Весь день читаю порциями комменты всех, кто побывал с той и с другой стороны. Волосы дыбом. Получилась какая-то энциклопедия детского горя. Особенно пробили воспоминания тех, кто участвовал в травле, чтобы самому не стать козлом отпущения. Кто боролся изо всех детских сил, чтобы удержаться на предпоследнем месте и не попасть на последнее. Возникла страшная ассоциация с децимацией. Это когда всех строят в шеренгу и каждого десятого того… в расход. И когда считают, у первых-то быстро отлегает. А вот девятому… он очень дорожит местом девятого, а не десятого. Школьные годы чудесные… А от ассоциаций с процессами, происходящими в обществе, вообще мурашки по коже. Спасибо всем за слова поддержки, но конкретные рекомендации, если честно, в большинстве своем шокировали. Не знаю, может, я сама спровоцировала такое выражением «чтоб мало не показалось», но я точно не драки имела в виду! Многие отмечают, что их самих не защищали, поэтому сейчас они порвут за детей. Такая компенсация межпоколенческая. Оно и понятно, но все равно страшновато. Тут вспоминали уже нападения на учителей. К этому идет, что ли? Да и ребенка чужого пойти треснуть… Чем это лучше исходной ситуации? Чтобы с синяком не только мой, но и тот? И где, кстати, гарантия, что он потом не треснет моего или вообще не прирежет? «Жалеть своего, не жалеть чужих». «Шантажировать школу пожарными и СЭСом». «Перенаправить травлю с этого ребенка на другого». Все это продолжение той же безумной реальности, принятие этих правил игры. Самому ребенку дать команду «гасить»? И? Знаете, сколько случаев, когда в результате он же и оказывался виноват? Или покалечен? Кроме того, это ведь все то же: «изменись сам». Моей, например, для того, чтобы начать стульями кидаться, надо было бы измениться внутренне. И тогда смысл? Ну, уйти – понятный совет. Не знаю, правы ли мы были, что не ушли сразу. Мы предлагали ребенку все время. Дочка не хотела бросать друга. А может, боялась, что в статусе новенькой снова огребет. Может, надо было настоять. Не знаю. Я предлагаю все же исходить из того, что и ребенок, и семья имеют право сохранить в этой ситуации свою систему ценностей. И, кстати, именно поэтому рассматриваю вариант ухода как крайний. Потому что непонятно, почему уходить должен тот, кто никого не трогал и ничего плохого не делал. Конечно, кроме случаев, когда ребенку явно невмоготу, и он просит уйти. Или просто опасно. Тут уже не до принципов. * * * Многие спрашивают: почему это возникает? Потому что такова потребность возраста. Детям надо быть в стае, надо осознавать себя через противопоставление другим, надо полностью ощущать принадлежность. Это как раз возраст предподростковый, но сейчас все раньше становится, сдвигается в восьми, девяти годам. Им жизненно нужно чувство групповой сплоченности. Всем, кроме особо ярких индивидуалистов. Если есть какие-то позитивные основания, чтобы эту сплоченность чувствовать, все хорошо, травля не нужна. Если дети чем-то заняты, общая цель у них, общие интересы. В современной школе этого нет совсем. Все атомизировано: пришли – отучились – разошлись. А оно надо. И рано или поздно случается открытие: можно сплотиться ПРОТИВ кого-то. Тогда наступает счастье. Многие в комментах отмечали особое упоение, удаль, веселье, эйфорию, которые охватывают участников травли. Потому что они – вместе. И они – хорошие. Не так важно, что в это вкладывается – высокие или красивые, или умные, или модные, или, наоборот, бравые двоечники. Важно, что с ними все ОК, потому что еще уверенности в себе нет, собственной сформированной самооценки нет, а быть ОК очень хочется. И тут такая возможность. Чем больше ребенок неуверен в себе, чем больше зависит от оценки окружающих, тем более вероятно, что он будет активно участвовать в травле. То есть, на самом деле они так панически боятся, что кто-то догадается об их уязвимости, что из кожи вон лезут, заранее перенаправляя огонь на кого-то. Само выражение «козел отпущения» пошло от древнего обычая раз в год навешивать на бедное животное все свои грехи и зафигачивать его в пустыню, на съедение демону. Подобные механизмы существовали и существуют во всех культурах. Старо как мир. Часто объясняют травлю с позиций этологии, мол, есть альфа-особи, есть омега-особи и т. д. Все это, конечно, есть. Но люди все же посложней обезьян будут, и к этому все не сводится. Как минимум, эта теория не объясняет, почему есть группы без травли. Да, со своими звездами, середнячками и «особыми», но при этом без насилия. Поэтому меня этот подход не устраивает. Можно объявить, что это, мол, у них такое распределение, и просто он омега, и все. Всем расслабиться. Между тем вопрос, на мой взгляд, именно в этом. Почему некоторые детские коллективы оказываются беззащитны перед групповой иерархией, вшитой от природы, а другие-то нет. Живут по-человечески. Мое убеждение, что до подросткового возраста это полностью зависит от взрослых. Если есть авторитетный взрослый, который насилия не приемлет, его не будет. А мы что имеем? Учителя сплошь и рядом вообще считают атмосферу в классе не своим делом. Или хотели бы что-то сделать, да не могут. Этому, кстати, учат где-нибудь? В программе педвузов хоть говорят о таком феномене, как травля? Есть и такие, что сами провоцируют, им это кажется очень удобным способом управлять детским коллективом. Иногда невольно провоцируют. Например, любимый учителями физкультуры способ скоротать урок – эстафета. Всем весело, учителю легко. Плохо неспортивным детям, которым достается за то, что «подвели команду». Если учитель никак это не отслеживает и не работает с этим, а наоборот, подогревает азарт, травля почти неизбежна. Ну, а дальше вступает в силу действие системных законов. После того, как группа назначила «козла отпущения» и сложилась как дисфункциональная, то есть замешанная на насилии, она такой и останется без сильных причин измениться. Распробовав вкус насилия, детский коллектив остановиться сам не может. Если дети оказываются предоставлены сами себе – дело может далеко зайти. «Повелитель мух» или «Чучело» – там все подробно описано. Плюс общий, фоновый высокий уровень разлитой агрессии. Когда перекрыты каналы для направления агрессии по адресу, к источнику унижения и попрания прав – в нашем случае наверх, к властям, – агрессия расползается вширь, лезет во все дыры, проникает в щели. Она в воздухе разлита, а уж форма найдется. * * * У нас все получше, ТТТ. Видимо, дети впечатлились тем, насколько все оказалось серьезно. Зачинщики притихли, остальные прям приветливы. Как резюмировала дочка, проведя в школе два дня, «так жить можно». Я говорила с директором и учительницей, но они вряд ли что-то успели уже сделать. Думаю, сам настрой важен. Так вот, чтобы завершить тему. Для начала – о том, что, как мне кажется, заводит в тупик взрослых, которые пытаются справиться с травлей в детской группе. О типичных ошибках, неверных убеждениях и стратегиях, которые часто приводят к тому, что ситуация травли консервируется или даже усугубляется. 1. Ждать, что само пройдет. Само не проходит. У детей до подросткового возраста – точно, позже есть небольшой шанс. Если в группе найдутся достаточно авторитетные дети (не обязательно лидеры), которые вдруг увидят эту ситуацию иначе и решатся заявить о своем видении. Возможно, не полностью прекратить, но сильно уменьшить травлю это может. Я такое несколько раз наблюдала, и сама когда-то участвовала. В нашем классе сильно травили мальчика из не очень благополучной семьи, очень жестоко, он считался «вонючим» (был энурез, как я теперь понимаю). Били, обзывали, отнимали портфель, в общем, по полной программе. Жалко его было всегда, но это воспринималось как данность, неизбежность – ведь «он такой». Учителя тоже в основном пытались давить на жалость, что дела не улучшало. А потом, классе в шестом, вдруг накрыло осознание, что так нельзя. Что просто нельзя и все, независимо от того, какой он. Ощущение холода между лопаток от 30 взглядов, когда я иду через весь класс и сажусь рядом с ним (на это место НИКТО и НИКОГДА добровольно не садился), я не забуду всю жизнь. И шепот «С вонючкой села! Сама провоняет!». В общем, это было почти социальное самоубийство с моей стороны. Но внутри было это вот новое чувство, и выбора не было. Как бы я теперь назвала, мораль проклюнулась. Как раз в 12. И ничего, обошлось. Поудивлялись и приняли как факт. Видимо, мораль начала не только у меня уже прорезаться, дети были умные. А мальчик потом приходил ко мне домой, я его по русскому подтягивала, очень интересный оказался, вежливый и читал много. Как-то потише стало вскоре с травлей. Не полюбили его, конечно, но обижали меньше. Но до 12 с собственной моралью у детей слабовато (еще и мозг не созрел). И задавать им моральные ориентиры обязаны взрослые. Дети в этом возрасте очень готовы их услышать и принять. И наоборот, в подростковой уже группе взрослый может и не справиться, если там уже сложилась, так сказать, «антимораль». По крайней мере, ему будет гораздо труднее. 2. Оправдывать, объясняя. Объяснений, почему возникает травля – воз и маленькая тележка. Здесь и потребность возраста, и давление закрытой системы (школа, тюрьма, армия), и групповая иерархия (альфы-омеги), и личные особенности детей (например, пережитый опыт насилия, приведший к виктимности или агрессивности). Все это очень важно и интересно, и безусловно стоит изучать и понимать. Но. Если из всего этого делается вывод: «Так что же вы хотите, вот ведь сколько причин, потому и травят», – это и есть оправдывать, объясняя. Травля в конкретном классе, от которой страдают прямо сейчас конкретные дети – не вопрос научных изысканий, это вопрос морали и прав человека. С этой точки зрения пофиг, кто какая буква. Будь ты хоть трижды альфа, будь он хоть сто раз странный и «не такой», травить не смей! Если в голове у взрослого такого твердого убеждения нет и он в упоении от собственной проницательности «анализирует причины» вместо того, чтобы дать определенную оценку и выдвинуть требования, остановить травлю он не сможет. Это как раз было в нашем случае, когда учительница на все мои разговоры приводила примеры, как дети, которых травят, отличаются от других детей в классе, и вот, мол, все поэтому. И мне не хватало твердости четко сформулировать, что все это очень интересно, может быть, и правда, только никакого отношения не имеет к вопросу обеспечения психологической безопасности детей во вверенном ей классе. И когда она прибегала к излюбленному ходу: «Нет, а вот скажите, а со своего ребенка вы, значит, совсем снимаете ответственность за эту ситуацию?», – мне давно надо было сказать: «Совсем. Она никого не била и не травила, а такой, как все, быть не обязана». Кроме того, причины часто столь глобальные, что устранить их невозможно. Скажем, агрессию в обществе или насильственность и закрытость школьной системы. Или вот дети, обделенные любовью родителей и потому самоутверждающиеся за счет других, всегда были, есть и будут. Это не значит, что надо терпеть травлю. Надо ставить цели скромнее: нет задачи изменить причины, есть задача изменить поведение конкретной группы детей. 3. Путать травлю и непопулярность. Подмена проблемы. Никто никому не обязан, чтобы его все любили. Не могут быть все одинаково популярны. Суть травли – не в том, что кто-то кого-то не любит. Суть травли – насилие. Это групповое насилие, эмоциональное и/или физическое. И именно за это отвечает взрослый, которому доверена группа детей. За их защищенность от насилия. Многим детям, кстати, и не нужна особая популярность в классе, они вполне без нее проживут. Они могут быть от природы интровертны, застенчивы или просто душой принадлежать не к этой, случайно собранной по административному признаку, а совсем к другой группе. Они хотят одного – безопасности. И имеют на нее полное право. Педагоги, сводящие все к непопулярности, часто искренне стараются исправить ситуацию. Они обращают внимание группы на достоинства жертвы, пытаются повысить ее рейтинг особыми поручениями и т. д. Подобных предложений было много в комментах. И это все очень мило и действенно, при одном условии: травля как насилие уже прекращена. Тогда да, – можно грамоты на стенку вешать. Если нет – все и любые достоинства жертвы в глазах группы, захваченной азартом травли, будут мгновенно превращены в недостатки. Выиграл олимпиаду – «ботан». Помог кому-то – «подлиза». Нарисовал хорошо – «художник-мазила-мочи Левитана». Все в таком духе. В грязной атмосфере насилия не пробьются ростки интереса и уважения. Сначала надо провести дезинфекцию. Эту ошибку, кстати, нередко поддерживают детские книжки и фильмы. Соверши подвиг, впечатли всех, и жизнь наладится. Если дело только в непопулярности – может быть. Если идет травля – нет. И даже, может быть, наоборот. Как-то я общалась с девицей, со смаком вспоминавшей, как они в каком-то лагере для детей-мажоров травили Яну Поплавскую, которая вип-родителей не имела, а путевку ей дали после успеха фильма про Красную Шапочку. Травили, «чтобы знала, что она все равно не нашего круга, хоть и артистка». Сама девица была похожа на крысу, если честно. 4. Считать травлю проблемой жертвы. Конечно, явственно страдает именно жертва. Те, кто травят, прямо сейчас могут выглядеть очень довольными собой. Однако важно понимать, что страдают в результате все. Страдает жертва, получившая опыт унижения, отвержения и незащищенности, травму самооценки, а то и нарушения эмоционального развития из-за долгого и сильного стресса. Страдают свидетели, те, кто стоял в стороне и делал вид, что ничего особенного не происходит, и в это самое время получал опыт бессилия перед властью толпы и стыда за свое слабодушие, поскольку не решился вступиться и поддерживал травлю из страха самому оказаться жертвой. В комментариях много было такого опыта. Этот опыт иногда может быть полезен для подростка, у которого уже есть достаточно сил для морального выбора. Приводили примеры, как испытанный острый стыд заставлял что-то делать. Но для ребенка младшего возраста такой опыт всегда травматичен и разрушителен, стыд загоняет его в угол, и все. Это все равно как насильно ставить ребенка на ноги до того, как они достаточно окрепли. Будет искривление костей. Страдают преследователи, получая опыт шакалов в стае, или опыт кукловода, опыт безнаказанности, иллюзию своей силы и правоты. Этот опыт приводит к огрублению чувств, отрезанию возможностей для тонких и близких отношений, в конечном итоге – к деструктивным, асоциальным чертам личности. Пиррова победа, которая потом обернется одиночеством и положением изгоя во взрослом коллективе, где никто уже не станет особо бояться такого «булли», а вот общаться с ним не захочет. Даже если он будет успешен и станет начальником, счастья в его жизни будем немного, носи он хоть сплошное «Прада», как известно. Наконец, это все плохо для группы в целом, для ее эффективности, способности справляться с трудностями. Насилие – страшный пожиратель энергии, ни на что другое сил у группы уже не остается. В том числе и на учебу. Так что если это не вашего ребенка травят – не думайте, что лично у вас нет повода для беспокойства. Не говоря уже о том, что тлеющая подолгу травля всегда прорывается вспышками настоящего насилия, как это было в случае с дочкиным другом. И тогда абсолютно любой – в том числе и ваш – ребенок может оказаться «назначен» группой исполнить ее волю и «дать ему как следует». Он сам потом не сможет объяснить, почему так озверел и почему сделал то, что ему вовсе не свойственно. Ну, а дальше варианты. Либо он сам рискует совершить серьезное преступление, либо доведенная до отчаяния жертва даст отпор и… 5. Считать травлю проблемой личностей, а не группы. Это подход типа «все дело в том, что они такие». Чаще всего приходится слышать, что жертва – «такая» (причем неважно, в негативном ключе: глупая, некрасивая, конфликтная, или в позитивном: одаренная, нестандартная, «индиго» и т. д.). «Козлом отпущения» может стать каждый. Это иллюзия, что для этого надо быть каким-то особо ненормальным. Да, иногда и так бывает. А иногда и вовсе наоборот. И вообще как угодно. Очки (веснушки), толщина (худоба), национальность, бедная одежда – все пойдет. Да, есть качества, которые способствуют закреплению этой роли – чувствительность, обидчивость, просто повышенная ранимость в этот период. Есть и особый случай детей виктимных, переживших насилие и так привлекающих внимание к себе. Но в общем и целом причина травли – не в особенностях жертвы, а в особенностях группы. Один и тот же ребенок может быть изгоем в одной группе и своим в другой. Или перестать быть изгоем в той же самой за короткий срок, скажем, после смены классного руководителя. Точно так же не имеет смысла сводить причину травли к качествам тех, кто травит: они «звери, гаденыши, быдло, наглые отпрыски нуворишей» и т. п. Опять-таки, конечно, роль инициаторов травли часто берут на себя дети, не самые благополучные внутренне. Но одних только их качеств недостаточно. Я много раз наблюдала, как самые отъявленные травители, случайно оказавшись с дочкой вдвоем, например, на продленке, мирно с ней играли. И опять-таки, при смене взрослого лидера или позиции этого лидера по отношению к происходящему нередко «эти сволочи» поразительно быстро меняют свое поведение, хотя, конечно, не могут так стремительно решить свои внутренние проблемы или повысить свой культурный уровень. Эта ошибка лежит в основе попыток преодолеть травлю путем «разговоров по душам» или «индивидуальной работы с психологом». С жертвой ли, с агрессорами ли. Травля, как любое застревание в деструктивной динамике, – болезнь группы. И работать надо с группой в целом. То же относится к попыткам «взять за грудки». Это может защитить конкретного ребенка, но группа, вкусившая «крови», тут же выберет другую жертву. Просто убрать жертву или зачинщика, все сведя к их личным особенностям, тоже не факт, что поможет – действо вполне может продолжиться с другими исполнителями главных ролей. Пытаться решить проблему травли, решая личные проблемы действующих лиц, – все равно что пытаться решить проблему аварий на дорогах не разумными ПДД и контролем за их исполнением, а развитием у каждого отдельного водителя скорости реакции, вежливости и любви к ближнему. Конечно, помогать детям решать внутренние проблемы тоже нужно, но это работа долгая и в ситуации актуальной травли невозможная обычно. Надо сначала прекратить травмирующее воздействие, а потом уж лечить. 6. Давить на жалость. Пытаться объяснить агрессорам, как жертве плохо, и призывать посочувствовать. Не поможет чаще всего. Только укрепит их в позиции сильного, который хочет – казнит, хочет – милует. А жертву обидит, унизит или подкрепит ее беспомощность. Особенно если это мальчик. Я про это писала в книжке «В класс пришел приемный ребенок», там, где история Тимура. Очень частая ошибка. 7. Принимать правила игры. Это самое важное, пожалуй. Ошибка – выбирать между виктимностью и агрессией. Любая ситуация насилия провоцирует именно этот выбор. Либо «меня бьют, потому что я слабый, и всегда будут бить». Либо «меня бить не будут ни за что, я сильный и бить буду я». При всей кажущейся разнице обе эти позиции сходны. Они обе базируются на одном и том же убеждении о том, как устроен мир. А именно: «сильный бьет слабого». Поэтому если взрослый идентифицируется или подталкивает ребенка идентифицироваться с одной из этих позиций, он тем самым подкрепляет эту картину мира. Подталкивать ребенка – это значит говорить ему «подумай, что ты сам делаешь не так» или «дай ему, чтоб неповадно было». В том и другом случае ребенок получает от взрослого такое послание: «Мир, знаешь ли, устроен так, и другого мира у нас для тебя нет. Ты можешь капитулировать перед насилием, предать себя и измениться так, как от тебя требуют. Им виднее, каким ты должен быть, они сильны, а значит – правы. Или можешь наплевать на собственную безопасность (не бойся!) и озвереть, тогда тебя не тронут. Еще вариант: отрезать от себя чувства (не обращай внимания!) и научиться изображать лицом не то, что происходит внутри. Выбирай, детка!». По сути, взрослый в этом случае солидаризируется с травлей как явлением и оставляет ребенка один на один с ней. Ребенок за всеми этими «Учись налаживать отношения» или «Дай сдачи» слышит: «Тебя никто не защитит, даже не надейся. Справляйся сам, как знаешь». Собственно, оно, может, и ничего, если, опять же, мы имеем дело с подростком, которому уже пора обретать самостоятельность и рассчитывать на себя. Если до этого у него было достаточно поддержки, и если сейчас он все же застрахован от совсем крайних проявлений насилия, он может справиться. Тогда, как справедливо кто-то отметил, это будет инициация, опыт болезненный, но ведущий к развитию. Заодно подросток сможет принять собственное решение о том, так или не так устроен мир, и готов ли он с этим мироустройством согласиться. Это тоже зависит от того, была ли ему прежде взрослыми предъявлена иная система ценностей, и есть ли у него тыл в семье. Если же ребенок младше, такое поведение взрослых лишает его защищенности и обрекает на преждевременную инициацию. Которую да, сильный ребенок может пройти, но всегда дорого за это платит. А слабый так и вообще ломается. И начинает верить, что «мир устроен так». Такие волны этой детской незащищенности плескались в комментариях к прошлым постам… Когда я писала, что нужно идти на конфронтацию, я именно это имела в виду. Не конфронтацию с конкретными глупыми детьми, а конфронтацию с правилами игры, по которым «сильный имеет право бить слабого». С травлей как насилием, как болезнью, отравой, моральной ржавчиной. С тем, чего не должно быть. Что нельзя оправдывать, от чего любой ребенок должен быть защищен – и точка. Этот тот самый главный вывод, о котором я уже писала. Без конфронтации здесь невозможно, уговоры не помогут, «командообразование» тоже. Идти на конфронтацию неохота, неловко, нет опыта, потому что сами мы почти все имеем опыт жертвы и/или опыт травящего, и сами мечемся между виктимностью и агрессивностью, достаточно те же комменты почитать.