Мы с Шарлоттой пробегаем мимо кондитерской, не заходя внутрь, и оставляем позади книжный магазин. И когда мы добираемся до закусочной, я обнаруживаю у входа свою мать. Я резко останавливаюсь. Потому что, хоть и знаю, что она с отцом в городе, все же мне удивительно видеть ее здесь. – Мама? Она пристально смотрит на меня, затем моргает и медленно подходит ко мне с нерешительной улыбкой. – Хейли, – ее взгляд скользит по мне. – Я едва узнала тебя. Ты выглядишь… по-другому. Только когда я замечаю странное выражение на лице Шарлотты и осматриваю себя, то понимаю, что имеет в виду мама. И она права. Я больше не та Хейли в легинсах, широких толстовках и тусклых свитерах. На мне длинное темно-красное платье с узорами из золотых блесток, которое я никогда не осмелилась бы надеть раньше. Помимо этого целая куча цепочек и браслетов, которые добавились за лето. В том числе украшения с того музыкального фестиваля, на котором я была с Чейзом. Боже, мне кажется, что это случилось целую вечность назад. Как будто в другой жизни и с другой Хейли. Но браслеты – доказательство того, что это не так. Я была там с Чейзом и видела, как играет одна из моих любимых групп. Громкий кашель вырывает меня из моих мыслей. Шарлотта указывает в сторону кафе. – К сожалению, мне пора. Работа зовет. На этот раз я не раздумываю, а быстро прижимаю ее к себе. – Спасибо, что сходила со мной, – шепчу я. Она мягко улыбается и сдвигает очки на переносицу. – В любое время. Ты заглянешь в «Кексики Лиззи» или увидимся в баре «У Барни»? Остальные тоже там будут. Я киваю, хотя не могу ничего гарантировать, потому что больше всего мне хочется вновь спрятаться от мира в своей комнате. Только я не смогу спрятаться от себя, как бы мне этого ни хотелось. Но идея провести вечер с Чейзом, Лекси, Шарлоттой и Эриком с Клэйтоном кажется мне… прекрасной. Шарлотта вежливо прощается с моей мамой, потом бежит в кафе. Мама робко улыбается: – Она кажется милой. – Она ходила со мной на мой первый сеанс терапии. Похоже, это удивляет маму, хоть и ненадолго. – Это хорошо, Хейли. Мне жаль, что мы раньше не узнали, что с тобой происходит. Я… – Мы и правда должны говорить об этом здесь, мам? Она быстро оглядывается, но едва ли кто-то обращает на нас внимание. Сейчас утро, и все в Фервуде идет своим чередом. Люди, которые пришли в закусочную на завтрак, в любую минуту встанут из-за своих столиков, чтобы уйти, или уже это сделали. А обеденная суета еще не началась. – Нет, конечно, нет, дорогая, – мама кладет руку мне на спину и уводит меня прочь. Подальше от закусочной и от моей комнаты. – Но думаю, что важно, чтобы ты с кем-то об этом поговорила. А если это терапевт, тем лучше. Прежде чем я успеваю опомниться, мы уже не спеша идем по другой стороне Мейн-стрит. Если идти в этом направлении, то рано или поздно окажешься рядом с кладбищем. Знаете, как это жутко? Нет, наверное, нет. Скорее всего, она не знает, что там городское кладбище. Или что там похоронен мой лучший друг. Мама делает глубокий вдох: – Я хотела извиниться перед тобой. – Ты не должна… – И все же. – Она уже не выглядит такой измученной, как вчера, но все же я уверена, что лучше, чем я, с моими опухшими веками и красным носом. Тем не менее сейчас ее глаза наполнились слезами. – Да, я должна. Хейли, я… прости. Я должна была выслушать тебя, когда ты позвонила, и я не должна была сбегать вчера, и… и я не должна была называть тебя Кэти. – Слезы текут по ее щекам, но она не обращает на них внимания, а нервно теребит пальцы, как часто делаю и я. – Мне ужасно жаль, дорогая. – Мама… – перебиваю я ее, потому что не могу больше смотреть на нее в таком состоянии. – Все в порядке. Она яростно качает головой: – Ничего не в порядке, и мы обе это знаем. Когда Кэти умерла, твой отец и я с головой погрузились в работу, из-за чего у тебя сложилось ощущение, что нам на тебя наплевать, и ты… ты чуть… – она громко вдыхает и выдыхает. – Мы бы не вынесли, если бы потеряли тебя, Хейли. Мы с твоим отцом любим тебя больше всего на свете. Я не знаю, кто из нас делает первый шаг. То ли мама движется ко мне, то ли я к ней, но вдруг я оказываюсь в ее объятиях. – Я тоже вас люблю, – шепчу я. – И я не хотела делать вам больно. Я всего лишь хотела… – Я знаю, – она обвивает меня руками и гладит по волосам. – Я знаю, дорогая. В этот раз мне все равно, кто пройдет мимо и что увидит. Мне все равно, что подумают окружающие. Потому что сейчас есть только я и моя мама. Мама, которую я наконец вернула. Она осторожно отстраняется, но ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. Грустная улыбка скользит по ее лицу. – Только взгляни на нас… – Она медленно вытирает сначала мои, потом собственные слезы. И я использую, наверно, сотый за это утро платок. Мы проходим еще немного по Мейн-стрит, мимо салона, где мне набили татуировку, мимо парикмахерской и небольшого бутика со шляпами. Мама взяла меня за руку и притянула к себе, так что теперь мы шагаем бок о бок. – Мы с твоим отцом беспокоимся о тебе, Хейли, – некоторое время спустя говорит она. – Я знаю. – Мы долго разговаривали, и мы хотим, чтобы ты вернулась домой вместе с нами. Я застываю. Просто перестаю дышать. И останавливаюсь, заставляя маму сделать то же самое. – Что?.. – выдыхаю я. – Ты совсем одна в этом чужом городе, далеко от дома. Здесь ты хотела с собой… – она делает паузу и так же, как и я, не может вымолвить ни слова. – Я не одна, – протестую я, но даже в моих собственных ушах это звучит неубедительно. Может быть, потому что я только вышла от доктора Санчес и еще не готова к новой борьбе? Я чувствую себя обессиленной и опустошенной. Но я не могу так просто проигнорировать ее заявление. – У меня есть друзья. Друзья, которые были рядом, когда моих родителей не было. Друзья, которые приняли меня здесь и дали почувствовать, что я не чужая. Друзья, которые принимают меня такой, какая я есть, после случившегося. И у меня есть Чейз. Даже если после всего, что произошло, я понятия не имею, в каких именно мы отношениях, все равно без всяких сомнений я знаю, что могу на него положиться. Что он будет рядом, несмотря ни на что. Мама вздыхает. Она не выглядит счастливой, но и принудить меня к чему-то не может. Мне двадцать один год. Мои родители больше не могут мне приказывать. И, к счастью, мама даже не пытается это делать. – Подумай, – взывает она ко мне. – Тебе здесь не место. Этот город… Эти люди… Ты едва их знаешь, – она качает головой, словно обвиняя Фервуд или его жителей в том, что я пыталась покончить с собой. – Дома мы сможем позаботиться о тебе, быть рядом, предоставить всю необходимую помощь, дорогая. – Я получаю помощь и здесь. – Хейли, – она хватает меня за руки и мягко их сжимает. – Мы приехали сюда ради тебя. Мы с твоим отцом просто хотим, чтобы тебе стало лучше. Дома мы сможем обо всем позаботиться. Но здесь? В этом городе? Чем ты собираешься платить за терапию? Ты студентка колледжа, бросившая учебу. У тебя нет настоящей работы, и ты израсходовала все деньги из своего фонда на эту поездку. Да, твой отец говорил с банком, – добавляет она, будто предвидя мой вопрос. – В данный момент он обсуждает с руководством колледжа твои проблемы, фактически использует все имеющиеся у него рычаги, чтобы тебе засчитали твои прошлые заслуги. Ты же хочешь продолжить обучение? Не знаю. Даже не думала об этом. – Конечно, ты можешь выбрать и другой колледж, – решительно продолжает мама. – Не волнуйся. Никто не заставит тебя вернуться в то ужасное место. Как только тебе станет лучше, ты сможешь выбрать любой другой университет в стране. Чтобы сделать… что? Изучать какой-нибудь скучный предмет, который вряд ли станет мне интересен? Жить в общежитии одной или с чужими людьми? Получить диплом? Без Кэти? Неужели я должна притворяться, что ее никогда не было? Будто у меня никогда не было сестры-близняшки? Будто вместе с ней не умерла и самая важная часть меня самой? – Нет. Мама застывает от неожиданности. – Что ты имеешь в виду, дорогая? Я глубоко вздыхаю и делаю все возможное, чтобы оставаться спокойной. Теперь я похожа на вулкан, который так близок к извержению, что мне стоит всех моих сил, чтобы сдержаться. – Нет, – повторяю я подчеркнуто спокойно. – Я не хочу возвращаться в колледж. И я также не хочу ехать с вами домой. Я не хочу уезжать отсюда, мам. В тот же миг, как слова срываются с моих губ, я уже жалею о них, потому что мама всхлипывает. Она в недоумении, будто не может осознать то, что я сказала, а затем я замечаю боль в ее глазах. Я так ясно вижу боль в них, потому что каждый день вижу ее и в своем зеркале. – Прости, мам… Она осторожно гладит мои руки. – Пожалуйста, подумай еще раз, Хейли. Все будет не так, как раньше, если ты вернешься домой с нами. Это я тебе обещаю. Мы позаботимся о тебе. Какая-то часть меня хочет ей верить. Нет, это – ложь. Все во мне хочет ей верить, хочет броситься в ее объятия и предоставить решить все мои проблемы за меня. Я не хочу больше думать, принимать решения и причинять людям боль. Просто хочу, чтобы это прекратилось. Я не знаю, как пережить следующий час или этот день – так как я должна думать о будущем? Я не могу представить, что возвращаюсь в колледж, изучаю скучные предметы, ищу стажировку или решаю другие насущные проблемы – выбираю квартиру или комнату, организовываю переезд, упаковываю коробки, знакомлюсь с новыми людьми, плачу по счетам и многое другое… Все это вызывает во мне беспокойство, от чего мой желудок сжимается. Я не могу сейчас во все это вникать. Просто не могу. Поэтому я просто киваю и на мгновение закрываю глаза, чтобы сделать глубокий вдох. – Я подумаю об этом. И вот она: надежда в маминых глазах. Надежда, которую я рано или поздно уничтожу, и не важно, хочу я этого или нет. – Спасибо, Хейли.