Поначалу, входя в зал, она всегда искала глазами Лайма, но быстро поняла, что это глупо. В чем тренироваться вместе творцам Огня и Земли? Первые годы при Дворе их всех учили одному и тому же: грамоте, арифметике, основам воздухоплавания и простейшим творениям всех четырех Стихий. Но по мере взросления творцы все больше углублялись в изучение своих Стихий, совершенствуясь в том, что было дано им по праву рождения. По окончании общего курса уроки творцов Земли проходили по большей части в оранжереях или целительных. Рут еще какое-то время в растерянности постояла у входа в зал и наконец решилась подойти к своему даллу. Мик о чем-то весело болтал с друзьями и сделал вид, что не заметил ее приближения. Стало совсем неуютно и колюче одиноко. Обожженный кирпич голых стен показался особенно грязным и унылым, а будущая тренировка – непреодолимо сложной. Мирра столкнулась с Рут взглядом и приветливо улыбнулась, отчего на душе сразу потеплело. Рысь много лет дружил с адмиралом Кромом, отцом Риккарда, и их семья часто бывала в Дубах. Рут нравилась Мирра: невысокая, даже ниже самой Рут, с копной непослушных черных кудрей и неизменной улыбкой на хитром, как будто немножко беличьем лице, она всегда буквально лучилась энергией и жизнелюбием. Риккард, долговязый и светловолосый, под стать своей далле был весельчаком и задирой. Творцы Воды до знакомства с этой парой казались Рут в основном нелюдимыми и высокомерными, но теперь Рут знала, что ошибалась. Мирра что-то со смехом рассказывала собравшимся, а Риккард с улыбкой слушал, чуть наклонившись и небрежно приобняв ее за плечи. От этой простой картины у Рут защемило в груди – ей мучительно не хватало таких вот обычных проявлений связи, существовавшей между даллами с рождения. Вскоре подошел чтящий, бывший сегодня их наставником. Как и большинство служащих, занимавшихся обучением творцов, он был очень стар. Разбив их на четверки для первой партии упражнений, он молча удалился в угол наблюдать за происходящим. В последний год обучения его роль сводилась почти исключительно к этому. В противники Мику и Рут достался невзрачный темноволосый творец и его высокая худая далла. По неприятной улыбке противника и кислой мине своего далла Рут поняла, что Мик знаком с ними. – Во славу Четырех, Мик! – в голосе творца Воды слышались язвительные нотки. – Да благословит Стихия тебя и Майю, Кай, – спокойно ответил Мик. Их бой был проигран еще до начала. Рут старалась изо всех сил, но ее Огонь был слишком слаб, к тому же она никак не могла ощутить Стихию Мика. Кай с Майей работали слаженно и без труда гасили Пламя, которое творил Мик, – сколь бы сильным оно ни было, двое выступали против одного. Два разрозненных огня раз за разом оседали на одежде жаркими облачками пара. Рут совершенно взмокла и выбилась из сил. Во время короткого перерыва между сменой соперников они с Миком стояли молча, не глядя друг на друга. Разочарование и досада, повисшие между ними, повторялись изо дня в день и все же продолжали ранить Рут. Творения Земли давались ей легко, с любовью и радостью, она не привыкла терпеть поражения так часто. Если уж на то пошло, она вообще не привыкла сражаться. Пришло время для нового боя, и в напарники им достались Мирра с Риккардом. Вначале бой шел по предыдущему сценарию, но в какой-то момент Рут стала замечать, что ее Огонь держится чуть дольше и гаснет не так легко. Конечно, этого было недостаточно, чтобы одержать победу, но все же в сравнении со всем остальным казалось успехом. Приободрившись, Рут попыталась поймать взгляд Мика, но с удивлением обнаружила, что тот осуждающе смотрит на Мирру. Рут вдруг поняла то, о чем Мик догадался раньше: Мирра просто-напросто поддается ей, из симпатии жалея слабую, никчемную соперницу. Разочарование и обида захлестнули Рут с головой – из-за себя, своей беспомощности, глупых попыток заслужить одобрение Мика, унизительной жалости Мирры, всего того, чем стала ее жизнь за последний месяц. Прикрыв глаза, она ощутила, как огромная тугая волна нарастает где-то внутри… Рут чувствовала, что теряет себя. Это было даже не творение, не Огонь в привычном понимании – просто она сама будто на какое-то время стала Стихией. Образы, рождающиеся в сознании, необходимые для любого творения, казалось, обгоняли саму мысль. Пламя ослепляло, отвратительный дымный запах горящей плоти резко бил в нос; Рут была в каждом углу огромного зала, полыхала на вековых стенах, заставляла их рушиться под своей мощью, она сжигала кости и вздувала пузырями кожу, оплавляла металл и стирала в порошок саму суть материи… Этому невозможно было противиться, Рут была каждым пожаром в мучимом засухой лесу и каждым затухающим угольком в стихийном камине, вечной, как само время, мимолетной, как вспышка на ветру. Не было ни страха, ни боли. В опьяняющей, бурлящей власти Рут чувствовала, что эта Стихия – ее и не ее одновременно, был в ней кто-то другой, второй, необходимый и не менее сильный, из чьего источника она так упоенно черпала Пламя. До слуха стали доноситься отдаленные стоны, на краю сознания промелькнула мысль, что ей нужно остановиться. Кто-то резко, с силой сжал ей запястья, пытаясь оборвать смертоносное творение. Темнота обрушилась разом. По давящей тишине вокруг Рут поняла, что все закончилось. Она не знала, сколько времени длилось ее творение и как давно завершилось. Еще не успев до конца прийти в себя, она просто стояла, не решаясь открыть глаза, и вслушивалась в эту звенящую пустоту. Едва ли когда-нибудь раньше в этом зале бывало так тихо. Рут попыталась восстановить сбившееся дыхание. Открыв наконец глаза, она увидела, что Мик стоит напротив и продолжает сжимать ее руки. Далл со смесью тревоги и страха вглядывался в ее лицо. Таким Рут видела Мика впервые. Ее ладони оказались обуглены до бурого мяса, и резкая, тошнотворная боль накатывала все сильнее, вместе с осознанием ужаса всего произошедшего. Рут зазнобило и начало трясти мелкой дрожью. Все взгляды были устремлены на них. У Рут вырвался судорожный вздох облегчения, когда она поняла, что по большей части Стихия так и осталась мощнейшим, поразившим всех образом. Во всяком случае, никто, похоже, не успел серьезно пострадать, на месте здания не полыхал пожар, смерть прошла мимо. Кое-где на стенах виднелись новые подпалины, дымились в углу остатки небольшого деревянного стола, но в целом все было на своих местах. Окружающие все еще не пришли в себя, большинство так и застыло в нелепых, напряженных позах. Испуганные глаза Мирры занимали пол-лица, Риккард машинально продолжал пытаться прикрыть ее собой. Из другого угла зала к ним спешил чтящий. Выражение его лица оставалось непроницаемым, но нервная, мельтешащая походка выдавала волнение. – На сегодня тренировка окончена, все свободны, – торопливо объявил он на ходу. – Мик, Рут, Мирра и Риккард, задержитесь, пожалуйста. Постепенно в зале нарастало оживление. Оправляясь от страха, учащиеся стали перебрасываться короткими удивленными фразами. Послышались смешки, кто-то из творцов Воды быстро тушил оставшиеся последствия пожара. Чтящий молча стоял рядом, терпеливо дожидаясь, когда помещение опустеет. Рут отметила, что он был даже старше, чем показался ей вначале, – совсем дряхлый старик. Пронзительные синие глаза, однако же, смотрели цепко и изучающе. – Полагаю, такое случилось впервые? – Чтящий по очереди переводил взгляд с Рут на Мика, который наконец отпустил ее руки и теперь стоял чуть поодаль. – Я не знаю, что практикуют в Земляном дворе, но со мной такое точно в первый раз, – к Мику вернулись привычные холодность и равнодушно-язвительный тон. – Не понимаю, что это было, – тихо ответила Рут. Силы начали покидать ее, боль в руках становилась нестерпимой, и от всего произошедшего к глазам подступали предательские слезы. Из-за ожогов она теперь не скоро сможет творить. – Без понятия, что могло спровоцировать это, но не думаю, что дело в нас, – сказал Риккард, озадаченно почесывая в затылке. – Я дрался вполсилы. – Ясно. Я так и думал. – По бесстрастному выражению лица чтящего сложно было понять, как он действительно относится к сказанному. – Полагаю, юной госпоже нужна помощь целителей. Вы можете воспользоваться воздушным судном Двора. – Я свяжусь с нашим домашним мастером и вызову свой корабль, спасибо. Тут совсем недалеко, мысленной связи будет достаточно, – прежде чем Рут успела что-то сказать, ответил Мик. – Хорошо, тогда все могут быть свободны. Да благословят вас Четыре! – И чтящий торопливо, насколько позволял ему немалый возраст, вышел из зала. 1009 год от сотворения Свода, Главный двор, тридцать первый день третьего летнего отрезка Мик Это было страшно. В детстве, когда Стихия еще плохо слушалась в неумелых руках, они с Ликой не раз поджигали занавески или опаляли себе брови с ресницами, но сегодняшнее неудавшееся творение не шло с этим ни в какое сравнение. И Великий Огонь, от кого! Мик украдкой взглянул на Рут – растрепанная, с мокрыми прядями, прилипшими к щекам, и готовая вот-вот разрыдаться, она меньше всего вязалась с произошедшим в тренировочном зале. – Мы оставили судно в квартале отсюда, не ждите нас. – Мирра выглядела еще немножко опешившей, но уже вполне бодрой. – До вечера, встретимся на празднике! «И подобрее, ты все-таки за нее в ответе!» – бесцеремонно вторглась Мирра в его мысли, смягчив это ослепительной улыбкой. Такое поведение вместе с непрошеными наставлениями он мог простить только ей. – Хорошо, – вслух ответил Мик, так что было непонятно, с чем именно он согласился. Попрощавшись, они с Рут вышли из тренировочного зала Огненного двора. – Я сейчас свяжусь с домашним мастером, придется немного подождать. Постараешься ничего не спалить? Мик повернулся к далле и тут же пожалел о своих глупых словах. Рут выглядела совсем неважно, была белой как полотно и к тому же вся дрожала. Сил реагировать на его нападки у нее явно не было. – Мы скоро будем дома. – Мик уже раскаивался в своем беспричинном упрямстве. Согласись он на предложение чтящего, они бы уже были на пути к поместью. Стараясь не смотреть Рут в глаза, Мик вышел на мысленную связь с Лаской. «Привет! Лир дома? Мне нужно, чтобы нас забрали из Огненного двора, желательно поскорее». Ласка ответила практически сразу. «Привет! Десять минут назад отец улетел на последнем свободном воздушном судне по поручению Рыся. Могу прилететь на Стреле, идет? Или подождете?» В предложении Ласки был подвох, и Мик это знал. Он взглянул еще раз исподтишка на чуть живую Рут. «Давай Стрелу, только маме ни слова». «Ждите». Ласка и ее отец Лир были мастерами – в отличие от творцов они не были способны сами создавать Стихию, но умели ею управлять. В доме генерала Лир служил воздушным инженером – под его началом были все корабли в поместье. Ласка, рано оставшись без матери, с пеленок росла среди воздухоплавательных механизмов. Она даже помыслить не могла для себя иной судьбы, кроме как пойти по стопам отца. Мастера, в отличие от творцов, не служили какой-то одной Стихии и сами выбирали себе дело в жизни. За штурвалом воздушного судна Ласка преображалась, на смену тощей нескладной девчонке приходил отважный капитан, чьей воле подчинялся сам Воздух. Ласка была почти ровесницей Мика, он помнил ее, сколько себя знал. Неизменный спутник всех его детских проказ, юркая и резвая, Ласка никогда не сидела на месте – то тут, то там, в мастерских и у окон-пристаней, за штурвалом и в воздушной гавани мелькала взъерошенная, коротко стриженная светлая голова. Стрела была любимым и – пока – единственным творением Ласки. Девочкой, едва освоив азы воздушной инженерии, она начала собирать Стрелу из обломков и запчастей пришедших в негодность кораблей, и делала это со всем энтузиазмом, на который была способна. Хоть и любовно собранная, Стрела, однако, была совершенно несуразным корытом на вид и ломалась едва ли не чаще, чем использовалась. Элеонора хваталась за сердце всякий раз, когда видела Стрелу в воздухе. Она строго-настрого запрещала Мику с Ликой на ней летать, то заявляя, что не собирается их хоронить, то обещая сама умереть от позора. Ласку это хоть и обижало, но ничуть не умаляло ее пыл. Она продолжала цепляться за любую возможность вывести Стрелу из гавани. В ожидании корабля Мик с опаской поглядывал на Рут. Его далла с каждой секундой становилась все бледнее, и он начал уже всерьез опасаться, что на своих ногах в поместье ей не войти. Пришлось напрячь память и сотворить над ладонями Рут самые простые целительные творения, других он и не знал. Мик неуклюже водил руками, понимая, что излишне суетится и творения выходят даже слабее, чем могли бы. – Теперь я понимаю, что ты чувствуешь на наших тренировках, – слабым голосом произнесла Рут. Он хотел было ответить ей что-нибудь резкое, но, подняв взгляд, столкнулся с примирительной улыбкой. По вновь розовеющим щекам Рут он понял, что его творения все-таки возымели какое-то действие. – Спасибо, – ее голос тоже явно становился чуть бодрее. – Мне уже немножко лучше. – Не за что. – Мик не нашелся что добавить. Вскоре послышался знакомый лязг. Выражение лица Рут красноречиво говорило о том, что Стрелу она видит впервые. Обычно частные воздушные корабли состояли из небольшого трюма, внутри которого были каюта с пассажирскими сиденьями и штурвал капитана. На самой палубе находился стихийный механизм, который при помощи творений Воздуха наполнял паруса ветром и приводил воздушное судно в движение, и, собственно, сами паруса. Творений, необходимых для полетов, хватало на месяц-другой недалеких перелетов, потом вновь требовался творец. Но Стрела не была похожа ни на один другой корабль в столице. Разномастные полотна, часть которых была сшита из лоскутов, венчали дребезжащий и пыхтящий стихийный двигатель, который периодически почему-то плевался паром. Сама палуба в двух местах была залатана, и явно не один раз, а окна и двери Ласка вовсе взяла из старой оранжереи Элеоноры, так что их украшало то, что когда-то, по всей видимости, было цветочными витражами. Казалось, что по меньшей мере десяток воздушных кораблей разобрали на запчасти, перемешали, а потом вслепую попытались собрать из них один. – Многовато потрясений для одного дня, правда? – не сдержал ехидной улыбки Мик, осторожно помогая Рут подняться на судно. – Приветствую на борту! – Ласка за штурвалом выглядела абсолютно счастливой. – Размещайтесь с комфортом, скоро будем дома! «Комфорт» – это, конечно, было слишком громкое слово. Рут сразу же откинулась на хлипкую спинку сиденья и прикрыла глаза. – Ласка, умоляю, скажи, что мамы нет дома, – произнес Мик, усаживаясь поближе к капитанской кабинке.