День девятый Я уже не помню себя в адекватном нормальном состоянии. Без брызжущих из глаз слез, без дрожащих пальцев и нервного покачивания из стороны в сторону. Как только я начинаю успокаиваться или проваливаться в сон — вдалеке обязательно прогремит взрыв или раздастся выстрел на соседней улице, взбудораживающие меня на новые всхлипы. Я всегда гадаю, кого же убили на этот раз: безжалостного зомби или не менее безжалостного человека? А впрочем, мне уже плевать. Мой взгляд направлен лишь на разлагающийся труп какого-то отчаянного паренька, который продолжает разлагаться на солнце с каждым днем все больше. Я так и не сумела понять, успел он превратиться в этого мутанта или зомби обглодали его до последней капли крови. Мне кажется, я начинаю разлагаться вместе с ним. Только он там — снаружи на солнце, а я в тени в четырех стенах совершенно одна со своей персональной истерикой, пожирающей меня изнутри. Все, что я могу сейчас делать — бесшумно плакать и надеяться на то, что засну раньше, чем сойду с ума. Я зажимаю рот ладонью, на мгновение останавливая очередной всхлип. Нет, я не схожу с ума. Я уже сумасшедшая. День десятый Я поймала себя на мысли, что невольно начинаю разговаривать с Лесли. Она все еще находится за стенкой, время от времени продолжая шипеть. Ее шипение мгновенно учащается, когда за окном раздаются взрывы или когда я случайно что-то уроню, неуклюже проходя по комнате. Я облокачиваюсь об дверь ее комнаты, где она заперта вот уже вторую неделю, и подкидываю ей парочку наших совместных воспоминаний. Я вспоминаю ее короткие черные волосы, спадающие ей на тепло-карие глаза и закрывающие взор на ее озорные веснушки, рассредоточено рассыпанные по всему лицу. Вспоминаю, как она мечтала переехать в Ирландию, где родилась двадцать лет назад. Вспоминаю, как она ненавидела шоколадный пудинг и как была влюблена в учителя математики в старших классах. Как мы прогуливали ненавистные уроки истории, у которых был единственный плюс — на них можно было хорошенько выспаться. Помню, как за сутки до выпускного в спешке выбирали себе платья, а потом в такой же спешке искали платье Лесли на следующее утро в доме Брендена, где она уже успела оставить свою девственность. Я помню все, но сейчас для Лесли это ничего не значит. Все, что у меня есть сейчас — воспоминания о моей прошлой жизни, осколки которой вонзаются мне в сознание, въедаются под кожу и с каждой секундой сводят меня с ума. Страшно представить, что будет, если у меня отберут память. Будет ли это означать, что меня и не существовало вовсе?.. Я умираю каждый день. И с каждым чертовым днем мне все труднее оставаться живой. Моя голова — ужасное место, и я не знаю сколько еще выдержу. Я резко закрываю блокнот, и его потертая кожаная обложка тут же разрезает затхлый воздух в небольшом помещении. Что-то не так. Не могу понять, почему я только что закрыла дневник и в буквальном смысле заставляю себя читать дальше. Размашистый почерк, вперемешку с полу размазанными чернилами сводят меня с ума, с каждой строчкой я словно теряю рассудок. Я больше не могу сопротивляться тому чувству, медленно зарождающемуся у меня в груди. Что это, недоумение, волнение, страх? Нет, не может быть. Мои мысли не могут помнить всего того, что испытывала эта девушка, день за днем исписывая блокнот. И как только я начинаю осознавать это — мою левую руку мгновенно поражает новый разряд тока, впервые за несколько дней. Я нервно отбрасываю дневник в сторону и сгибаюсь пополам от боли, пытаясь мужественно перетерпеть жгучее прикосновение браслета. Кожа вокруг еще некоторое время буквально плавится на глазах, издавая нервные импульсы и, стараясь перетерпеть временную боль, я постепенно проваливаюсь в сон, ощущая непривычную влагу вокруг глаз. *** Я нахожусь в помещении, чем-то напоминающее с хореографический зал. Со всех сторон меня окружают бесконечные зеркала от пола до потолка, и я вскользь наблюдаю за своим отражением, пытаясь найти выход из этой зеркальной клетки. Но куда бы я не шагнула — выхода нет, его просто не существует. По ту сторону зеркал на меня смотрит девушка с хладнокровным, убийственным взглядом. Кончики ее каштановых волос, спадающих на тонкие ключицы, небрежно обстрижены, словно их наспех обрезали кинжалом. Глаза с темной синевой продолжают пристально наблюдать за каждым моим движением, и я улавливаю слегка проступающие рыжие точки, которыми усыпаны ее курносый нос и тонкие скулы. Прежде я не рассматривала свое отражение столь тщательно, но в полной уверенности могу заявить, что прямо сейчас я разглядываю саму себя. Но что-то здесь не так. Она — не я. Девушка с ювелирной точностью повторяет каждое мое движение: взгляд, жест и даже мимику, которую я пытаюсь изобразить с горем пополам. Я шагаю назад, отхожу в сторону, некоторое время выжидающе стою на месте и, наконец, резко разворачиваюсь назад, встречаясь упор в упор с моим отражением, но та секундная медлительность в ее повторяющихся жестах напрочь выдает ее. Судя по огоньку, опасно сверкнувшему в глазах напротив, она осознала, что я раскусила ее. Когда я замираю на месте, с интересом наблюдая за ней со стороны, она с особой медлительностью склоняет голову на бок, будто наслаждаясь моментом моего испуга, крика и страха в одном лице. Я инстинктивно делаю шаг назад, но мое отражение продолжает стоять на месте теперь лишь с ядовитой ухмылкой на лице. Поэтому, когда в ее руке появляется пистолет — ничуть не удивляюсь. Черное дуло медленно скользит по воздуху, словно в замедленной съемке, и постепенно поднимается на уровень вытянутой руки, теперь уже направленное с точностью мне в лоб. — Ты не представляешь, как долго я ждала этого, — отчеканивает она и ее губы изгибаются в презрительной усмешке. Ее нестабильное эмоциональное состояние на фоне спокойного, леденящего душу голоса, заставляет ощущать доколе неизвестное мне чувство, в один миг зарождающееся в грудной клетке — волнение, плавно перерастающее в страх. — Я не позволю забыть все то, что испытывала я. — Тебя не существует, — слышу я свой размеренный голос. Плотно сжатые губы девушки расплываются в широкой улыбке с отголосками надменности и малой толикой презрения. Пару секунд я наблюдаю ее ровные белоснежные зубы и спустя мгновение злодейская улыбка перерастает в раскатистый смех. От ее гомерического смеха мои мышцы не на шутку напрягаются, и я инстинктивно делаю еще один шаг назад. Она реагирует моментально: в воздухе раздается глухой щелчок затвора, и девушка производит точный выстрел в мою сторону. Живот мгновенно пронзает острая боль, и я практически не замечаю, как она за короткое время преодолевает расстояние между нами и одним резким движением руки хватает меня за запястье, с силой зажимая серебряный браслет. Я сгибаюсь пополам от пули, поражающей мои внутренние органы, едва удерживая стоны боли. — А теперь? — гремит в голове ее яростный голос. — Теперь я существую?! Глава 7 Многочисленные шаги и сопровождаемый приглушенный грохот за дверью грубо вырывают меня из сна, и я еще некоторое время интуитивно хватаюсь за живот. Сонно потираю глаза, несколько раз моргаю и осознаю, что проспала всю ночь и пропустила какое-то важное событие, которое вызвало бурю негативных эмоций у ребят. Мне только что приснился осознанный сон. Настолько осознанный, что я до сих пор всем своим нутром ощущаю, как пуля за считанные секунды повредила внутренние органы, проделывая кровоточащую дыру в моем теле, оставляя за собой пронзительные отголоски боли. Нет. Это был не сон. Люди, прошедшие процедуру оздоровления, не могут видеть сны. Они не должны их видеть. Сны видят лишь инфицированные. Я не могу ничего чувствовать и ощущать, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего… — Не особо доброе утро, — внезапно раздается ухмылка со стороны Сэма. Он резко отворяет дверь в помещение так, что она с грохотом сталкивается со стеной, и пару секунд я наблюдаю за его ядовитой усмешкой. Сейчас его короткие каштановые волосы скрывает обыкновенная черная бейсболка, надетая задом наперед. — Поднимай свой зад, Финч, у нас проблемы из-за твоих дружков. Парень тут же покидает комнату, и я молниеносно поднимаюсь на ноги, руками опираясь об стену. Бросая мимолетный взгляд на браслет, я улавливаю новые водяные волдыри, возвышающиеся над кожей и образовавшиеся после вчерашнего разряда током. Делаю несколько шагов в сторону холла, продолжая размышлять над произошедшим. Пару минут назад в меня выстрелила Ева Финч. Но прямо сейчас я жива и невредима иду по коридору навстречу к повстанцам, противящимся оздоровлению. Это возможно лишь в двух случаях: сознание постепенно подбрасывает мне различные моменты, прожитые Евой, либо мне действительно снятся сны с ее участием. И то, и другое — побочные эффекты оздоровления, о которых я должна немедленно сообщить корпорации, и они явно не сулят ничего хорошего, как для меня, так и для моей миссии в целом. — Но мы не можем просто так взять и… — взволнованный голос Грейс обрывается на полуслове при моем появлении в холле. Одной рукой женщина смахивает подступающую к глазам светлую прядь волос, а другой рукой удерживает малышку, которая так и норовит схватить со стола какой-нибудь боеприпас. Настороженные взгляды всех присутствующих мигом приковываются ко мне и у меня складывается такое ощущение, что каждый раз мы вновь и вновь возвращаемся к первому моему появлению в группе. Они все еще не могут привыкнуть ко мне. Или отвыкнуть от моего нынешнего обличия. — Я имею в виду у нас трое детей, мы не можем так рисковать! — подытоживает Грейс, направляя тревожный взгляд в сторону главного. — Вот именно, у нас дети, и мы не можем рисковать, — спокойно отвечает Рон, складывая руки на груди. Я наблюдаю, как нервно играют желваки на его лице, а напряженный взгляд хмуро скользит по ребятам. На нем по-прежнему сидит черная застиранная футболка-поло с поднятым вверх воротником, из-под которого торчат темные клешни скорпиона, изображенного на левой стороне его шеи. Поверх темных волос наспех накинута однотонная черная бейсболка и, оглядывая всех присутствующих в комнате, я замечаю, что подобный головной убор есть у каждого, кто так или иначе выходит за пределы убежища. — Брось, Грейс! — раздраженно проговаривает Сэм, демонстративно усаживаясь на громоздкий овальный стол. — Мы не можем всю жизнь находиться в этом обветшалом здании. Рано или поздно нас здесь накроют, и мы даже не сможем скрыться. Тем более, благодаря нашей подружке… — Это все из-за тебя! — раздается крик Ханны, она угрожающе быстро направляется в мою сторону. — Если бы не ты, на нас бы не устроили охоту другие группы! Если бы не ты, мы бы сейчас не бежали и от них, и от корпорации зла… — Тише, Ханна, — со зловещей улыбкой проговаривает Джеймс. Он приподнимает черную бейсболку, запускает руку в рыжеватые волосы и медленно приподнимает несколько прядей вверх. — Не нужно с ней так разговаривать, она понимает только один язык. За считанные мгновения он преодолевает расстояние между нами и резко замахивается, чтобы нанести мне удар. Я тут же реагирую на его агрессию и мгновенно хватаю его за запястье, обезвреживая угрожающую руку. Пару секунд он с легкой ухмылкой смотрит на мою кисть, продолжающую удерживать его мертвой хваткой и тут же свободной рукой производит резкий удар в челюсть. Я не успеваю заблокировать его рывок, но тут же реагирую моментально. После удара, еще толком не придя в себя, я с силой завожу его руки за спину и с грохотом припечатываю его щекой с столу. В воздухе раздается его глухой стон вперемешку с вялым смехом, а я начинаю ощущать первые последствия удара: верхняя губа начинает нервно пульсировать, и с каждым мгновением я все отчетливее ощущаю неприятный железный привкус во рту. — Какого хрена, Джеймс? — ошарашенно восклицает Сэм. — Я вообще-то первый хотел это сделать. — В следующий раз я уступлю тебе очередь… — Заткнитесь оба, — раздраженно бросает Рон. Чьи-то властные руки мгновенно разнимают нас, заставляя сделать пару шагов назад, и мои глаза сталкиваются с хмурым взглядом Рона. Он продолжает удерживать мой локоть и на мгновение взгляд светло-серых глаз падает на свежие ожоги от браслета корпорации. Я не могу распознать его выражение лица: он разочарован, зол, удивлен?.. — Да ладно тебе, Рон, уже завтра она будет как новенькая, — раздается беззаботный смех Ханны.