Кваzи замолчал. – Вы же ничего не помните после возвышения… – пробормотал я. – Голод помнят все. Только о нём не говорят. – Михаил перевёл взгляд на Марину Абрамовну. Та отступила на шаг. – Женщина-кваzи. Молодая. Могла называть себя Викторией. Могла притворяться мужчиной, но это вряд ли, вблизи вы бы поняли. Он достал из кармана старенький мобильник и показал врачу фотографию Виктории. – Вчера. Короткая стрижка, ярко-рыжие волосы. Назвалась Марией Незваной, – чётко, почти по-военному отрапортовала доктор. – У нас была первый раз. – Вы были на её сеансе? – Нет, это не обязательно. – Запись вели? Аудио, видео? – Ну что вы! – Марина Абрамовна явно обиделась. – У нас с этикой очень строго… – Хоть что-то она говорила? – с надеждой спросил Михаил. Мария Абрамовна всплеснула руками. – Да как все! Как все, ничего особенного! Что перед ней серьёзные проблемы, что ситуация заставляет её предавать своих, что она хотела бы попробовать взглянуть на проблему с нашей… с человеческой точки зрения… Я понимаю, это немного наивный взгляд, но очень часто ваши приходят именно за этим… – Она сказала «предавать своих»? – уточнил Михаил. – Вы уверены? Мария Абрамовна кивнула. – Тогда подождите снаружи, – сказал Михаил. – Подготовьте копию её анкеты. А я хочу остаться с товарищем. Директор центра с неожиданным проворством выпорхнула из кабинета. – Ты что-то понял о Виктории? – с сомнением спросил я. – Возможно, – сказал Михаил, глядя на меня. – Надо ещё разобраться. Но для этого мне не нужно было колоться самому. Я хотел посмотреть на другую проблему с иной, с человеческой стороны. – Какую проблему? – Проблему Найда. – Ты опять за своё, – вздохнул я. – Нет никакой проблемы. – Она есть. Вероятность того, что он твой сын, очень велика. Ты уклоняешься от однозначного ответа, значит, не знаешь точно, погиб он или нет. У тебя нет другой семьи. Ты до сих пор страдаешь от потери жены и сына. Я не могу логически понять, почему ты отказываешься от генетического анализа. Поэтому я сделал то, что зарёкся когда-либо делать, – инъекцию хлористого калия. – Решил посмотреть на проблему с человеческой точки зрения, – кивнул я. – Понятно. Хорошо, я тебе всё объясню. – Я слушаю, Денис. – Михаил с надеждой посмотрел на меня. – Во-первых, я боюсь надеяться на чудо, – сказал я. – Выяснится, что ты ошибся, и будет ещё хуже. – Не в твоём характере, – сказал Михаил. – Если бы ты сказал это раньше, я бы поверил. Но сейчас… сейчас я немного лучше понимаю тебя. Человек всегда надеется на чудо. Человек чудом живёт, потому что ни для чего другого жить не имеет смысла. – Да, ты прав, – подтвердил я. – Меня бы это не удержало. Поэтому – во-вторых. Как ни странно, но я с тобой подружился, старый мертвяк. Ты славный напарник и хороший друг. Ты воспитывал этого мальчика как родного сына. И если вдруг окажется, что я – его отец, то это никому не нужный шок. Понимаешь? Я, тьфу-тьфу, импотенцией не страдаю. Будут у меня дети. А это – твой ребёнок. – Спасибо, – сказал Михаил. – Если бы мои слёзные железы функционировали как человеческие, я бы сейчас прослезился от умиления. Только знаешь что? – Что? – Хорош трендеть, – сказал кваzи. – Никакой я тебе не друг, и даже будь лучшим другом – ты бы проверил, кто тебе Найд. Пусть даже не для того, чтобы забрать себе. Просто чтобы знать. Не ври мне больше, тупой живой полицай! – Ладно, – сказал я. – Сейчас. Я подошёл к шкафчику, открыл его. Мне повезло – среди стоящей там ерунды нашлась стойка с герметически закрывающимися пробирками и рулончик стерильной ваты. Уж не знаю, для чего они там стояли. Скорее всего, просто для антуража. Я открыл одну пробирку. Клочком ваты потёр себе нёбо и бросил его в пробирку. Потом смачно харкнул туда же. Закрыл пробирку и протянул Михаилу со словами: – Тьфу на тебя. Михаил помолчал. Потом, не вставая с кушетки, взял пробирку из моих рук и кивнул. – Спасибо, Денис. Я очень рад, что ты всё-таки согласился. – Анализ покажет, что Найд не является моим сыном, – сказал я. – Так что лучше купи мне бутылку вискаря в качестве компенсации за назойливость. – Почему ты так уверен? – спросил Михаил. – Ты всё-таки видел, как погиб твой сын? – Нет! – выкрикнул я. – Я не видел! Но ребёнок был не от меня, понятно? Я вышел в коридор и закрыл дверь. Покосился на Оксану – слышала она мой возглас? Судя по любопытному взгляду – слышала. Интересно, что она подумала. В кармане затренькал телефон. Я достал его – звонила Настя. Должно же быть в жизни что-то хорошее, кроме нависшей над всеми людьми угрозы, безрезультатных поисков и копания в старом грязном белье? – Да, Настя, – отворачиваясь от Оксаны, будто это придавало разговору большую интимность, сказал я в трубку. – Я звонил, хотел предложить встретиться. – Денис, сегодня не получится! – Голос Насти звенел от волнения. – Денис, Денис, ты не представляешь, что случилось! – Что? – спросил я с подозрением. – Мама и братик! Они возвысились! Их сегодня могут выписать из приюта, они вернутся домой! – Я ужасно рад, – растерянно сказал я. – Да, я правда рад… – Денис, я сейчас бегу в приют, – сказала Настя. – Потом созвонимся, хорошо? Завтра? Я уже убегаю. Завтра, хорошо? – Хорошо, – сказал я. – Завтра. Настя прервала связь. Я спрятал телефон, посмотрел на Оксану. – Не ладится? – спросила она. – Не то слово, – сказал я. – Скажите, а что вы делаете вечером? – Варю мужу борщ, – улыбнулась Оксана. – Везёт же некоторым, – вздохнул я. – Скажите моему спутнику, что я подожду на улице. Выйдя из центра постмортальной психологии, я огляделся. Погода стояла замечательная, редкий случай для московского лета. Должно же быть в жизни что-то хорошее. Кроме самой жизни. Глава шестая Драный Лис и картошка До вечера было ещё далеко, но возвращаться в отделение ради пары часов работы не хотелось. Тем более – ради пары часов бумажной работы. Михаил вышел из машины в центре. Сказал, что ему надо поразмыслить и, может быть, нанести пару визитов. По тону всё было понятно, он хотел остаться один, но я всё же уточнил, потребуется ли моя помощь. Помощь не требовалась, и я, оставив кваzи, поехал домой. Лето – хорошая пора, даже в мегаполисе, даже в Москве. Конечно, так, как раньше, город не пустеет, далеко не все могут позволить себе выехать на природу, слишком мало пока ограждённых заповедников и курортов. Но всё-таки народа поменьше. Я завернул в переулок рядом с домом. На другой стороне подходил к «зебре» ребёнок лет десяти – даже непонятно было, то ли симпатичная коротко стриженная девочка, то ли хорошенький длинноволосый мальчишка. Можно было успеть проехать, но я остановился. Дети вечно носятся через дороги не глядя, завернёт за мной слишком резко какой-нибудь лихач, раз – и одним восставшим на свете больше.