Кристина пыталась подслушать, о чем идет речь за запертой дверью в кабинете Макера, который примчался в банк сразу после ее звонка. Но до нее долетали только отдельные слова. Тарногол рвал и метал. – Как ты посмел выставить меня идиотом! – набросился он на Макера. – Как ты посмел соврать мне! – Я? Вам соврать? – Вчера ты сказал, что Левович – лентяй и его никогда нет на рабочем месте. Но Левович был в ООН! С президентом Франции! – От… откуда вы знаете? – c трудом выговорил Макер. – Из газет! – завопил Тарногол, потрясая свежим номером “Трибюн де Женев”. – Это какое‐то недоразумение! – Макер дрожал мелкой дрожью. – Чтоо?! – продолжал бушевать Тарногол. – А еще ты уверял меня, что Левович никогда не отвечает на письма, это тоже недоразумение? Вся эта почта пришла на твое имя! – От… откуда вы знаете? – снова пробормотал Макер, у которого буквально подкосились ноги. – Оттуда, что конверты лежат на твоем столе и на них указана твоя фамилия! – воскликнул Тарногол и, в ярости схватив кипу писем, веером подбросил их вверх. – Все кончено, Макер! О президентстве можешь забыть! – Ну что вы, право, Синиор, – попытался урезонить его Макер. – Мы так хорошо вчера посидели… вы назвали меня братом… – Это было до того, как я узнал о твоем обмане! Следующим президентом банка будет Лев Левович! С этими словами Тарногол вышел из кабинета, изо всех сил хлопнув дверью, чем до смерти перепугал Кристину. Макер рухнул в кресло, он был уничтожен. Через некоторое время раздался осторожный стук. Левович просунул голову в дверной проем. – Ты в порядке, Макер? – взволнованно спросил он. – Говорят, Тарногол устроил скандал. – Я совсем не в порядке, – простонал Макер, чуть не плача. – Что случилось? – спросил Левович, решительно заходя в кабинет в сопровождении оробевшей Кристины. – Все ужасно, – ответил Макер. – Что ужасно? – потрясенно спросила Кристина. – Ну скажите же, месье Эвезнер, вы так побледнели. Левович и Кристина с состраданием уставились на Макера. Ему не терпелось поплакаться им в жилетку, но не мог же он, в конце концов, рассказать им, как оболгал Левовича, и признаться в инциденте с почтой. – И вообще у меня стресс, – пожаловался он, не вдаваясь в подробности. – Почему стресс? – не отставала Кристина. – Из-за этой истории с президентством? – Да нет, при чем тут президентство, – солгал Макер в надежде, что Кристина не донесла Левовичу, что слышала накануне, и поспешил сменить тему: – Думаю, просто зимняя хандра, ничего страшного. – Ты еще ходишь к психоаналитику, которого я тебе сосватал? – спросил Левович. – Он отличный специалист. – Да, доктор Казан. Хожу каждый вторник, в полпервого. Как раз сегодня это мне будет весьма кстати. – Он ухмыльнулся для вида. – И по четвергам тоже. – Я и не знала, что вы ходите к психоаналитику, – удивилась Кристина. – Ладно, не все ли равно! – смутился Макер, ему не терпелось разрядить обстановку. – Может, пойдем выпьем кофе? Я угощаю. • В полпервого Макер вошел в кабинет доктор Казана, на площади Клапареда, дом 2. – Мне очень плохо, доктор, – объявил он с порога и бросился на диван. Макер начал ходить на консультации к Казану почти пятнадцать лет назад. После той самой истории с акциями. Отец, узнав, что он продал свою долю Тарноголу, так разозлился, что некоторое время вообще с ним не разговаривал. Макер записался к Казану по рекомендации Левовича, который заверил его, что это тот, кто ему нужен. Лев оказался прав: благодаря Казану Макеру удалось помириться с отцом. Но после его смерти он периодически впадал в депрессию и поэтому решил, чтобы поскорее восстановиться, перейти на два сеанса в неделю. Макеру нравился доктор Казан, благодаря ему он обрел веру в себя. Ему нравилась его безмятежность, мягкий взгляд, даже то, как он жевал дужку очков, слушая пациента. – Как я уже говорил вам, доктор, – доверчиво сказал Макер, – я считал, что пост президента банка мне обеспечен. – Да, по‐моему, я читал об этом в прессе, – вспомнил Казан. – Я как раз собирался вас поздравить. – Ну так вот, произошло досадное недоразумение. – Да? Макер в подробностях поведал психоаналитику о своих злоключениях в последние сутки. – Я правильно понимаю, что этот Тарногол и слышать о вас не хочет? – резюмировал Казан, когда Макер закончил. – И все из‐за моей дурацкой оплошности! – сказал он. – Ах, доктор, помогите мне придумать, как переубедить Тарногола, прошу вас! Я должен заставить его изменить мнение. Если меня не назначат президентом, я покончу с собой! – Что вы такое говорите! – испугался доктор. – Это нанесло бы непоправимый удар по моей репутации. – Кстати о репутации, – продолжал Макер, – к вам обращался некто Жан-Бенедикт Хансен, мой кузен Жан-Бен. Он ищет психиатра для своей жены, она страдает легкой формой циклотимии. Я посоветовал ему связаться с вами. Я сказал, что вы лучше всех. Но, если я не ошибаюсь, вы ответили ему, что не берете новых пациентов. – Да, уже много лет. Для вас я сделал исключение, потому что вас рекомендовал Лев Левович. – Ох уж этот Левович! – в сердцах воскликнул Макер. – Как же я его ненавижу! Такой выдающийся! Такой образцово-показательный! Хотел бы я быть на его месте! – Вы его ненавидите или восхищаетесь им? – А разве нельзя ненавидеть кого‐то, потому что слишком сильно им восхищаешься? – Можно, – кивнул доктор Казан. – Это называется зависть. – То есть я ему завидую? – Если быть точным, я бы сказал, что вы страдаете от invidia maxima[1], недуга, выявленного доктором Фрейдом в знаменитом казусе Люсьена К. – Что еще за казус Люсьена К.? – Люсьен К. был сыном богатого венского промышленника, который всю жизнь пытался заслужить уважение отца. Но отец вечно его во всем упрекал и в итоге променял его на другого мальчика, которого любил как сына, поставив его во главе своей империи. – Именно такие чувства я испытываю к Левовичу! – вскричал Макер. Он вздохнул с облегчением, узнав о существовании знаменитого прецедента. – А что произошло с Люсьеном К.? – Он убил отца, мать, жену, собаку – всех. И кончил свои дни в сумасшедшем доме. Поэтому Фрейд и смог изучить его случай. – Черт побери! – вздрогнул Макер. – Думаете, меня ждет та же участь? – Нет, – заверил его доктор Казан, – ведь пятнадцать лет назад все было в вашей власти. Отец передал вам эстафету, объявил вас своим преемником и публично вручил вам акции, гарантирующие избрание на пост президента. Но эти акции – по непонятной мне пока причине – вы продали Синиору Тарноголу. И ведь не за деньги, верно? – Я обменял их, – кивнул Макер. – На что же? – спросил доктор Казан. – Признаюсь, мне очень любопытно, что, на ваш взгляд, равноценно посту президента. – То, что все хотят, но никто не может купить. – А именно? – Вы мне не поверите. – Рискните. – Вы мне не поверите, – повторил Макер. Казан не стал настаивать. – Что вы собираетесь делать с этим Тарноголом? – Понятия не имею, – вздохнул Макер. – А вы, доктор, что бы сделали на моем месте? – Макер, – сказал психоаналитик, – скоро год, как мы работаем, чтобы подготовиться к вашему корпоративному уикенду. Вы помните, что он для вас означает? – Расставание с папой, – ответил Макер. – Точно. Вы наконец‐то перережете пуповину. Не забывайте, о чем мы говорили во время наших сеансов: папа больше не указывает вам, как жить. Вы сами, Макер, отныне хозяин своей судьбы.