— Ты можешь сидеть, где захочешь, — мягко говорит он ей. — Но это все, что мы будем делать… сидеть рядом друг с другом. Наталья немного надувает губы, но все равно садится, откидывая свои светлые волосы набок и глядя на него. Макс наблюдает за перепалкой с выражением, которое заставляет меня думать, что он пытается не рассмеяться, в то время как моя сестра совершенно очевидно пытается флиртовать с Левином, оба они говорят достаточно тихо, чтобы, я думаю, они не осознавали, что мы все еще можем их слышать. — Ты не похож на мужчину, которому нравится разочаровывать леди, — говорит она, и в ее голосе все еще звучат дразнящие нотки. — Я не знаю, куда мы направляемся, но могу себе представить, что это, должно быть, довольно долгий перелет… Левин ухмыляется. — Ты права. У меня нет привычки разочаровывать дам, вот почему я больше не сплю с женщинами, которые могли бы что-то значить для меня. Одна ночь, и все. — Он бросает на нее взгляд. — Ты из тех девушек, которые заслуживают большего, чем одна ночь. Это явно застает Наталью врасплох. Она быстро приходит в себя и тихо смеется. — О, я думаю, одна ночь сделала бы меня счастливой. Что-то слегка дрогнуло в небрежной ухмылке Левина. — Ты слишком сильно напоминаешь мне женщину, которую я знал когда-то, — тихо говорит он. — Кого-то, кого я очень любил и потерял. Так что нет. Даже не только на одну ночь. Он колеблется, а затем легонько касается ее руки. — Прости, — наконец говорит он и встает, останавливаясь на наших местах и глядя сверху вниз на нас с Максом. — Мы направляемся на Санторини, — говорит он. — У меня там есть знакомый, который, возможно, смог бы нам помочь. Это займет около двенадцати часов, так что вы вполне можете немного поспать. А затем Левин молча подходит к передней части самолета, оставляя нас троих там. 20 САША Больше всего на свете я хочу поговорить с Максом обо всем, что произошло, но усталость слишком велика. В конце концов я засыпаю, положив голову ему на плечо, свернувшись калачиком на своем сиденье, желая воспользоваться каждым моментом, когда я могла бы быть так близко к нему. Я не знаю, как долго я сплю. Мои сны разбиты, беспорядочная паническая беготня и странные лабиринты, ощущение, что за мной гонятся, нить, проходящая через все это. Я просыпаюсь сонная и не такая отдохнувшая, как хотелось бы, мои волосы выбились из пучка, который я собрала наверх, и перекинулись через плечо Макса. Я сажусь, завязываю волосы обратно в резинку для волос и вытираю глаза другой рукой. — Мы уже на месте? — Полушутя спрашиваю Макса, и он смеется. — Еще около шести часов. — Он кивает в сторону прохода напротив нас. — Твоя сестра храпела все это время. Я бросаю взгляд на Наталью, которая крепко спит, свернувшись клубочком на одном из сидений. — Ты как-нибудь отдохнул? — Я с беспокойством оглядываюсь на Макса. — Ты, должно быть, тоже устал. Он криво улыбается. — Я достаточно выспалась перед приездом сюда с Левином, чтобы продержаться какое-то время. На самом деле после того, как я был так близок к тому, чтобы никогда не проснуться, я думаю, что был бы счастлив снова не спать долгое время. — Я думала, что потеряла тебя. — Я немного отстраняюсь от него, чтобы лучше видеть его лицо. — Я думала, ты мертв. Я думала, что видела, как ты умирал… Слова застревают у меня в горле, душат меня. Я чувствую, как мои глаза начинают гореть от слез, и Макс протягивает руку, обхватывая мое лицо ладонью, когда его большой палец смахивает первую, которая начинает падать. — Мне жаль, что тебе пришлось думать об этом так долго. Я хотел найти тебя намного раньше, но… — Я знаю. — Я тяжело сглатываю, отдаваясь его ласкам. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, я чувствую себя драгоценной не только потому, что я не знаю, как долго это продлится, но и потому, что я знаю, как близко я действительно была к тому, чтобы потерять его навсегда. Это было не просто недоразумение. Он был на волосок от этого, и я не могу этого забыть. — Ты приехал, как только смог. Макс слабо улыбается. — Откуда ты знаешь? Я еще не рассказал тебе, что произошло между той ночью в поместье и тем, как я нашел тебя. Я поднимаю руку и накрываю его ладонь своей. — Потому что я знаю, что ты всегда пришел бы за мной, если бы мог. Я знаю, что ты всегда будешь защищать меня. — Ты неплохо справилась без меня. — Рука Макса убирается с моего лица, но его пальцы скользят по моим, все еще держа мою руку. Тогда мне приходит в голову, что с тех пор, как мы воссоединились, Макс прикасался ко мне более небрежно, чем когда-либо в прошлом. Раньше это всегда была борьба, мы оба пытались удержаться от прикосновений друг к другу, чтобы это не переросло в пожар желания, который мы не смогли бы остановить. Теперь все кажется по-другому. — Во многом это была Наталья, — признаюсь я, сжимая свои пальцы вокруг его. — Я была бы мертва за несколько дней до того, как ты добрался туда, если бы она не ворвалась в офис Обеленского. — Я бросаю взгляд на свою спящую сестру. — Я многим ей обязана. — Я тоже, — тихо говорит Макс. — Если бы я потерял тебя, Саша, я не знаю, как бы я жил дальше. Я совершил так много ошибок… Мое сердце учащенно бьется в груди, внезапно наполняясь надеждой, которую я не осмеливалась разжечь вновь. — Я чувствовала то же самое, — шепчу я. — Конечно, я боялась умереть, и еще больше боялась, что Эдо отдаст меня Арту, чтобы позволить ему делать со мной все, что он захочет. Я вижу, как сжимается челюсть Макса при упоминании об этом и об Артуро, но я все равно продвигаюсь вперед. — Но больше всего на свете мне казалось, что на самом деле не имеет значения, уйду я или нет. Я не хотела быть в мире, где тебя нет, даже если мы не были вместе… ты ушел совсем… Слезы снова подступают к горлу, душат меня, и поток слов, заикаясь, останавливается. Я смотрю в глаза Максу, в ужасе от того, что меня отвергнут, в ужасе от того, что я каким-то образом неправильно истолковала то, что он имел в виду. — Я могла бы пережить что угодно, кроме мира, в котором тебя больше не существовало. — Саша. — Боль в глазах Макса пронзает меня до глубины души, разрывая на части, когда слезы текут быстрее. Он протягивает руку, чтобы смахнуть их, притягивая меня ближе. — Я проснулся в той хижине, осознав, что так и не сказал тебе того, что мне больше всего нужно было сказать, что я совершал ошибку за ошибкой, пытаясь защитить тебя. Это было бы самым большим сожалением в моей жизни, если бы… Он замолкает, и я чувствую, как мое сердце вырывается из груди. — Что? — Я задыхаюсь, замерев, когда мое сердце скачет в груди. — Что ты пытаешься сказать? Макс качает головой, и я, вздрогнув, понимаю, что его глаза тоже полны слез, они мерцают карим в тусклом свете салона самолета. — Я люблю тебя, Саша. Я думаю, что любил тебя каждое мгновение каждого дня с тех пор, как встретил тебя. Я так много люблю в тебе, так много вещей, что мог бы перечислять их с этого момента и до того момента, когда этот самолет приземлится через шесть часов, и мне все еще будет что сказать. Я люблю тебя, и я совершил больше ошибок, чем можно простить любому мужчине, пытаясь любить тебя на расстоянии, думая, что это было правильно, хотя этого не так. На мгновение мир останавливается. Я боюсь поверить в то, что слышу, боюсь поверить, что все это, в конце концов, не сон. Я слишком хорошо помню, что он сказал мне, когда мы в последний раз летели вместе в самолете в Италию, когда я была единственной, кто признался в своих чувствах. Ты не можешь любить меня, Саша. Я тебе не подхожу и никогда не подойду. Я несостоявшийся священник. Несостоявшийся брат. Несостоявшийся человек. Я нарушил все обеты, кроме одного. Я буду защищать тебя ценой своей жизни. Это единственное обещание, которое я все еще могу сдержать. Но я не могу снова прикоснуться к тебе, и ты не можешь любить меня. Ты не можешь. В конце концов ты об этом пожалеешь. — Однажды ты сказал мне, что я пожалею, что полюбила тебя, — тихо шепчу я. — Но из всего в моей жизни, о чем я могла бы найти причину сожалеть, любовь к тебе никогда не была, и не могла быть одной из таких вещей. Неважно, насколько тяжело или болезненно это было иногда, неважно, как сильно мне было больно думать, что я потеряла тебя, я бы никогда не взяла свои слова обратно. Слезы теперь постоянно стекают по моему лицу, их больше, чем Макс мог бы попытаться вытереть, они собираются в уголках моих губ и стекают по щекам и подбородку, когда я выпаливаю все это, все, что я так долго чувствовала. — Я пыталась, — шепчу я, моя рука все еще сжимает его. — Я старалась держаться на расстоянии, как ты все время говорил, что нам нужно это делать. Я пыталась не хотеть тебя так сильно, как раньше, смириться с тем фактом, что мы не могли быть вместе. Но…несмотря на все это, я не могла перестать любить тебя. Даже когда ты думал, что тебе нужно жениться на той другой, чтобы обезопасить меня, я все равно любила тебя. Я не думаю, что что-то могло заставить меня остановиться. Лицо Макса искажается при упоминании Адрианы, вина и боль очевидны на его лице. — Мне так жаль, — глухо говорит он, беря обе мои руки в свои. — Саша, боже, я даже не знаю, что сказать, чтобы все стало лучше. Когда я узнал правду о том, кто охотился за тобой, кто был твоим отцом, я почувствовал, что схожу с ума, пытаясь все исправить, пытаясь уберечь тебя. Я не знал, что делать. Но это не оправдание. Я должен был найти какой-нибудь другой способ. Он с трудом сглатывает, качая головой. — Я знаю, что не могу просить тебя простить меня за то, что я сделал с тобой. Но я потрачу остаток своей жизни на то, чтобы загладить свою вину перед тобой, если понадобится. Мгновение я смотрю на него, ничего не понимая. — Макс, я… — я тяжело сглатываю, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. — Я же говорила тебе. Я люблю тебя. Как ты сказал, я влюблялась в тебя с тех пор, как мы встретились, думаю, все больше и больше с каждым разом, когда видела тебя или разговаривала с тобой. У Алексея, когда ты пришел, чтобы найти меня… — Я закрываю глаза, чувствуя, как дрожь пробегает по спине при воспоминании об этом. — Ты спас меня. Ты спасал меня снова и снова. Но даже если бы ты этого не делал… Я чувствую, как мои ногти впиваются в его ладони, а зубы впиваются в нижнюю губу. Я чувствую себя напряженной, в ужасе от того, что будет дальше, от обрыва, с которого я, возможно, вот-вот сброшусь. — Ты думаешь, что так часто терпел неудачу, — мягко говорю я. — С твоей семьей, с самим собой, со мной. Но ты хороший человек, Макс. Ты был таким с тех пор, как я тебя знаю. Единственные люди, которым ты когда-либо причинял боль, это те, кто причинил боль тем, кто тебе дорог. Я не думаю, что это недостаток. Я не думаю, что в этом есть что-то плохое. Я никогда так не думала, и я придерживаюсь этого. — Я причинил тебе боль. Пытался разлучить нас, думая, что мне нужно сделать то, чего хотел Кашиани, и жениться на Адриане, чтобы снова занять свое место среди Семей. У меня нет этому оправдания… — Ты думал, что поступаешь правильно. Тогда ты думал, что это был единственный выбор. Я верю этому, Макс. Если бы я этого не делала, я бы не сидела сейчас здесь с тобой, не говорила тебе, что люблю тебя больше всего на свете… тогда и сейчас. Макс качает головой, и я чувствую, как сжимается моя грудь, во мне поднимается чувство паники. Я не могу потерять тебя снова, в отчаянии думаю я, цепляясь за его руки. Пожалуйста, не оставляй меня снова. — Ты понимаешь, что я пытаюсь не дать тебе увидеть во мне? — Он смотрит на меня потемневшими, убитыми горем глазами, но не отпускает моих рук. — Ты знаешь, что я сделал или, по крайней мере, часть этого. Я убивал людей, Саша, и не важно, как сильно я стараюсь, сколькими способами я наказываю себя, я не могу забыть этого, и не могу заставить себя сожалеть об этом. И когда я слышу, как ты говоришь о том, что Эдо похитил тебя, а мой брат хочет заполучить тебя для себя, мне и их хочется убить. Я хочу, чтобы им было больно, и я не могу найти способ примирить это с собой, думать, что я могу чувствовать то же самое и все еще быть достойным тебя… — Макс, я тоже так думаю. — Я смотрю на него, пытаясь найти способ заставить его понять. — Я хочу, чтобы им было больно за то, что они сделали с тобой, со мной, с нами. Единственный человек, которого я хочу простить, это ты, и я не думаю, что ты сделал что-то, за что тебе нужно, чтобы я простила. — Даже почти не женившись на ком-то другом?