Глава 8. Куда податься беглецу Над степями возвышалась полная луна. Уже пол ее лика сменилось, пока они бродили по пространствам, где царствовали шакалы и вороны. Те терпеливо ждали, когда двое людей станут слабы и падут жертвами бескрайней степи, став кормом для ее обитателей. — Надо все-таки решаться и пробираться к морю, — сказал в эту ночь Топорик, — нет нам другого пути. Здесь мы либо сами сдохнем, либо станем добычей каких-нибудь полоумных кочевников. Кто знает этот народ степей? А сами степи? Вряд ли нас сейчас активно ищут. Если сами не нарвемся, то и не поймают. Ригзури не смотрел на друга, ему нечего было возразить, он не знал ни этих земель, ни людей, их населявших, но если его сестру забрали в то место, о котором рассказывал Топорик, то моря ему точно не миновать. — Слушай. Я тебе не так и много рассказывал про мою жизнь. Но одно ты, наверное, уже уяснил, мне эти дела не в новинку… — Топорик подсыпал сухой травы в слабый огонек их костра. Ригзури сдержанно кивнул, и бородач продолжал. — Беглым рабам в этом мире не так много мест, куда податься. Однако я знаю таких ребят, которые тебе в зубы, как лошади, не смотрят. И лишних вопросов не задают. А ценят тебя честно, по твоему делу. Причем ценят золотой монетой. Я бывал с такими ребятами. Они лихие, но с теми, кто с ними честен, тоже честны. В свое время я немало лет провел в море среди их братии. И если бы обстоятельства не изменились, то возможно был бы там и сейчас. — Или был бы пошел на корм морским рыбам… — добавил Ригзури, начиная понимать, к чему клонит его друг. — Или так. Но все лучше, чем сдохнуть от кнута надсмотрщика! — парировал тот. И с усмешкой добавил: — ты спрашивал меня о свободе. На берегу ее точно нет. — Хочешь сказать, что она есть среди разбойников? Не так ли ты впервые попал под кнут надсмотрщика? — Слушай, выбор у тебя все равно небольшой. А ты как попал? Разбойники не всегда те, кого так называют… А тот, кто тебя и сестру твою на площадь отправил, в этих землях разбойником не зовется. Смотри, загадка какая… Так вот я не вижу зазорного, чтобы при случае подобной дряни и живот подпороть… Что глазами своими светлыми меня буравишь? Не поквитался бы с таким за сестру? Я вот поквитался так с одним… — он зло отвел глаза, а когда он снова посмотрел на юношу, во взгляде бородача было больше печали, — думал защитить, думал, семью заведем… Да что уж там. Не вышел из меня человек семейный, вышел — бродячий. Видать, так уж суждено — одним мельницу крутить — другим пыль месить. Он замолчал. От грызуна на костре слегка пахло горелым. Они сняли добычу с палки и разделили. — Хорошо, — сказал Ригзури после скромной трапезы, — к тому же… если ее увезли морем… — Правильно. Думаешь, как найти сестру? — Да, — сказал Ригзури, смотря, как догорает трава в костерке. — Мы попробуем, — и Топорик положил ладонь на плечо другу, — Обещаю тебе. Ригзури поднял на него глаза и слабо улыбнулся: — Спасибо. Наутро они выдвинулись обратно к побережью. Это было рискованно, так как здесь их могли заметить и опознать как беглых рабов. Но Топорик знал, что делал. Они пробирались к окраине портового города. Там в бедных кварталах можно было относительно безопасно завербоваться на полуофициальное судно, а с ним добраться до южных островов, где, как рассказывал Топорик, уже совсем другие законы. И там можно будет попасть и на пиратское судно. Ригзури этот план казался достаточно иллюзорным, но поскольку иного он предложить не мог, то придерживался рекомендаций друга. Под покровом ночи они договорились с одним корабелом пойти на его судно матросами. Тот лишних вопросов не задавал, скорее всего, понимая ситуацию. И, возможно, именно поэтому он не собирался в дальнейшем платить им обещанную сумму, считая, что и так оказал им услугу, давая возможность уйти с материка. Вначале их отправили на погрузку. Когда же пузатое потрепанное судно простилось с берегом, им досталась самая тяжелая работа. Как только они отчалили, Ригзури сразу вспомнил, почему с самого начала что-то внутри него сопротивлялось этому плану. С первой же качкой у него началась тяжелая морская болезнь. Но на этом судне матросам было не до слабостей. Либо работаешь, либо за борт. Топорик добыл какой-то едкий корень и давал ему жевать время от времени. Даже от маленького укуса у Ригзури крутило желудок, однако тошнота отступала. Неизвестно, к чему бы привело двух спутников это плаванье. Возможно, вскоре кто-то из них за лишний взгляд или словцо попал соседу под нож, или просто бы помер от какой-нибудь болячки в грязном трюме, питаясь червивыми сухарями и гнилой водой. Но одному странному стечению обстоятельств предстояло изменить судьбу этого судна и его команды. Корабль шел своим обычным курсом, везя незамысловатый груз с материка на ближайший из южных островов. Такие суденышки редко становились объектом внимания морских искателей удачи, да и так близко к Материковому Государству вольная братия не часто рисковала подходить. Однако погоня за знатно нагруженным торговцем привела двухмачтовый легкий пиратский корабль к материку куда ближе, чем капитан того судна планировал. К тому же корабль был слегка потрепан прошедшим ночью штормом. И настроение у капитана и его команды было скверное. Догнать казавшуюся такой уже доступной добычу не представлялось возможным. Торговцу посчастливилось ускользнуть от них под прикрытием грозовых облаков и шквального ветра. Пора было поворачивать в более безопасные воды да с пустыми руками. Как раз когда капитан размышлял об этом досадном обстоятельстве, ему донесли, что замечены туго натянутые паруса идущего на попутном ветре суденышка. Это было хоть и слабое утешение, но все же что-то. Капитан сразу скомандовал переложить галс и выйти наперерез добыче. Несмотря на то, что пиратам пришлось идти почти в бейдевинде3, корабль, обладавший хорошим парусным вооружением и быстроходностью, стал неумолимо приближаться. Этот маневр не остался незамеченным на стареньком судне. Там спешно поднимали все дополнительные паруса. Но еще до того, как они успели развить хорошую скорость, прозвучал первый залп, снесший часть левого фальшборта, следующий же залп обрушил на матросов обломки рей, и опасный треск возвестил о скором падении грот-мачты. На судне, где оказались двое беглых, шли далеко не военные, и отнюдь не смельчаки. Поэтому сразу после абордажа они сдались. Все ценное содержимое было быстро перегружено на пиратское судно, а команде отдана шлюпка и бочка воды. Дальнейшая судьба этих людей пиратам была не важна. Покореженный и лишенный большей части рангоута бриг так же не привлек интереса предводителя пиратов и подлежал затоплению. Уже перед уходом с завоеванного судна произошло странное событие, поразившее пиратского капитана. Из толпы угрюмых грязных моряков, готовящихся к спуску в шлюпку, вдруг вышли двое. Они отличались горделивой и твердой походкой и, равнодушно миновав пиратов, прямиком двинулись к капитану. Эта дерзость так обескуражила морских бродяг, что им никто не препятствовал. Один из них был невысокий загорелый коренастый мужчина в потертых штанах из мешковины и драной рубахе. Рыжая борода скрывала часть его загорелого и обветренного лица, а волосы были заплетены в засаленную косицу. Мужчина слегка прихрамывал, но шел бодро. Рядом с ним, чуть бледнее, но тоже загорелый, шел белобрысый юноша. Он смотрел прямо и твердо на капитана глазами цвета штормового моря. Двигался легко и грациозно, словно лесной кот. — Это что еще за выступление?! — воскликнул капитан пиратского судна. Среднего возраста крепкий мужчина, закаленный в морях и сражениях, он грозно, но в душе с одобрением, смотрел на подошедших. Рыжебородый мужичок заговорил первым: — Мы хотим присоединиться к братству! — без лишних предисловий заявил он, — я и мой друг — опытные моряки. Надо будет — хоть с морским змеем сладим! Капитан только хмыкнул. Члены команды, что были неподалеку, гулко расхохотались. — Раз вы такие смельчаки, — сказал капитан, — то как окончили свой путь на этой посудине? — А ты что, всегда на этой красотке что ли плавал? — не смущаясь, ответил коренастый. — Я-то гляжу, теперь на южных островах верфи никак появились! Капитан хмыкнул еще раз, но уже одобрительней. — Ладно, полезайте на борт, посмотрим, на что годитесь. Но если вы окажетесь не теми, за кого выдаете себя, живо на корм рыбам отправитесь! Глава 9. Инициация Девушка лежала на кровати не двигаясь, мерно дыша, и только открытые глаза, взгляд которых утопал в закатном сиянии, выдавали в ней бодрствующую. Взгляд ее хоть и был приковал к неспешному течению облаков за окном, уносил вовсе не к мирному дыханию природы на закате дня, а совсем к иному закату, где два молодых всадника гнали во всю прыть своих коней по склону. Впереди лежал лес. Толстые стволы, казалось, сплетались на самых приступах к зеленной массе листвы и ветвей, но сквозь эти дебри проглядывала дорога. Ветер хлестал по разгоряченным лицам всадников. — Тебе меня не обогнать! — Крикнула девушка и рванула всем телом, будто бы желая своей внутренней энергией слиться с конем и ветром. Как хорошо помнила она этот момент… Лицо брата в потоках ветра его волос, выбившихся из косы, грозно сопящего под ним коня… как они остановись у самой кромки леса, и влажный воздух прелой листвы и почвы заполнил их ноздри, охлаждая капли пота, выступившие на телах. И как явственно помнила она цвета закатного неба, сиреневый сумрак, наползающий мрак леса… Они только успели достигнуть поселения в тот день. Девушка на кровати на мгновение прикрыла глаза. Теперь к ней пришла иная картина. На алой от солнечных лучей поверхности век она видела всполохи мечей, искаженные сражением лица… Она не хотела уходить, хоть брат и кричал ей. Она видела его окруженным, но не могла пробиться к нему. Ничего больше перед собой не замечая, кроме его исчезающей под ударами фигуры, она отбивала клинком подходящих, кричала, но не слышала ни своего голоса, ни криков дерущихся, ни лязга мечей… как будто под водой, в этой гулкой тишине она двигалась к нему… или пыталась двигаться. Потом брат упал. И она его больше не видела. Больше никогда… Он приходил к ней лишь во снах, странных полуреалистичных снах, как теперь, или воспоминаниях. В дверь постучали. Римьяна села на кровати и устремила до того отсутствующий взгляд на вошедшую. Крепко сложенная, как несгибаемое ветром дерево, на пороге стояла женщина в бурых одеждах. — Сестра Мелисса, Вас ждут в библиотеке, — на местном языке Мелиссой называли потерянную. Но Римьяна еще помнила, как ее зовут. Они спустились по узкой каменной лестнице до одного из темных коридоров, переплетавшихся, как кишки, в утробе монастыря. Это мощное здание могло бы служить непобедимой военной цитаделью. И возможно, именно поэтому на него никогда не покушались, а может быть, все дело было в живущих в нем женщинах. Со жрицами даже правитель и разбойник обходился бы, по меньшей мере, настороженно. Названная Мелиссой шла немного позади от жрицы. Обе весь путь хранили молчание. Жрица шла быстрым уверенным, но не широким, шагом, длинные одеяния ее спадали почти до самых каменных плит, по которым она ступала. Мелисса смотрела пристально ей в спину. Она пыталась отогнать на задворки памяти видения прошлого. Сейчас это было бессмысленно — все эти воспоминания и сны, что они теперь могли значить? Она здесь, а внешний мир навсегда потерян для нее, как потерян брат. Ничто больше ее там не держит, впрочем, и здесь. Они подошли к высоким деревянным створкам дверей. Жрица постучала, распахнула двери и, впустив внутрь следовавшую за ней, с поклоном закрыла их. Римьяна не раз бывала в этом помещении с высокими потолками, стенами, устланными книжными полками. Зал наполнял запах тысяч сгоревших свечей. В глубине, у стола в окружении ореола зажженных светильников, в кресле сидела Старшая Жрица. Женщина сделала легкий жест рукой, и девушка подошла и села рядом. На самом деле Жрица была в летах, но совсем немногие морщины поселились на ее лице. Оно хранило суровость, отстраненность, но в то же время в его чертах, а может, взгляде было что-то проникающее, заставляющее смотреть на нее неотрывно. — Ты уже три луны живешь среди нас, — сказала она. — Пришло время тебе решать. Пришло время определить ее судьбу — остаться простой послушницей на последующий год, спокойно исполнять ежедневные труды, прислуживать на простых церемониях и потихоньку учиться, оставаясь не связанной обетом, или принять первый круг служения. Она прекрасно знала, какого выбора от нее ждет Жрица. Та видела в девушке сильную и умную женщину, способную достичь многого. Если она выберет второе, то начнется серьезная учеба и погружение в суть их жреческого пути, а не простое повторение ритуалов, как в случае послушницы. Но такой выбор должен был осуществляться осознанно. А той, что называли Мелиссой, было все равно. Девушка молчала. — Ты никогда не рассказывала мне, как попала на невольничий рынок. Я же не стану расспрашивать тебя об этом. Но скажу вот что: как бы ни была велика твоя боль, и она когда-нибудь пройдет. Ты молода и сильна, и жизнь твоя продолжается. Однако, если ты дашь себе утонуть в прошлом, это равносильно тому, что жизнь твоя закончилась тогда, еще до нашей с тобой встречи. Как жрице Ордена Единства Стихий, мне доподлинно известно, что никакое событие не случайно. И если наша встреча состоялась, то ни для тебя, ни для меня она не пуста. Поверь, я бы не стала тратить время на пустое. Жрица смотрела прямо в глаза молодой девушке. Она видела в этих глазах цвета грозового неба твердость и намеренье. Этот взгляд ей был так знаком. Однако девушка не собиралась отвечать ей согласием. Слова проносились мимо, как вихорьки на реке. Эта река уносила ее все дальше и дальше… Уже вечером после ритуала зажжения ночного огня, Римьяна с облегчением удалилась в свою келью, подошла к окну, вдыхая влажно-леденящий воздух, напитанный шелестами и криками ночных созданий, и повалилась на колени, упершись лбом в холод каменной стены. За окном через сумрак вечереющего неба прорвался холодный осенний дождь. Мелкие, не частые пока, капли взбрызнули каменную поверхность перед окном. Римьяна подняла голову. Некоторое время она вглядывалась куда-то вдаль, а потом быстро накинула плащ и тихонько вышла из комнаты. На ночь двери Монастыря запирали. Однако Римьяна знала обходной путь, через калитку в скалах. Иногда некоторые жрицы ночью покидали стены монастыря. Об этом Римьяна узнала, увидев однажды, как это делала одна девушка, недавно сменившая серый плащ на буровато-коричневый. Та объяснила, что это нужно для каких-то ритуалов, которые для Римьяны пока все равно не актуальны. Но девушка запомнила, где находилась потайная калитка. Теперь тихо добравшись до места, она надеялась найти ее незапертой. Маленькая дверка под лестницей подчинилась девушке, и никем не замеченная, молодая послушница покинула стены Монастыря. Внутри нее крутился клубок чувств. Горечь от потери брата, дома, семьи. Отчаянье и боль, притупленные на время, сейчас вздыбились новой волной. Все казалось абсолютно беспросветным. Она бежала по знакомой тропе к сердцу острова. Надеясь, что обняв родные дубы, она сможет хоть немного приглушить бушевавшую агонию сердца. Но оказавшись там, она почувствовала лишь усиление этого кошмара. Касаясь коры деревьев, она почти воочию наблюдала призраков прошлого. Уходили во тьму небытия тени ее родных, таяла в ледяном ветре ее деревня, и последним, растворяясь во мраке, застилавшем сознание, вспыхнул и исчез образ ее брата — его серо-голубые глаза, ласково смотрящие на нее, стали неимоверно далеки, пока не пропали совсем. В глазах Римьяны на мгновение потемнело, и она упала на колени перед мощным узловатым стволом. Дождь усиливался. Грязь, размываемая его потоками, пропитала одеяние девушки. Но ей было все равно. Ее глаза затуманили слезы, и клокотали в груди рыдания. Вдруг она поднялась. Безумным взглядом своих некогда лучистых глаз обвела деревья вокруг себя и бросилась прочь через дубраву. Спотыкаясь о валуны и корни, мчалась она к другой оконечности острова. Не замечая падений, разорванного на коленях платья, ссадин и крови на ладонях и исцарапанном лице, она бежала что было сил. Отрывистое дыхание вырывалось паром из ее губ. Выскочив на открытое пространство, она замерла. Впереди до самого серого горизонта простиралось бескрайнее море. Свинцовые воды мерно катили гребенчатые волны. Внизу, у самых ее ног, обрывались скалы. Торчали зубья валунов, захлестываемых морским владыкой. Беспощадный ветер хлестал ее рассыпавшиеся и промокшие волосы по щекам и обливал ледяным дождем. Тогда Римьяна набрала полную грудь воздуха и закричала. Этот крик мало походил на человечий. Это был рев, вырвавшийся из самого ее сердца, и слившийся с ревом волн. Он клокотал на их гребнях и разбивался вместе с ними о скалы. Потом девушка раскинула в стороны руки, вся вытянулась, прогнув слегка спину, будто пытаясь улететь, и поднялась на самом краю обрыва на носочки. Она прикрыла глаза, какое-то время балансируя так. Как будто почувствовав что-то, усилился ветер и теперь напрямую бил девушку в лицо. Мокрые волосы развевались в стороны, как и разодранное одеяние.