Ногами бью по стенкам и крышке багажника, хотя в голове звенит от удара. Он меня что, похитил? Он ненормальный? Боже! Герман предатель! Он предал нас! Всех нас! Это была ловушка! Моя сумочка осталась в машине, и в ней ключ! Да что б вас всех… Машина едет дальше, и я даже не подозревала, насколько неудобно быть заложницей, валяющейся в узком и тесном багажнике, по которому луплю ногами. А Герману хоть бы хны. Ход машины ускоряется, и меня начинает тошнить. Подпрыгиваю на кочках и каждый раз ударяюсь обо что-то то коленками, то головой, то плечами, скуля от боли. Нет, заложницей быть крайне неприятно, вот что я скажу. Меня мотает из стороны в сторону, Герман явно не заинтересован в самочувствии своей заложницы. А я уже просто скулю, проклиная невозможную боль, затёкшие руки и плечи, ненормально вывернутые назад. Запястья сдавливаются металлическими наручниками. Я пытаюсь освободиться от них, но делаю только хуже. Металл до ужасной рези впивается в мою тонкую и нежную кожу. Я точно сделаю с ним всё, что обещала. Клянусь, Герману так просто это с рук не сойдёт. Очередная кочка, и я снова всем телом ударяюсь о металлический багажник. Боже мой… Неожиданно Герман даёт по тормозам, и я перекатываюсь по инерции, поджимая и без того зудящие плечи. – Ммм… Жмурюсь от боли и мычу. Глаза непроизвольно наполняются слезами, а через некоторое время меня оглушает звук клаксона машины. Герман просто держит руку на сигнале, а я не могу заткнуть уши. Это адски невыносимо. Мало того, мой рот, растянутый и одновременно туго стянутый тряпкой, начинает болеть. Я даже чувствую, как трескается тонкая кожа на губах, а старая рана снова даёт о себе знать. Да за что? Наконец-то, Герман перестаёт сигналить, но у меня всё равно в ушах звенит. Я ничего не слышу, кроме неприятного дребезжания в барабанных перепонках. Как они ещё не закровили? Машина ещё немного проезжает и останавливается. Герман меня куда-то привёз, и явно не к друзьям, ожидающим меня на вечеринке-сюрпризе. Автомобиль покачивается, а затем багажник резко открывается. Жмурюсь от яркого света. Неприятная резь теперь ещё и в глазах, а Герман грубо хватает меня за талию и вытаскивает. – Я… тебя… убью… – шиплю, но не в силах дёргаться. Всё болит. Рук, вообще, я не чувствую. Они онемели. Перед глазами продолжают плыть круги, в голове шумит от переизбытка крови в таком положении. Вишу на его плече. Но я кое-что вижу… асфальт… лестницу… – Я привёз тебе подарок, – зло цедит Герман. Снова мычу, надеясь, что тот, к кому меня притащили силой, будет немного добрее, чем Герман. Всё, я вычеркнула его из списка хороших парней. Он швыряет меня спиной на что-то мягкое, и я визжу от боли в плечах, хныча и издавая стон за стоном. Юбка моего платья задралась настолько высоко, что прохладный воздух касается внутренней стороны бёдер. – Ах да. Это тоже её, – в меня летит моя сумочка и больно ударяет в живот. – Ты… труп… – сквозь повязку шиплю я. – Будет буянить, оставь её так. Вот ключ от наручников, если начнёт сотрудничать. Всё. Я свою задачу выполнил. Вразуми эту психопатку, иначе её прикончат. – Голос Германа сопровождается громким хлопком, а я продолжаю хныкать. Повернуться не могу на мягком диване. Да, это именно диван. С обивкой в серых тонах, очень удобный, если бы я не была в наручниках, и всё моё тело не болело бы так сильно, то я бы оценила все плюсы своего положения. Но пока… потолок и боль. Горячая ладонь касается моего бедра, и я замираю. Вот этого ещё не хватало. Дёргаю ногой, чтобы ударить нападающего, но он с силой давит на ногу, а затем моё платье опускается, прикрывая трусики. Вау, жест доброты. Надо же… Приподнять голову я не в силах, у меня затекла шея, как и вся верхняя часть тела. И снова меня удивляет та нежность, с которой меня обхватывают за талию и медленно, чтобы я привыкла к изменению положения тела, удобно усаживают. Мои глаза от ужаса распахиваются, когда я смотрю в чёрные, сверкающие гневом. Дерик… Он молча развязывает повязку, убирая волосы с лица, и мой рот, наконец, свободен. Двигаю челюстью, и это так больно. Облизываю губы, почему-то запыхавшись от усилий. Затем Дерик поднимает мою сумочку, валяющуюся на полу, и ставит её на прозрачный журнальный столик, расположенный напротив белоснежного, выполненного из камня камина. Берёт маленький ключ и прижимается ко мне всем телом. Чувствую его тепло. Его дыхание в моих волосах. Дерик словно обнимает меня таким образом, расстёгивая и аккуратно снимая наручники. Но затем зло швыряет их на пол. Издаю стон от боли, когда плечи возвращаются в нормальное состояние. Но пальцы, руки… я их не чувствую. Словно читая мои мысли, Дерик без какого-либо выговора, мягко массирует плечи, отчего я закрываю глаза и благодарно вздыхаю. Его пальцы переходят ниже, к моим запястьям. Он кладёт мои руки на бёдра и растирает их, позволяя крови циркулировать так, как это заложено природой. Так проходит некоторое время. Я полностью отдаюсь его прикосновениям, вспоминая, как он умело всегда это делал для меня, заставляя забыть обо всём на свете. Но потом, когда боль уже отходит на второй план, а голова, хоть и огромная, начинает соображать, и до меня доходит, куда меня привёз Герман. Ладно, сама я бы не решилась на встречу с Дериком. Но в то же время я его ненавижу за то, что притащил меня сюда в таком жутком виде и в этой ужасной ситуации, зная, как сильно я сейчас разбита внутри. Но видимо, время пришло… Открыв глаза, встречаюсь с напряжённым взглядом Дерика. – Привет, – натягиваю нервную улыбку и шепчу. – Привет, – он сухо бросает в ответ и отпускает мои руки. И что сказать? Как начать? Не знаю, но я наслаждаюсь, просто глядя на него. Впитываю в себя вид его чёрных волос, лежащих волнами, его суровое лицо с такими красивыми, глубокими глазами. Я вдыхаю его аромат, понимая, как сильно скучала. Словно прошло намного больше времени, чем какие-то сутки. Он остался таким же, а я вот изменилась. – Хочешь что-нибудь выпить, Джина? – первым начинает разговор, но отворачивается от меня. – Эм… кофе? Я… да, я бы кофе выпила. Герман выбросил мой стаканчик и круассан тоже забрал. Он козёл, знаешь? Я не ела со вчерашнего дня. У меня была тяжёлая, бессонная ночь, да и прошлая не дала отдохнуть. Я практически двое суток без сна, два часа урывками не считается, а он у меня кофе забрал, – бурчу, зло выговаривая всё, что накопилось. Дерик огибает диван, и я поворачиваюсь, наблюдаю, как его мышцы играют под светлой футболкой, а ноги в джинсах словно созданы для модельного мира. Боже, он потрясающий даже со спины. Так, нужно сконцентрироваться, а не обтекать слюнями. У меня дело. Какое у меня дело? Я не помню. От усталости и того, что выкинул Герман, я ни черта не помню. Что я хотела сделать? Массирую виски, смотря на пустую полку над камином. Здесь бы хорошо смотрелись рамки с фотографиями, но их нет. Когда я была в доме Дерика в ту ночь, то не оглядывалась и не замечала, насколько модная и в то же время удобная у него обстановка. Кухня и столовая примыкают к небольшой, но в то же время светлой гостиной. Я думала, что всё будет тёмным, как его спальня. Или вульгарным, как его спальня. Или вызывающе красным, как его спальня. В общем, нет. Серые, белые, серебряные – холодные тона, но так идеально смотрящиеся на своих местах, как и высокое кресло. Оно мне нравится, больше похоже на что-то английское, обшитое замшей… это моё кресло. Я люблю кресла. В них удобно сидеть одной, словно подлокотники обнимают тебя и не дают задуматься о том, что они не живые. Чувство защищённости. Дерик возвращается с кружкой, и в ней точно не кофе. – Чай. Он для тебя сейчас полезней, чем кофе. Прости, у меня нет… хм, закусок. Дерик словно смущается от своих слов. Надо же, он умеет смущаться, даже немного краснеть. – Ничего. Спасибо, – стараясь, быть вежливой, киваю ему и поднимаю чашку к носу. – Очень ароматно. Пахнет мятой, – замечаю я. – Да… травяной чай. Я не пью из пакетиков. – Полезнее… да… конечно, это полезнее. Так, разговор не удаётся. Замолкаю и отпиваю чай. Сладкий, но не приторный и вкусный. Хотя бы так «поем». Отставляю кружку. Очень неловко. А ведь рядом со мной в моём любимом кресле настоящий принц Альоры сидит. Настоящий! Чёрт… – Я тебя ждал. Вздрагиваю от тихого признания Дерика и поднимаю на него взгляд. – Что? – После полудня. Мы договаривались, – прочищая горло, громче говорит он. – Эм… кажется, что договор утратил свою силу ещё вчера? – напоминаю ему о ситуации с Кристин. На самом деле я даю возможность Дерику сказать мне правду самому. – Я ждал, – отрезает он. Качаю головой и понимаю, что ничего я не добьюсь. – Тебе понравилось на ярмарке? – спрашивает он. Закатываю глаза и недовольно бросаю на Дерика взгляд. – Я опоздала и не успела съесть круассан. Герман его забрал, поэтому ничего сказать не могу. – Я знаю одну хорошую пекарню. Она в западной части города, прямо на берегу и там много отелей для туристов. Точнее, гостевых домов, как у Эльмы. Хозяйка печёт невероятные пироги и сдобу. Она никогда не жалеет начинки, и у неё всегда тонкое тесто. И хлеб очень вкусный. С тыквенными семечками и специями. Особенно хорош с маслом, чесноком и травами. Порой я не успеваю его купить. – На лице Дерика появляется тёплая улыбка, и моё сердце сжимается от того, как дороги ему все эти люди. – Мадам Горади? – уточняю я. Дерик переводит на меня удивлённый взгляд. – Ты была в её пекарне? – Нет… хм, она была на ярмарке. И именно её круассан у меня украл Герман. Но вот с кофе у неё беда. Он ужасный. Дерик смеётся и кивает. – Да, она считает, что он вреден для людей, и всегда готовит его настолько плохо, чтобы они отдали предпочтение чаю, который она тоже сама делает. Этот чай её. – Неплохая политика. От её кофе рот сводит настолько, что хочется запить, – смеюсь я. Дерик кивает мне в поддержку. – Первый раз, когда я попросил кофе, мне казалось, что она подсыпала в него отраву. Она подала мне его с таким сладким видом, что у меня заранее диатез начался… – Боже. И что ты сделал? – Я всё выпил. Она наблюдала за мной из-за прилавка. Но потом мне было настолько плохо, что я больше никогда не просил её приготовить мне кофе, и меня, вообще, отвернуло от него на пару месяцев, – отвечает Дерик, и мы вместе смеёмся. – Она знает толк, как заставить что-то ненавидеть. – Да, у неё большой опыт. А вот завтракать там зачастую было для меня любимым занятием. До уроков, до встреч с кем-то, или до того, как замок проснётся. Она открывалась рано из-за меня. Я по пути, после своей утренней пробежки, всегда заглядывал к ней. Хорошая женщина. Её дочь живёт в другой части Альоры и тоже открыла такое же кафе. Но никто не может переплюнуть Луизу. Она называет свою выпечку волшебной. – Почему? – Потому что готовит её с любовью, и она та ещё сводница. Поэтому я и ходил тогда, когда никого там не было. Хотя и в этой ситуации она постоянно хотела меня с кем-то познакомить, мешая мне есть чёртов пирог. – Дерик перестаёт улыбаться, видимо, вспомнив, что пришлось пережить ей. Его лицо снова становится серьёзным.