Оченков Иван Валерьевич * * * Оченков Иван Валерьевич Продолжение Василиска С началом войны жизнь семейства Егоровых переменилась совершенно. Призванный в армию Ефим Иванович целыми днями пропадал на службе, Мила все время проводила в госпитале, а Сережа и вовсе неизвестно где. Милейшая же Капитолина Сергеевна осталась одна. Впрочем, скучать ей было некогда. Служившая у них китайская прислуга разбежалась, а необходимость держать в порядке дом, стирать и готовить на всю семью пищу никуда не делась. Будь на месте мадам Егоровой дама другого склада, у нее, возможно, опустились бы руки от свалившихся на нее забот, но уроженка славного города Одессы была не такова. Поэтому каждый вечер, когда члены семьи добирались-таки до дома их ждал вкусный ужин, чистое белье и горячая вода. Вот и теперь, проголодавшиеся за день Сережа и Ефим Иванович с наслаждением работали ложками, и только Людмила отчего-то ела без аппетита. - Мила, ты почему плохо кушаешь, тебе, что совсем невкусно? - Ну что ты Капочка, очень вкусно... - Еще бы невкусно! Ты себе не представляешь, сколько теперь стоят продукты в городе. Посмотри на эту курицу, за нее просили полтора рубля и никак не хотели уступить даже гривенника. Я их спрашиваю, если ваша курочка несет золотые яйца, то зачем вы ее зарезали, а если нет, то почему вы хотите столько денег? Господи, чтобы сказала наша покойная мама, если бы узнала, что я покупаю кур по такой цене! Да она бы заперла меня в доме и никогда не пускала бы больше на Привоз! Мила немедленно кушай или у меня сердце разорвется глядя на тебя. - Прости родная, просто я немножко устала. - Немножко устала? Да на тебе смотреть больно, ты совсем себя не бережешь в своем госпитале! Только посмотри на кого ты стала похожа, раньше, когда ты шла по улице, на тебя не оборачивались только телеграфные столбы, а теперь никто и не посмотрит. Фима что ты молчишь? На твоей свояченице лица нет, а тебе и горя мало! - Много раненых? - сочувственно спросил Ефим Иванович, отставив ложку. - Много, - вздохнув, ответила сестра милосердия, - в основном моряки, раненые в Дальнем. Да еще с миноносцев случается, доставляют. - Да, миноносцы каждую ночь ходят в дело, - покачал головой глава семьи. - Мила, а, правда, что великие князья заходили к вам? - вступил в разговор наевшийся наконец Сережа. Услышав вопрос племянника, Людмила Сергеевна нахмурилась. Действительно, быстро ставшие известными на весь Квантун своими кутежами августейшие братцы Кирилл и Борис удостоили своим посещением раненых героев находившихся на излечении. Хуже всего было, что Мила услышала только "великий князь" и, недослушав, выбежала навстречу. Какая бездна разочарования ожидала ее в палате. Вместо неизменно вежливого и деликатного Алексея Михайловича, давно ставшего любимцем всего Порт-Артура, тяжелораненых с нескрываемой скукой осматривали его кузены Кирилл и Борис Владимировичи. Окруженные свитой прихлебателей и госпитального начальства, великие князья награждали раненых георгиевскими крестами. - Поздравляю вас, братцы, георгиевскими кавалерами и желаю скорейшего выздоровления, - говорил невыразительным голосом Кирилл, желая очевидно лишь, чтобы все быстрее закончилось. - Покорно благодарим ваше императорское высочество, - без малейшего энтузиазма бубнили в ответ награжденные. - Как же им не выздоравливать с таким то уходом, - развязно воскликнул Борис, заметивший вошедшую Милу, - я право, не отказался бы получить ранение, если бы за мной стала ухаживать такая красавица! Толпящиеся вокруг приближенные дружно захихикали над шуткой своего господина, но услышав ответ тут же замолчали. - Нет ничего проще, ваше императорское высочество, - отчеканила девушка звонким голосом, - кругом война и в нашем госпитале выхаживают раненых героев! А вот от алкоголизма лечат в совсем других местах. Лицо Кирилла вытянулось, как будто ему пришлось принять касторки, а Борис напротив жизнерадостно захохотал. - Ты посмотри братец, мадемуазель не только красива, но и остра на язык! - Слишком остра, - кислым голосом промямлил тот и, резко развернувшись, вышел вон. - Людмила Сергеевна, голубушка, - почти прошипел на нее начальник госпиталя Суботин, - что вы себе позволяете? Право, не ожидал от вас... - Ну что вы, друг мой, - раздался за его спиной голос Бориса Владимировича, - хорошеньким женщинам позволительны и не такие вольности! Услышав великого князя, тот едва не подпрыгнул, и выражение лица мгновенно сменилось с сердитого на угодливое. - Да-с, ваше императорское высочество, мадемуазель Валеева у нас барышня строгих правил и никому спуску не дает-с! - А мне нравятся строгие женщины, - расплылся в похабной улыбке Борис, - особенно такие хорошенькие! Людмила Сергеевна, чаровница, не откажите в любезности, позвольте предложить вам... - Сестрица, - раздался рядом слабый голос только что награжденного раненого, - мочи нет терпеть, за ради Христа, позовите санитара, пусть утку принесет! - Потерпи голубчик, я сейчас сама принесу, - тут же воспользовалась спасительным предлогом девушка. Великий князь Борис, очевидно не зная предназначение "утки" остался стоять, ожидая ее возвращения. Сообразивший в чем дело Суботин подвинулся к высокопоставленному обалдую и горячо зашептал что-то тому на ухо. Переменившись в лице, тот поспешил выйти, вон скривив недовольную физиономию. Когда Мила вернулась с уткой в палату, на ее счастье, никого из начальства уже не было, а раненый неожиданно сам встал и обычным голосом сказал, донельзя удивленной девушке. - Да что вы барышня, нешто я сам не дойду! Просто ходют тут всякие, воздух портют... - Спасибо вам, - вырвалось у Милы, сообразившей, что матрос просто пришел ей на помощь. - Да не за что, - улыбнулся тот и, взявшись за костыль, поковылял в сторону уборной. Вся эта картина мгновенно промелькнула перед глазами Людмилы Сергеевны, после вопроса племянника и заставила ее прекрасное лицо нахмуриться. - А вы молодой человек, лучше бы рассказали, где целый день шлялись! - строгим голосом спросила у непутевого отпрыска мадам Егорова. - Ну что ты маменька, - попытался сделать честное лицо тот, - я просто выходил ненадолго... - Так ненадолго что я целый день не могла тебя найти? Фима, ты должен серьезно поговорить с Сережей, он совсем отбился от рук! - Сережа, что все это значит? - встревоженно спросил отец. - Папа, - поднял на него глаза гимназист, - я не хочу сидеть дома, когда кругом война. Ты служишь, Мила служит, я тоже хочу! - Сереженька, но ты еще очень мал. - Папа, помнишь, я говорил тебе о мальчике в матросской форме, почему ему можно, а мне нельзя? - Боже мой, какой ты еще ребенок! - Я уже не ребенок! Я лучше сбегу из дома и поступлю юнгой во флот. Его же взяли, так почему мне нельзя? - Сережа, - мягко проговорил отец, положив руку на плечо сыну, - я справлялся об этом мальчике. Он из прислуги великого князя Алексея Михайловича. Кофишенк. Да он носит морскую форму, поскольку находится в услужении у морского офицера, но вся его служба состоит в том, что он готовит и подает господам офицерам кофе. - Не может быть! - отшатнулся тот от отца. - Увы, мой мальчик. А ты, верно, думал, что он стреляет по японцам из пушки? Ну, прости, я не хотел тебя разочаровать. - Я просто желал быть полезным, - потерянно проговорил поникший гимназист. - Я знаю, - потрепал его по волосам Ефим Иванович, - но почему бы тебе для начала не помогать маменьке? Ей сейчас тяжело одной, и твоя помощь была бы очень кстати. - Но ведь идет война! - Послушай Сережа, - обратилась к мальчику тетка, - а хочешь помогать у нас в госпитале? - Мила, что ты такое говоришь! - строго воскликнула Капитолина Сергеевна, - разве ребенку прилично видеть такие ужасы... - Ну, какие ужасы, не думаешь же ты, что я зову его ассистировать при операциях? - А что нужно делать? - Видишь ли, Сережа, - мягко улыбнулась она, - большинство наших солдат и матросов совершенно неграмотны, а у них дома есть родные. Они часто просят написать им весточку, а у нас не всегда есть на это время. У тебя хороший разборчивый почерк и ты мог бы быть этим полезен настоящим защитникам отечества. - Хорошо, я приду, - воскликнул тот с загоревшимися глазами. - Никак не более чем на два часа в день! - решительно заявила мадам Егорова, - и только после того как поможешь мне по дому. - Хорошо, маменька. - А теперь ступай спать! - Спокойной ночи. Когда Сережа, награжденный поцелуями всей семьи, вышел, Ефим Иванович подошел к своей половине и негромко сказал: