– Всё так, – сказал Михаил. – Можно сказать, что справедливость восторжествовала, – произнесла Виктория. – В этом есть высшая логика. Грабитель хотел его убить, а в результате погиб сам и навсегда. – Наверное, вы не дослушали сообщение, – предположил я. – Потому что со справедливостью вышло… не очень. Виктория приподняла одну бровь. Очень человеческим и очень ненатуральным жестом. – Когда дознаватель вошёл в квартиру, там было уже двое восставших, – сказал я. – Дознаватель был вынужден применить оружие. Они мертвы. Окончательно мертвы. Им отрубили головы. – Как? – спросила Виктория. И моргнула. Лицо у неё стало глупое, как у обычной живой женщины. – Мачете. – Я не об этом, идиот! – закричала Виктория. – Как, как, как это произошло? Почему это произошло? Это неправильно, так не должно было произойти! – Преступление не может быть правильным по определению, – сказал Михаил. Виктория мгновенно успокоилась. – Вы правы. Но это очень печально. И очень несправедливо. Виктор был очень талантливый учёный. Это огромная потеря. Разумеется, она не выглядела страдающей. Удивительно было то, что она вообще повысила голос и принялась ругаться. Кваzи, которая любила мужа? Чушь. Она могла его любить после смерти и возвышения только в одном случае – если они были знакомы раньше. А они не были. Она могла любить секс. Банально любить секс так, что после смерти и возвышения эта черта её личности стала основной. Кваzи развиты односторонне – то, что было для тебя главным при человеческой жизни, останется твоей единственной целью на грядущую вечность. Вот Михаил был полицейским, и, похоже, хорошим. Он стал полицейским-кваzи, пусть они и называют эту работу иначе. Мелкий политик, мэр провинциального городка, после возвышения стал гениальным политиком – и превратился в Представителя, главу всех кваzи России. Он остановил войну между живыми и мёртвыми, точно так же, как её остановил в Германии лидер партии зелёных, а в Штатах – губернатор Калифорнии. Виктория могла любить секс или семейную жизнь и выйти замуж за человека. Но смерть этого человека не должна её тронуть. Человек для неё был бы лишь винтиком в механизме, который легко заменить. Да если даже она его и полюбила! Хорошо, допустим, что смыслом её новой жизни была любовь. Так убивать-то зачем? Что-то не сходится. Ничего не сходилось! – Вся наша работа теперь надолго остановится, – с явным разочарованием говорила Виктория. – Пока мы найдём того, кто заменит Виктора, пока он войдёт в курс дела… Так вот оно что. Противно, но не преступно. Она переживает, что её покойный муж не сможет продолжить свою работу. – Сочувствую, – продолжал тем временем Михаил. – А над чем он работал? – Никаких глупостей из разряда «излечить всех восставших», если вы об этом. – Виктория поморщилась. – Рядовые скучные исследования вируса ветряной оспы. Ищем новые лекарства. Через пять лет, если повезёт, эти разработки дадут неплохую прибыль. – Зачем её лечить-то, – сказал я. Не нравилась мне эта женщина, и дело было не в том, что она кваzи. – Зелёнкой помазать – и пройдёт. Все болели когда-то. – Дети переносят легко, взрослые – крайне тяжело, – пояснила Виктория. – Лекарство востребовано. Михаил покивал. Спросил: – Можем мы посетить ещё раз вашу квартиру? Тела уже увезли… ещё раз соболезнуем. Но вдруг что-то осталось незамеченным? – Пожалуйста. – Виктория небрежно взмахнула рукой. – Я, вероятно, сегодня останусь ночевать на работе. Будет очень одиноко в пустой квартире. У нас тут хорошие комнаты для отдыха… Её уже явно не волновал мёртвый муж. И то, что мы будем делать в квартире, – тоже. Она не боялась, что мы там что-то найдём. – А я ведь вначале подумал, что вы как-то причастны к смерти мужа, – сказал я неожиданно для самого себя. Михаил посмотрел на меня, но ничего не сказал. – Как? – спросила Виктория. Она уже начала было привставать, но при моих словах села снова. – Насколько я понимаю, убийство произошло после моего ухода. Уже когда я была в институте. Я кивнул. – Здесь моё пребывание постоянно контролируется. – Виктория указала взглядом на потолок, на поблёскивающую линзу камеры. – Я никуда не выходила из здания. Допустим даже, что это я наняла убийцу. Но разве могла я уговорить его остаться наедине с мёртвым телом и послужить восставшему кормом? – Если мы продолжим это занятное теоретизирование, – сказал я, – то вы могли нанять человека: убить вашего мужа, а потом что-то найти в квартире. Мы выяснили его личность, это преступник, уже дважды сидевший за грабёж. Он застрелил вашего мужа… – И стал что-то искать, прекрасно зная, что мёртвый вот-вот восстанет? – Виктория улыбнулась. – Нелепо. Он бы отрубил трупу голову или хотя бы связал мёртвого. Восставшие поначалу слабы и неповоротливы. Зачем же служить кормом? – Да, – сказал я, глядя на Викторию. – Это и впрямь нелепо. Никто не согласится на такую смерть. Михаил встал. – Простите моего коллегу за его предположение, – сказал он. – Денис не очень доверяет нам. Что, конечно же, нелепо. Простите за беспокойство. Наши соболезнования. – Всё в порядке, – сказала Виктория, вставая. Встал и я. Что-то было не так, что-то было неверно. Но у меня не было никаких доказательств, никакого мотива и никакой связи между убийцей и Викторией. – Было очень приятно с вами познакомиться, – внезапно сказал Михаил. И поцеловал Викторию в губы. Женщина-кваzи вздрогнула и отшатнулась от мужчины-кваzи. Михаил облизнул губы. Язык у него тоже был синий. – Очень необычно, – сказал он. – Не могу сказать сразу, что это за вещество. Но я полагаю, оно было на ваших губах с утра? С того момента, как вы, выйдя за дверь, поцеловали нанятого вами… или, правильнее сказать, соблазнённого вами человека в губы, впустили в квартиру и ушли? Сколько у него было минут, прежде чем его разбил паралич? Пять, десять? Пятнадцать? А потом он был в сознании? Видел, как ваш мёртвый муж встаёт и бредёт к нему, чтобы начать питаться? Виктория одной рукой схватила тяжёлое кожаное кресло, вздёрнула в воздух и обрушила на голову смешного старого полицейского. Будь он живым – она бы его убила. Даже если бы он успел прикрыться руками. Но они оба были кваzи, и Михаил отбил удар. Виктория бросилась прочь из холла. Я кинулся за ней, выдёргивая пистолет из кобуры. – Не стрелять! – крикнул Михаил, проносясь мимо меня. Фалды старого пиджака развевались за его спиной. – Не смей, дурак! Я опустил пистолет и, сжимая перед собой двумя руками, побежал следом за ними. Михаил догнал Викторию у лестничного пролёта. Прыгнул, повис на спине, сбил – они закувыркались вниз по лестнице. Грохот от удара черепов о ступеньки был такой, что меня передёрнуло. Даже в падении кваzи пытались разбить друг другу головы – единственный по-настоящему уязвимый орган. А потом Михаил сломал ей шею. Услышав мерзкий влажный хруст, я всё понял и замедлил бег. Не хватало мне повторить такое падение… я после него не встану, я после него восстану… Доставая на ходу наручники – специальные, усиленные, для кваzи, я спустился к Михаилу. Тот сидел, придерживая подёргивающееся тело Виктории. Свою пару наручников он уже надел ей на ноги. Молча поймал мою, сковал кваzи руки. Потом мы минуту сидели и ждали. Я тяжело дышал и сожалел о том, что не курю. Михаил просто смотрел на кваzи. Он и впрямь был хорошим полицейским – он смотрел на неё с сочувствием. Потом шея Виктории хрустнула и вправилась. Она открыла глаза. Посмотрела на нас. Подняла руки и изучила наручники. После чего сказала: – В этом больше нет нужды. – Ничего, поносите немного, – сказал я. – Зачем? Зачем вы это сделали? Женщина-кваzи смотрела теперь только на меня. Потом улыбнулась и спросила: – Вы когда-нибудь любили? – Доводилось, – сказал я. – Я не могла больше смотреть, как мой любимый человек старится, – сказала она. – Теряет форму, привлекательность, ясность ума… Когда-нибудь он стал бы кваzи… но вот таким… старым и нелепым… – Она презрительно посмотрела на Михаила. – В то время как настоящая, полноценная, высшая жизнь – рядом. Надо лишь умереть, пройти неприятный этап… и воскреснуть. Вечно молодым. – Вечно мёртвым, – шёпотом сказал я. – Вечно молодым, – повторила Виктория и замолчала. – «Любимых убивают все, – сказал Михаил и рывком поднял Викторию со ступенек. – Но не кричат о том. Трус поцелуем похитрей. Смельчак – простым ножом». – Стихи пишете? – поинтересовалась Виктория. – Это Оскар Уайльд, дура дохлая, – сказал я. Покосился на Михаила. – И дело не в том, что дохлая, а в том, что дура. Михаил потёр правый бок, очень натурально вздохнул. – Рёбра болят. Три ребра, а они почему-то дольше всего срастаются. Денис, вызовите опергруппу, пожалуйста.