— Наверное, ошибочка вышла, — сказал дежурный, успокаивая разгневанного капитана. — Завтра разберемся. А сейчас ночь, отдохнуть не грех. — Не нравится мне такая ошибка, — вслух подумал Фокин. Его охватила тревога. — Может, из железнодорожной дирекции кто вызывал? — предположил дежурный. — Вы ведь, кажется, с ними дело имеете? — Приходится договариваться по поводу транспорта, — подтвердил Фокин. — А ну, звони туда! Старший лейтенант замахал руками: — Ни в коем случае. Они люди гражданские, почивать по ночам изволят. Так что, хотите или нет, а до утра наберитесь терпения. Уступаю вам свой лежак. Ложе узковато, да другого нет. Как-нибудь перекантуетесь… Фокин стянул сапоги и, ослабив ремень, растянулся на топчане. Тарас примостился рядом. На душе было скверно. Случившееся с ними казалось нелепым, однако разумного объяснения парень не находил. Навалился сон, тяжелый и беспокойный. Тарас снова мчался в ночи на мотоцикле, спешил, боясь куда-то опоздать. Пролетали мимо заснувшие села, где-то ждала засада. Успеть надо было во что бы то ни стало. И он, зная о засаде, упрямо летел навстречу опасности… Проснулся Тарас оттого, что в соседней комнате громыхал голос Фокина: — Сразу надо было разбудить, старшой! Меня это непосредственно касается! — Вам все равно в особый отдел надо, — оправдывался дежурный. — Кто там поминает наш отдел? — За вошедшим в комнату захлопнулась дверь. Тарас мигом соскочил с топчана, выглянул в дежурку. У противоположной стены стоял незнакомый офицер. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбивался русый чуб, придававший красивому лицу задорное выражение. — Майор Зарубин, — представился он, протягивая Фокину руку. — О вашем прибытии мне сообщили, о случившемся тоже проинформировали. Машина у подъезда. Сейчас проследуем к месту происшествия. — Разрешите и ему? Тарас Поярков занимался этим делом с самого начала и потому осведомлен больше всех. — Кто такой? — Майор окинул Тараса цепким взглядом. — Сын, — ответил Фокин. Тарас вздрогнул. К сердцу прихлынуло что-то горячее. Саня!.. Отец! Да за такое всего себя до последней капельки отдать можно! Шагнув вперед, Тарас с трудом выговорил: — Я солдат, товарищ майор! Я готов к выполнению задания! На костюм прошу не обращать внимания. Он для маскировки… Зарубин одобрительно кивнул: — Хорошо сказано. Поехали, солдат! Уже в машине Фокин сообщил: — Ночью на «Приют охотников» совершено нападение. — Зачем? — подскочил Тарас. С переднего сиденья обернулся Зарубин. — Это предстоит выяснить, — сказал он. — Из полиции сообщили, в банду входило шесть человек. Один убит в перестрелке, второй схвачен, остальным удалось уйти в западную зону. — Значит, нас специально выманили? — спросил Тарас. — Трюк пустяковый, но выполнен натурально, — отозвался Зарубин. — В отеле вы могли помешать… — И как это я попался на такой примитивный крючок! — сокрушенно сказал Фокин. — Откуда вам было знать, капитан! А теперь расскажите-ка все, что знаете. Давай, солдат, начинай… В отличие от Фокина Зарубин слушал нетерпеливо, то и дело перебивал вопросами. Майор был дотошным, уточнял то одну деталь, то другую, требовал казавшихся незначительными подробностей. Тут же высказывал разные предположения и вопросительно, проверяя реакцию, взглядывал на спутников. Выражение лица его при этом беспрерывно менялось. До «Приюта охотников» добрались к десяти часам. У ворот их встретил Курт Вильде. Приветливо кивая, поздоровался с каждым. Тарас почувствовал, какая у него шершавая, мозолистая ладонь. — Для начала осмотрим место происшествия, — предложил Зарубин, ставший сразу строгим и собранным. — Показывайте, капитан! Отель, точнее, нижний его этаж выглядел жутко. Полы в номерах были разворочены, стены проломлены, мебель перевернута. В зале разгром оказался еще большим: стойка бара опрокинута, даже люстра скособочилась. Повсюду битое стекло, куски сухой штукатурки, лужи из пива, подкрашенные молоком. — Какие убытки! Какой разгром! — причитала фрау Ева и безнадежно всплескивала маленькими короткими ручками. Лицо ее, осунувшееся за ночь, подурнело и постарело. — Что у вас украдено, фрау Шлифке? — спросил Зарубин, когда, осмотрев номера, они вернулись в зал. — Такой погром, — запричитала хозяйка. — Мебель, посуда… Продукты испорчены. Все восстанавливать придется, а стройматериалов нигде нет… — Я спрашиваю, что украдено? — остановил ее Зарубин. — Не знаю. У меня нет сил. Еще не знаю… — У нее даже деньги из кассы не взяли, — заметил Курт Вильде. — Эта штучка уже давно проверила свои кубышки… — Странно, — задумчиво произнес Зарубин. — Ничего странного, товарищ майор, — вмешался молчавший до этого Тарас. — Они не то искали. — Что, по-твоему? — спросил Зарубин. — Кабы я знал, так и делу конец. Думаю, бандиты искали то же, что Ганс Майер. — Верно, солдат, — рассмеялся Зарубин. — Соображаешь. Ну а что искал контуженный? На этот вопрос мы не ответим, пока не выясним личность Майера. ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ Потрясенная открывшейся перед ней картиной, Рыжуха стояла посреди зала и испуганно шептала: — Майн готт, какой ужас! Сколько добра пропало!.. В деревне узнали о ночном нападении на «Приют охотников», и мать прислала Гертруду узнать, привозить ли молоко. Ведь после случившегося постояльцы наверняка уйдут из отеля. Кто же согласится терпеть неудобства? Тарас подошел к Рыжухе. Девчонка отозвалась на его приветствие и взглянула на парня округлившимися от страха глазами. — Зачем же ломать стены? — спросила сдавленно. — Почему надо портить замечательные продукты? Она еще раз обвела изувеченный зал взглядом и уставилась на Тараса с такой надеждой, будто тот мог ответить на все недоуменные вопросы. Парню стало неловко. Разведчик не имеет права фантазировать. Но показать перед девчонкой полную неосведомленность было досадно. — Следствие ведется, — многозначительно сказал он. — В ближайшее время специалисты разберутся… А пока все полагается держать в тайне. Из кухни выглянула фрау Ева, страдальчески закатила глаза: — Я разорена. Я погибла! Где найти помощь в трудную минуту?.. Лицо Гертруды мгновенно преобразилось. Она враждебно покосилась на фрау Еву и отчужденно спросила: — Молоко не потребуется ни сегодня, ни завтра. Правильно я поняла? — Да уж, милочка, — плаксиво сказала фрау Ева. — Ты, пожалуйста, передай своим: мне так нужна моральная и физическая поддержка… — Передам слово в слово, — бросила Гертруда и, круто повернувшись, вышла из зала. Тарас последовал за ней. — Ты отчего разозлилась на тетку? — А пусть эта дрянь не притворяется. О родственниках вспомнила, когда ремонт предстоит. Прежде по-иному пела: «Каждый должен думать о себе…» — Насолила она тебе, видать, крепко, — засмеялся Тарас. — Так этой дряни и надо. — Гертруда мстительно кивнула головой. — Плачет, что разорена. Пусть кого другого обманывает! Мы-то знаем, сколько у нее припрятано… — Послушай, — воскликнул Тарас, внезапно осененный блестящей, на его взгляд, догадкой. — Раз тебе про Еву так все хорошо известно, помогла бы мне? — Капитал она в основном держит в ценных бумагах… — Плевал я на ее капитал. — И Тарас рассказал девочке о пропавшей из альбома фотографии.