Спустя час бесплотных попыток поработать в кабинет снова заглядывает Марк. Вернее всовывается одна лишь его голова и произносит: — А рыжая твоя не промах! Пока меня не было, заполучила место Катерины. И даже не дождавшись ответной реакции, исчезает. О-о-о-отлично. Я в ней и не сомневался, конечно. Но это прекрасный повод сделать ещё один ход на шахматной доске. В конечном итоге я позволю ей сделать шах и мат, но до этого времени мы разыграем много продуманных ходов. Иду в отдел маркетинга, подгоняемый нестерпимым желанием увидеть ее реакцию на следующие слова. Но Мандаринка сама врезается в меня. Улыбается мне. Выглядит ужасно развратно. Словно не на работу собиралась. Мы молча смотрим друг на друга. Я снова залипаю на ее "глаза", коварно выглядывающие из расстегнутой блузки. Жду, что она занервничает, обозлится, может, даже извинится, чем черт не шутит. Но, похоже, она затеяла новую игру. Соблазняет. Жмется ближе, шепчет "поздравь меня". А у меня уже всё готово к ее поздравлению, все по стойке смирно! Такая теплая, развратная, желанная и сама льнет. Сдается? Затеяла новый раунд? Ну уж нет, я ещё не наигрался в текущей локации. Тащу ее в кабинет отдела маркетинга и делаю ход. Посмотришь, Мандаринка, каково с подмоченной репутацией живется! Наслаждаюсь ее недоумением и исчезаю за дверью, ненадолго задерживаясь, чтобы послушать, как нахалка будет выкручиваться. Не пропадет, ох, не пропадет, с ее мозгами и языком… все в свою сторону поворачивает! Остаток вечера грежу о том, как могла закончиться эта сцена в коридоре, не будь я настолько вовлечен в игру. Разные вариации, одна привлекательнее другой, возникают в голове яркими картинками, и каждая, каждая заканчивается жарким, необузданным, крышесносным актом прямо на моем рабочем столе. Представляю ее в том самом алом платье, что и запустило череду этих событий, а под ним — чулки, такие черные, с широкой ажурной лентой, охватывающей красивые, умопомрачительные ноги. Представляю, как пальцы пробираются под тонкую гладкую ткань, спуская платье с одного плеча, потом с другого, и, наконец, открывающего вид на скрытые достоинства. Пальцами веду по ключицами, губами по скулам и вбираю сладкие мандариновые стоны нетерпения. О да, Мандаринка, ты не забудешь финал игры. Ни за что. Глава 20. Девичник Инна. — Еще кровавую Мэри! — ору я бармену, переваливаясь через стойку. — Инна, я, конечно, не хочу мешать твоему веселью, но завтра вторник и тебе на работу, — говорит подруга. — За-ну-да, — тяну я. — Мы сегодня празднуем, разве нет? — Да. Но мне уже пора, Марк звонил четыре раза и грозился приехать за мной, если я сейчас же не вызову такси. — Ох, подруга, как мне хочется заполучить такого же идеального Кена, хоть я и не Барби совсем… Чтобы звонил, беспокоился, приехал, если я попрошу, — понимаю, что начала распускать сопли — слюни, а значит, алкогольная норма уже превышена. Между веселой любвеобильной Инной и грустной жертвой обстоятельств — стопка, не больше, и, кажется, она уже позади. — Инна, ты обязательно встретишь его, — мягко говорит Оля. Оптимистка, мать ее. — У каждого есть половинка, просто некоторые встречают ее позже. Я почти готова разрыдаться на ее плече. — Половинки… это так банально, не находишь? Почему не четвертинка? Не одна треть? Я вот не чувствую себя ополовиненной. Скорее, словно какого кусочка в пазле не хватает. Как машина без бензобака! — приходит мне на ум гениальное сравнение, отчего я даже подскакиваю на месте. — Вот, вроде и бампер что надо и капот достойный, — очерчиваю руками тело, — и внутри турбодвигатель, коробка автомат, новая подвеска не шумит, задние сидения в салоне раздвигаются, — играю я бровями для эффекта. — А топливо даже залить некуда! И толку-то от машины, которая никогда не поедет? Кому такая нужна? — Коллекционеру! Ценителю! Специалисту по кузовным работам, который установит тебе бензобак и на топливе экономить не будет, — включается в игру в аналогии Оля. Смотрю на нее пораженно. Вот это выдала. Коллекционер! Ценитель! Ахахаха. Заливаюсь громким смехом. Вскоре подруга присоединяется ко мне и вот, мы вдвоем покатываемся со смеху в пустом баре, знаменующим конец первого рабочего дня недели. Когда мы успокаиваемся, Оля смотрит на меня серьезными льдисто-голубыми глазами и задаёт вопрос, на который я не хочу отвечать. — Есть кто-то о ком ты не хочешь рассказывать? — Хочу, очень хочу, но твоего осуждающего взгляда не выдержу. — Ты говоришь это женщине, которая встречалась с женатым мужчиной, другом отца и родственником собственного будущего мужа. Поверь, не мне тебя осуждать, — снисходительно улыбается она. — И то правда! — смеюсь я. — Короче, была одна ночь: умопомрачительная, жаркая, такая, что стоит держать огнетушитель поблизости, чтобы не спалить все вокруг. А он даже не понял, что мы знакомы. Потом ещё страстные поцелуи, посреди которых он тупо заснул. И тесные обжимания прямо в его машине, после которых он уехал и провел ночь с другой. А сейчас у нас холодная, или наоборот, чересчур горячая война, хотя уверена, он даже не понимает, что сам ее развязал! Скот! — выбалтываю я на одном дыхании. — И имя этому скоту… — Хромов. Илья, черт его дери, Геннадьевич. — Нет, Инна, ну, нет, — вздыхает Оля. — Ну как так-то. Ты же сама мне про него рассказывала, знаешь, что он не лучший кандидат… — Ну, про Марка я тоже говорила! Но ошиблась, видишь, — киваю на ее кольцо, украшающее безымянный палец. — Боюсь, в этот раз ты его даже переоценила. Мне нравится Илья, он забавный, интересный, и прекрасный друг для Марка. Но категорически не подходит тебе! Тебе нужен совсем другой. Умный, надежный, целеустремленный, готовый для серьезных отношений, который уравновесит твою активную жизненную позицию своими фундаментальными ценностями. Кровавая Мэри появляется как раз вовремя, чтобы охладить мое негодование. Фундаментальными принципами? Целеустремлённый? Говорит, как моя мама. Был уже один такой надежный, кинул меня перед свадьбой. А потом ещё умный, который ничего и не обещал, а сейчас женат на ней. А Хромов… он другой, однозначно. Головой, никогда бы его не выбрала, но проклятое сердце тянется к скоту, вопреки логике. А может, просто злополучный гештальт надо закрыть. Глотаю остатки солено-острого коктейля, закусывая хрустящим сельдереем и в голове проясняется. Конечно! Как же я раньше-то не поняла! Просто. Закрыть. Гештальт. И меня отпустит. Отказываюсь от предложения Летуновой разделить с ней такси и набираю номер одного парнокопытного. Сегодня я, наконец, отпущу ситуацию и смогу идти дальше! Глава 21. Все не так Инна. Кажется, я завела себе кошку, и она нагадила мне в рот. А ещё слона, который оттоптал мне голову и теперь она раскалывается. Возможно, во всем этом цирковом номере участвовал еще и трамвай, что меня переехал, потому что болит все тело. А, нет, все гораздо проще — в понедельник коктейли по полцены, чем я не преминула на радостях воспользоваться. Противная назойливая мелодия будильника разрывается своим "ты ушла к реалисту", а смахнуть его не выходит, пальцы не слушаются. Открываю залитые свинцом веки и тут же в ужасе хриплю, схлопывая их обратно. В комнате, почему-то, включен свет, который больно бьет по глазам. Отрываю лицо от подушки и сажусь в постели, все еще не размыкая век. Слегка приоткрываю их, чтобы найти тапочки и дойти до душа, но в глаза бросается сразу несколько странных деталей: тапочек нет, под ногами пушистый ковер, вместо привычного ламината, а постельное белье ярко-синего цвета никак не может быть моим. Резко вскакиваю с кровати, подавляя потребность организма сползти на пол и притвориться мертвой, и судорожно оглядываю пространство. Знакомые светлые обои, огромная двуспальная кровать, торшер в виде Венеры Милосской. Черт, черт, черт. Но самое ужасное — я в одном нижнем белье. Как, ну просто, как меня сюда занесло? — Пышка, ты уже встала? — доносится из-за двери. Твою мать. Кутаюсь в одеяло и выхожу к Живило. Он улыбается, словно выиграл миллиард на новогодней лотерее. В руках чашка с кофе и тарелка с бутербродами. Смотрит на меня так, что я не сомневаюсь — вчера все было. Черт, черт, черт. — Где моя одежда? — хриплю голосом Шер, проскальзывая мимо него в ванную. — Я закинул ее вчера в стиралку, сушится ещё. — Доносится из-за двери. За-ме-ча-тель-но. Из зеркала на меня смотрит чудище с потеками туши на лице, шевелюрой а-ля "я упала с самосвала, тормозила головой" и бешеным взглядом. Что вчера было, помню смутно. Примерно до звонка в дверь Живило. Помню, как мы разговаривали с Олей, помню, как расстроилась, что даже она считает Хромова скотом и как решительно двинулась закрывать свой гештальт брошенки. Блин, какого хрена Андрей все еще живет на съемной хате, если по его словам родители купили квартиру? — Живило, — зову из-за закрытой двери. — Я здесь, — откликается он, как будто так и не двинулся с места. — Ты чего здесь до сих пор живешь? — Так это… ремонт еще в квартире. И мама сказала, после свадьбы туда заедем. Пипец. — Живило, какой свадьбы? Ты что, до сих пор не сказал родителям? — высовываю свой негодующий нос из ванны. Ослик так и стоит у двери с чашкой в одной руке и тарелкой в другой. При виде меня вновь расцветает в глупой улыбке. — Иннок, может, позавтракаем? Или аспиринчик? Я приготовил. Знает, гад, что мне нужно. — Хорошо, ща умоюсь и приду. Вещи мои неси. Тот радостно кивает головой и исчезает на кухне. Инна, как же ты в то же говно вляпалась-то, а? Хуже было бы только, если ты проснулась в постели Хромова, честное слово! Хорошо, что остатки мозгов не растворились в алкогольном дурмане, иначе не избежать тебе, Иннок, романтической прогулки по граблям… Минут через двадцать немного приободренная холодным душем и чистой одеждой я вхожу на кухню, где накрыт не просто стол — поляна! И Живило, с видом рыцаря в сияющих доспехах, восседает на стуле во главе стола. При моем появлении он вскакивает, наливает мне новую порцию капучино из модной кофемашины — расщедрился, гад, а когда я хотела купить, был против! — и самолично кладет две ложки сахара, интенсивно их помешивая. Смотрю на него с прищуром, пытаясь разгадать тайну мадридского двора в его голове. Не может же человек без весомого мотива объявиться спустя год с копейками и выстилаться перед женщиной, которую сам же вероломно бросил? Тут Шерлоком быть не надо, не чисто все.