Влад ошарашенно смотрит на меня и ошметки резины, приземляющейся на пол его идеального кабинета. Откидывается в кресле и начинает смеяться. Глубоко и громко. Заразительно. Я смеюсь тоже. Дверь кабинета распахивается, и на пороге оказывается взмыленный питбуль из приемной. Она смотрит на своего шефа затем на меня и снова на шефа. — Все… нормально? — неуверенно спрашивает она. — Не беспокойся, Лариса Николаевна, меня здесь не убивают. Только ранят, — снова широко улыбается Медведь, впиваясь в меня сверкающим взглядом. Секретарь молча закрывает дверь. Бедная, должно быть столько стресса, сколько за сегодня, она не испытывала еще ни разу за свою сторожевую карьеру. Я огибаю стол и приземляюсь на его краешек, отодвигая бедром кипу папок. — А хочешь узнать, почему твоя фамилия такая смешная? — болтаю ножкой туда-сюда, привлекая внимание Медведя. — Удиви меня, — шепчет Влад, не сводя взгляда с моих коленей. [1] Влад Соколовский — певец Влад Бумага — блогер Влад Кадони — телеведущий Глава 21. Чужие руки на моей свинке Влад — Пата, пата, пата, пата, пата, патамушта… — заводит она вновь. Но уже совсем не так, как делала это в приемной, не пронзительно высоко, словно гвоздем по стеклу. А низко и хрипло, почти сексуально. В купе с раскачивающейся ножкой и коротким подолом ее воздушного платья — это действует на приток крови к определенному месту, и нет, совсем не желудку. Ладонь сама движется в направлении ее острого колена, пальцы сами принимаются наглаживать мягкую кожу. Шипучка затихает и глубоко втягивает воздух. — Так почему же моя фамилия так забавна? — ей богу, она зародила во мне комплексы. — Ну Горький… Как кончик у огуречка! — и снова заливисто смеётся. А потом слегка краснеет, прикрывая улыбку ладошкой. — И это все? — Ну, тут ещё ассоциативный ряд сработал, но я тебе рассказывать не буду! Она резко спрыгивает со стола, и её нереальные волосы взмывают розовым облаком над головой. Я снова залипаю на это действо. Вот странное дело, когда только началась вся эта мода на самовыражение и броские цвета, мне казалось это ужасно безвкусным. А Майя — вкусная. Даже слюна течет. Разметавшиеся волосы разносят по кабинету сладкий экзотический запах, и я до предела заполняю им свои легкие. Слюны становится больше. Жа́ра больше. Желания. Черт, я же не железный! И так вел себя, словно евнух, проводя в постели с полуголой девицей несколько вечеров подряд. И ни одного поползновения. Хотя, когда она переплетала свои голые ноги с моими, и укладывала голову на плечо, клянусь, думал, подо мной ад разверзся и уже поджаривает на медленном огне. Но сейчас-то уже ничего не мешает, да? Ни болезнь, ни драный кот, возомнивший себя повелителем квартирных дел. — Может, сходим куда-нибудь вечером? — это предложение давно вертится у меня на языке. — Я сегодня работаю, — дует она губы. Ах да, эта ее дурацкая работа. — Опять свинкой? — Ага. Аж дважды за вечер! А завтра вообще весь день расписан… Может, пообедаем в воскресенье? Я после утренника буду. Непроизвольно поджимаю губы. Я искренне ненавижу эту огромную ростовую куклу, но при мысли о том, что Майя будет вытанцовывать перед чужими мужиками даже в этом слое поролона, что-то свербит в груди. Собственничество, да-да. — И что это значит? — обводит она пальчиком контур моего лица в воздухе. — Что? — Твои брови, Фрида! — смеётся она. — Снова сошлись и угрожают мне! — Глупости, — отмахиваюсь я, тем не менее, очерчивая их указательным и большим пальцем, словно разводя по своим местам. Никогда не замечал такой своевольности за этими двумя, что сейчас-то началось? — Так что? — возвращает свое внимание на меня, склоняется над столом, опирается на него ладонями. — Воскресенье? Обед? Она смешно проводит плечами, словно сейчас пустится в пляс. И я снова вспоминаю, какие дикие танцы застал в приемной, выглянув на душераздирающие вопли. Думал, там, по меньшей мере, нашествие осипших кошек прибыло, но нет, меня еще можно удивить. Особенно своей пластичностью. И улыбкой. И волосами. Ох уж это волосы. Мой. Личный. Фетиш. — Хорошо, — улыбаюсь розоволосой нимфе. — В воскресенье. — Ну, я тогда пошла? — мягко улыбается мне в ответ. — Иди. Она отталкивается от стола, вновь обдавая меня своим сладким запахом, и разворачивается к двери. — Стой, так что на счет фамилии и ассоциативного ряда? — спрашиваю в ее спину. — Ну, думаю, в отличие от огурцов, твой кончик совсем не горький! — выпаливает и бежать. Звонкий девичий хохот доносится до меня из другого конца офиса и вызывает лишь очередной прилив тепла. Безбашенная девчонка с очень острым язычком. Нельзя так с мужчинами. Нельзя. Рабочий телефон оживает на столе. — Да? — Это правда? — тягуче спрашивает Серёгин. Доложили, значит, уже. — Что именно? — не ведусь на его инсинуации. — Стриптизерша средь бела дня! — Она не стриптизерша. Она аниматор! — непроизвольно повторяю слова Майи. — Ага, как же, — ржет друг. — А я вчера всю ночь помогал старушкам переходить дорогу. Так что, твой маленький контактный зоопарк расширяется? — Не твое дело, Макс, честное слово! — Значит, рас-ши-ря-ет-ся, — противно выводит он по слогам. Клянусь, в этот момент я искренне не понимаю, почему мой друг до сих пор жив, а не пал от моих рук еще в студенчестве. Он же таким был всегда, сколько мы знакомы. Провокатор-агитатор хренов. Совсем за свою жизнь не держится. — Ладно, на обед идешь? — переключается друг. — Не сегодня, — избегаю очередной уловки друга вытащить из меня побольше подробностей. — А в качалку сегодня пойдешь? — Я-то пойду, а тебе это зачем? — Хочу привести себя в форму. Вон, какие Барби к тебе, перекаченный Кен, клеятся. Тоже, может, так хочу. — Ну, удачи, — совсем не тактично хмыкаю я. — Так чё, во сколько? — Ни во сколько. Найди себе свое место, я люблю заниматься без свидетелей. Кладу трубку резче, чем хотелось бы. Серёгин, конечно, мой близкий друг, и он всегда подставит свое рыхлое плечо, но всему есть предел. Выжимая очередные семьдесят на штанге под аккомпанемент Linkin Park в ушах, понял очевидное — не хочу ждать воскресенья. Вообще терять время, когда близится сороковник, кажется верхом идиотизма. Сколько себя помню, все делал по плану, каждый шаг отмерял, решения взвешивал, поступал сугубо согласно голосу разума и никогда по велению сердца. Думал, вот он залог счастья — размеренность жизни. А потом та смс, адресованная не мне, и чек из гостиницы, от которого забыли избавиться. И все пошло прахом. Восстанавливать свою жизнь из руин всегда трудозатратно. Ты ставишь камень на камень, восстанавливая первый этаж, затем второй, но в процессе понимаешь, что некоторых дверей больше нет, а окна закоптились недавним пожаром. Но хуже всего, что у твоего дома больше нет крыши, а значит, жить, как жил до этого, уже не получится. Приходится делать перепланировку. Так почему бы не разбить чудесный сад прямо под окнами спальни, пусть недолговечный, пусть на сезон, но именно на него хочется любоваться здесь и сейчас, каждую свободную минуту.