипела, послышался еще удар, затем еще, а потом со звуком вскрываемой консервной банки с моей стороны появился кончик когтя, и потекла желтая слизь. Я подскочил к профессору, стал трясти его и заорал, забыв перейти на английский: — Альберт, очнись! Где включить ту штуку, которой ты Роберта завалил? А то нам хана! Вроде очнулся, посмотрел на меня мутным взглядом и пробормотал что-то похожее на: «я не понимать, не говорить по…» Коготь исчез, но только затем, чтобы появиться снова и на этот раз глубже, а потом, разрывая металл, понесся вниз.