Алла Константиновна вначале не оценила размер беды. – Уникальный ты мой, – со смешком сказала она сыну, – отлили тебя и форму разбили! Немцы отказались принимать больного, главврач клиники прямо сказал: – Я за всю мою практику подобного человека не встречал. Дай вам бог удачи. Филипп Леонидович бросил все силы на поиски донора, Леня слег окончательно, а операция все откладывалась. И вдруг в тот момент, когда парень почти смирился с неизбежностью смерти, Верещагиным улыбнулась удача: в автокатастрофе погиб совершенно здоровый мужчина, идеально совпадающий с Леонидом по всем показателям. Никаких осложнений во время операции не случилось, Леня скоро оказался дома, правда, отныне он начинает свой день с таблеток, которые препятствуют отторжению чужеродного органа. Леня долго восстанавливался, набирал нужный вес, постепенно наращивал физическую активность. Отец вначале ободрял сына, отправлял его на лучшие курорты мира, на воды, во Францию, Швейцарию, Италию. Но потом стал говорить: – Хватит нюниться, соберись, ты уже выздоровел. Надо думать о будущем, необходимо получить образование. С одной стороны, Леонид понимал, что отец прав: без диплома в нынешние времена никуда. С другой – парню не хотелось вскакивать ни свет ни заря на занятия, сдавать зачеты‑экзамены, корпеть над учебниками. У него уже выработался привычный график. Леня просыпался к полудню, неспешно завтракал, ехал в фитнес‑клуб, плавал в бассейне, обедал, отдыхал, бродил по магазинам, покупал вещи, до часа ночи смотрел любимые фильмы, слушал музыку. В‑третьих, Леонид знал: он единственный сын, кому, как не ему, со временем придется возглавить совет директоров фирмы отца. Леонида не пугало отсутствие необходимых знаний: босс ведь только раздает указания, выполняют их обученные люди. И последнее, наверное, самое важное: Ленечка хотел заниматься модой, в свое время он, лежа на диализе, от скуки читал гламурные журналы и понял: фэшн‑бизнес, вот что его привлекает. Внутренний голос подсказывал Леониду, что отцу не понравится профессия, к которой он тяготеет. Но младший Верещагин собрался с духом и сказал ему: – Можно мне уехать в Лондон? В Сент‑Мартинс колледж? Филипп Леонидович обрадовался: – Прекрасный выбор. Образование, полученное в Великобритании, считается одним из лучших. Какой факультет ты выбрал? Экономический? Юридический? – Хочу стать байером, – осторожно сказал Леонид. – Никогда о такой профессии не слышал, – удивился бизнесмен. – Это кто‑то вроде аудитора? – Нет, байер – закупщик коллекций одежды, – пустился в объяснения Леня, – он определяет, что будет носить народ, сидит на модных показах, знает все тенденции нового сезона. Брови Филиппа Леонидовича медленно сдвигались к переносице, Леня струхнул и от этого заговорил быстрее: – Папа, байерство очень важное и интересное дело. В фэшн‑бизнесе хорошие заработки, там вращаются миллионы! Филипп с размаха стукнул ладонью по столу: – В моей семье пидоров не будет! Тряпки удел баб! Пойдешь учиться на экономиста. Мне плевать, что тебе нравится. Сидишь на моей шее, значит, не имеешь права на личные интересы! Гея мне в семье не хватало! Идиота в розовых штанах с серьгой в носу! Не желаешь слушать отца, дверь открыта, топай на улицу и живи, как хочешь. Что было делать? Леня безропотно отправился туда, куда велел родитель, и начал грызть сухарь науки, к которой не испытывал ни малейшего интереса. Спустя некоторое время он привык ходить на лекции, радости никакой не испытывал, но и абсолютно несчастным себя не чувствовал, жизнь казалась сносной, преподаватели не придирались к студенту Верещагину, все знали, из какой он семьи, никто не хотел ссориться со всесильным богачом. Правда, однокурсники не спешили заводить дружбу с Леней, который, несмотря на успешное лечение, остался букой и правдорубом, но парень давно привык к одиночеству и даже стал находить в нем прелесть. В свободное время он бродил по магазинам, иногда в его голове зарождалась мысль: может, бросить на фиг занятия экономикой? Уйти от родителей, устроиться в какой‑нибудь бутик, начать карьеру байера с низшей ступени, прибиться к какому‑нибудь фэшн‑боссу, подавать ему кофе. Задора хватало ненадолго, Леня покупал себе очередной костюм и возвращался в золотую клетку. Год назад Леонид получил письмо. Он был немало удивлен: в основном на его е‑майл приходили приглашения из бутиков посмотреть новые коллекции, а здесь послание от какой‑то женщины… Леонид прервал рассказ, встал, подошел к письменному столу, открыл ящик, достал оттуда листок и протянул мне. – Читай. Я всегда распечатываю текст, мне неудобно с экрана просматривать. Я начала читать. «Здравствуй, Леня! Не знаю, зачем пишу, но пишу. Меня зовут Галина. Я единственная родная сестра Сергея Антипенко, донора, от которого тебе перешили почку. Сначала я сомневалась, следует ли рассказывать правду, но, думаю, ты имеешь право ее знать. Мой брат Сергей Антипенко был серийным убийцей, нападать на женщин он начал с четырнадцати лет, арестовали его в двадцать шесть. Во время следствия Сергей признался в совершении сорока преступлений, показал места захоронения тел. Адвокат пытался представить его психически больным человеком. На следствии Сергей рассказывал, что несколько раз в год испытывал непреодолимое желание убивать. Жертвой всегда становились девушки, совсем молодые, пятнадцати‑семнадцати лет. Брат никогда не вступал с ними в сексуальный контакт. Он просто лишал бедняжек жизни и таким образом получал разрядку. Даже у следователя зародились сомнения в его нормальности, но экспертиза признала Сергея вменяемым. Его присудили к пожизненному заключению, но не успели отправить к месту отбывания наказания. Ночью сокамерники напали на брата и жестоко избили его. Преступный мир не прощает тех, кто обижает малолетних. Сергей остался жив, впал в кому, очутился в больнице, где находился в вегетативном состоянии. Отправить брата на зону было невозможно, но и держать в палате его долго не собирались. Я единственная родственница Сергея. Наша мать умерла от передоза героина, отца мы никогда не видели. Я не могу ни понять, ни оправдать того, что сделал Сергей, и слово «брат» произношу с трудом. У меня есть семья, маленькая дочь, и, глядя на своего ребенка, я часто думаю о тех матерях, которые лишались любимых детей из‑за действий Антипенко. Мне хочется представить, будто его никогда не было, Сергей – дурной сон, кошмар, он фантазия моего ума, а не отвратительная реальность. К сожалению, меня постоянно беспокоили разные инстанции, содержание коматозника обходится в большую сумму, и сестра, как единственная родственница, должна была принять решение об отключении аппаратов. Не знаю, почему я тянула время. Сергей не мог очнуться. Самым страшным было бы, если бы он пришел в сознание. Но кто меня останавливал, я поняла позднее, это был твой ангел‑хранитель. Однажды главврач клиники попросил меня срочно приехать, в его кабинете я увидела Филиппа Леонидовича. Он рассказал о твоей болезни и попросил: – Сергей не сделал ничего хорошего за всю жизнь. Он сеял лишь горе, боль и смерть. Антипенко ждут в аду черти. Предоставь брату возможность хоть как‑то искупить грехи. Пусть он спасет хоть одного человека. Антипенко идеальный донор для Леонида. Я готов заплатить за почку любые деньги. Я подумала, что Филипп Леонидович прав. Сергею дан шанс, пусть он об этом не узнает, но на Страшном суде, восстав из гроба, он сможет сказать: «Господи, я подарил жизнь незнакомцу». Господин Верещагин щедро заплатил за почку. Я обрела душевное спокойствие и финансовое благополучие. Зачем же я пишу тебе? Сергей никогда ничем не болел. У него не было даже насморка, он получил бычье здоровье, мог без проблем прожить полтораста лет. А вот психика его оказалась изломана, как сухая ветка. Он был полным социопатом, не имевшим понятия о жалости, милосердии и благородстве. С младых ногтей он убивал животных, их мучения доставляли Сергею радость. Садист, психопат, убийца – вот его краткий психологический профиль. Ни воспитанием, ни репрессивными мерами, ни сеансами психотерапевта его нельзя было исправить. Он генетический урод, мутант без совести, мусор человечества. Давая согласие на пересадку его почки, я не подозревала, какой опасности подвергаю тебя. Правда открылась лишь после прочтения книги американца, доктора Майкла Джордана. Его труд называется «Память тела». Донесу до тебя ее содержание. На основании многолетних наблюдений Джордан сделал вывод, что вместе с пересаженным органом к новому владельцу от донора переходит его душа. Значит, ты унаследовал сущность убийцы. Если бы я ранее изучила труд Джордана, ни за что не дала б согласия на пересадку его почки. Леня, я с тобой не знакома, встречаться с тем, в ком теперь живет душа Сергея, не хочу и боюсь. Но поскольку я в некотором роде являюсь виновницей того, что случится с тобой в дальнейшем, считаю своим долгом тебя предупредить. Леонид, ты начнешь слышать голос, он закричит: «Убей, убей, убей». В эту минуту вспомни, что Антипенко малая твоя часть, и сопротивляйся изо всех сил, борись. Сергей не отстанет, он живет в тебе, захочет взять верх, захватить главенство. Борись с ним. Иначе ты станешь убийцей, пустишь свою жизнь под откос, очутишься в колонии специального содержания. Одна радость: сидя в тебе, там окажется и Сергей. Леня, держись подальше от юных девушек. Помни, Сергей млел от пятнадцати‑семнадцатилетних. Вроде у тебя есть младшая сестра Ирина? Сведи общение с ней к нулю. Антипенко не спит. Я желаю тебе мужества. Только очень стойкая, несгибаемая, гранитная личность способна противостоять натиску Антипенко. Он родился монстром, оборотнем, и Сергей отныне часть тебя. Удачи! Успеха! Душевного спокойствия! Тебе будет страшно, но ничего не бойся! Помни, мир принадлежит бесстрашным героям, а не избалованным мажорам. Мой последний совет: никому не рассказывай об Антипенко. Не поймут. Испугаются. Не захотят общаться с криминальной личностью. Объявят тебя изгоем! Выгонят из семьи! Вытурят из Москвы! Храни секрет! Если хочешь получше разобраться в проблеме, почитай подшивку журнала «Необъяснимое» за прошлый год и книги, список которых я привожу ниже. Более писать не стану. Ни своего адреса, ни телефона не дам. Не пытайся отыскать мой след. Бесполезно, после смерти Антипенко я сменила имя, фамилию, переехала в другой город. Галины Антипенко более нет, есть другая женщина, в семье которой не было убийц. Здоровья тебе и успешного сопротивления злу!» Я отложила листы. – Ужасно, правда? – еле слышно спросил Леня. – Глупо, – ответила я, – миллионы людей на Земле живут благодаря донорам. Ничьи души вместе с почкой или сердцем никому не переходят. А переливание крови? Знаешь, сколько ее нужно для любой операции? Тебе просто хотели испортить настроение, выбить из равновесия! Леня бросился к книжным полкам. – А вот и нет! Я занялся этой проблемой, увлекся психологией. Даже пожалел, что отец не настоял на моем психологическом образовании, оно мне может помочь разобраться в себе. Доступно объясняю? Мне пришлось кивнуть. Сейчас не время спорить с Леонидом и объяснять ему, что на психфак набирают людей, которые мечтают помогать другим, разгребать чужие, а не свои комплексы, фобии и беды. Леня потряс толстым томом. – Тут много интересного! Мартину К. вживили донорскую роговицу. Добропорядочный, тихий семьянин превратился в буйного, неуправляемого мужика, такого же, как его донор. Монашка Елена после переливания крови пустилась во все тяжкие, пристрастилась к алкоголю, начала курить травку. Учительница Антонина вообще захотела сменить пол, она уверяла, что после шунтирования чувствует себя восемнадцатилетним солдатом. У меня лопнуло терпение. – Стоп. Шунты – это части вены, которые кардиологи берут из нижних конечностей самого больного. В книжке неувязочка! Леонид показал на компьютер. – Интернет! Там… – Полно ерунды! – возмутилась я. – Сайт «Чужие», – не останавливался Верещагин, – люди рассказывают, как их подчинили души умерших доноров. Ну почитай! Все правда! – В Сети плавает масса дураков, среди них есть те, кто видел инопланетян, Годзиллу, общался с Тутанхамоном и вчера сражался в армии Александра Невского против псов‑рыцарей, – улыбнулась я. – Не смешно! – топнул ногой Леонид. – Я теперь часто поздним вечером слышу голос! Начинаю засыпать, а он бубнит: «Убей, убей, убей». – Поэтому ты попросил установить в спальне кофе‑машину, наливаешься эспрессо, пытаешься бодрствовать, чтобы не слышать эти слова? – догадалась я. Леонид сгорбился. – Верно. Антипенко днем не проявляется, оживает к ночи. Иногда он говорит около полуночи, порой раньше, никогда после часа. – Любопытный график, – протянула я. – А зачем ты под диван залезаешь? – Страшно, – по‑детски произнес Леня, – жутко. Он мне приказывает убивать. – Можешь вспомнить его слова точно? – попросила я. Леонид сел в кресло и по‑женски втянул на него ноги. – Разное произносит. Иногда просто ноет «убить, убить» или конкретно велит: «Ступай, зарежь Белку». Вот тогда я под софу и лезу, нос в пол уткну, уши зажму и повторяю: «Нет, нет, нет, уходи вон». Но Белку я убил! Ничего не помогло! – В Москве грызуна трудно поймать, – попыталась я вернуть Леонида к действительности. Младший Верещагин свесил голову на грудь. – Сейчас расскажу. Некоторое время назад голос по‑другому зазвучал, не так, как раньше. – С этого момента поподробнее, – оживилась я. – Что изменилось? Глава 21