Дальше додумать Ермилов не успел. Из-за двери раздался елейный голос Люськи: — Олежек, а ты блинчиков не хочешь? С медом. «Змея!» — с теплотой подумал он о Коротковой, торопливо складывая книги в стопку. Когда он вышел, Люська сунула ему ведро с мусором. — А блинчики? — напомнил Олег жалобно. — Выбросишь и получишь свои блинчики! — определила приоритеты Людмила. Глава вторая Плотников на удивление легко дал согласие на дотошную работу по изысканиям в отношении Петрова, на которую нацелился Ермилов. Несмотря на то что Петр Анатольевич обладал высоким лбом, обрамленным редкими остатками почти седой шевелюры, утром он выглядел всклокоченным. Все от него что-то хотели, к нему стекались потоки информации, и Олег подумал было, что шеф согласился с предложенным им алгоритмом действий мимоходом, лишь бы Ермилов отстал. Однако, когда Олег поторопился уйти и уже пересек большой кабинет шефа, тот его остановил: — Погоди, Олег! Мы уже можем назначить тебя на должность, но торопиться не станем. Это не обсуждается, и можешь не набирать в легкие воздух. Выдохни. Пока нецелесообразно. Ты мне нужен в свободном состоянии. Сам же спасибо потом скажешь, — темнил Плотников. — Да и кстати, не затевай ничего такого, из-за чего я вынужден буду командировать тебя в Африку. Ты, говорят, любитель по заграницам шастать. То тебя, понимаешь, в Лондон английский отдел направлял, то в ЮАР. Ну это товарищ Сорокин у нас такой либерал, — хмыкнул Петр Анатольевич, имея в виду начальника английского отдела. — Со мной подобные маневры не пройдут. Максимум Болгария, и то ты мне должен будешь железно обосновать такую прогулку. Болгария давно уже не советская, а значит, о безопасности говорить не приходится. — Разрешите спросить? — Ну! — нетерпеливо подогнал Плотников. — Чем Болгария, по-вашему, предпочтительнее? Сами же говорите, что не Советский Союз. Шеф прищурил голубые глаза, как кот учуявший приближение мыши, толстой, пропахшей зерном, которое она беспечно уплетала на поле. — Руденко там поблизости, твой приятель. В Греции сейчас в резидентуре. Что ты на меня так смотришь? Я обязан все знать — специфика такая. Олега подмывало спросить, не знает ли Плотников часом, какого цвета у него исподнее, но воздержался, опасаясь, что шеф возьмет и угадает. Так и покой недолго потерять. Плотников снова удивил Ермилова, когда выяснилось, что шеф уже позаботился о его посещении НИИ. — В этом НИИ обратишься к капитану Андрею Турнову. Он из нашего московского Управления. Его вчера предупредили. Мой помощник скажет тебе его телефон. Что у них там в НИИ есть по Петрову, тебе дадут. И вообще мне нравится ход твоих мыслей. …В НИИ Минобороны Олег оказался еще до обеда, созвонившись с офицером безопасности. В кабинете Турнова на первом этаже было темновато. Почти все окно загораживали огромные ветви голубой ели. От ветра они скребли по стеклу, и снегом подоконник был засыпан так, словно это окно стало эпицентром снежного бурана. Изнутри стекло запотело от закипавшего на подоконнике электрического чайника. Долговязый, несколько нескладный, молодой, но уже с проплешиной в черных волосах, Андрей выглядел слегка напуганным, натянул пиджак, висевший на спинке кресла, принял куртку у Ермилова и сам повесил на плечики в шкаф у двери. — Дело в том, что мои предшественники, естественно, все наблюдения в виде отчетов направляли в Главк. Там в архиве все и должно храниться. Вам бы лучше встретиться с оперативником, кто работал тут в восьмидесятые. Он бы смог гораздо больше вам порассказать. — Это верно, — Олег принял из рук Турнова чашку с чаем. — Меня интересует другое. Как я понимаю, Петров работал здесь не так долго. Пришел после окончания института. Через год уехал у Болгарию. А вернувшись в восьмидесятом, уже попал под наблюдение и еще отработал что-то около года до ареста. В общей сложности года два или чуть больше. Хранится ли его личное дело в самом НИИ? — Сложно сказать, — почесал макушку Андрей. — Скорее всего, его личное дело изъяли, когда арестовали. Олег пожал плечами. Опираясь на свой прокурорский опыт, он мог предположить, что дело наверняка запрашивали, копировали, и оно, скорее всего, могло понадобиться для суда в большей степени, чем для расследования, как одна из характеристик подследственного. Были ли взыскания, выговоры с занесением… В этом личном деле, написанном сухим канцелярским языком, вряд ли следователь КГБ почерпнул бы что-то полезное для себя. Петров ведь без долгих раздумий стал сотрудничать со следствием. Ермилова больше беспокоило, что дело могли уже уничтожить за давностью. Сколько времени хранят архивы? С тех пор уже прошло двадцать лет. — Надо поискать, — настаивал Олег, понимая, что в уголовном деле могут быть только выдержки из личного дела. — Сейчас, — обреченно кивнул Андрей. — У нас архив в подвале. Надо было, конечно, заранее запрос давать. Ну да ладно… Турнов оставил Олега в кабинете, а вернулся через полчаса, когда Ермилов уже пересчитал почти все иголки на еловых лапах за окном. Андрей с веселым недоумением протянул полковнику желтоватую папку, довольно тонкую. — Вы были правы, вот его дело. Не думаю, что в нем содержится хоть сколько-нибудь значимая информация, — в голосе Андрея звучали нотки любопытства и во взгляде читалось удивление: зачем поднимать дело предателя двадцатилетней давности, осужденного, отсидевшего?.. — Теперь будете изымать? — Теперь, пожалуй, — кивнул Олег, открывая папку. Его интересовало, с какими характеристиками пришел на первое место службы Петров. «Так, так, — он быстро читал анкету старшего лейтенанта Александра Васильевича Петрова. — Родители… мать… отец… Ну да, парень был блатной… У отца большие знакомства… Родственники за границей — прочерк. Образование… А вот: был за границей в служебной командировке в Конго, работал в посольстве СССР в Браззавиле переводчиком, — Ермилов раздраженно постучал пальцами по странице, которую читал. Он прекрасно помнил прочитанное вчера: в Республике Конго два официальных языка — китуба и французский. Что там переводил Петров, владеющий английским и болгарским? Олегу пришла в голову мысль, что Петрова еще во время учебы в ВИИЯ приглядывали для работы в Генштабе, и командировка стала пробным камнем. Если так, то почему он стал работать в НИИ, а не в военной разведке? Не оправдал доверия? «Надо отыскать резидента, возглавлявшего резидентуру в тот период в Браззавиле. Только так, — решил Ермилов. — Наверняка у него были наблюдения за молодым «переводчиком». Хорошо бы он поделился ими. Но двадцать лет… Жив ли, здоров резидент и, главное, захочет ли говорить? Узнать бы, кто в тот период там был из сотрудников ГРУ? Плотников наверняка посоветует мне купить машинку для закатывания губ, которые я по прокурорской привычке раскатал. Приду, предъявлю ксиву, и всё мне выложат как на духу. С нынешним контингентом, того и гляди, как бы самому не оказаться в роли подопытного кролика. Со всеми их психологическими приемчиками. Вот ведь и про Руденко шеф узнал». Крамольную мысль о том, что Руденко пишет о дружбе с Ермиловым в своих отчетах, Олег отбросил, хотя догадывался, что о своих связях Алексей и в самом деле отчитывается. Но как бы то ни было, источники у Плотникова свои, вряд ли контрразведка имеет доступ к отчетам сотрудников СВР. Хотя кто знает. С папочкой под мышкой, завернутой в полиэтиленовый пакет, оскальзываясь на плохо расчищенном от снега тротуаре, Ермилов вышел из НИИ, прошел по двору до массивного КПП на выходе, пребывая в задумчивости. Как бы ему сейчас пригодился совет Руденко, а еще лучше его связи. Звонок Меркуловой застал его врасплох. Он смотрел на дисплей мобильного, где высветилось «Журналист», и не знал, что лучше — ответить или сделать вид, что не слышит. — Да, — все же отозвался он. — Здрасьте, это Олеся. Что же вы притихли? Дело столетней давности, чего там за тайны? Такой материал горит… Майкл звонил, торопит. Говорит, что сейчас деньги спонсор дает, а если через несколько дней не будет заключен договор, деньги уйдут на другой проект. Мне хотя бы на уровне «да-нет» ответить. Ермилов вздохнул, поглядел на папку с личным делом Петрова и принял спонтанное решение, как лучше преподнести отказ: — Скорее, нет. Зачем вам этот Моран? Нужен эксклюзивный материал? Вы его получите через время. Бортаните конкурента, только деликатно, чтобы он не заподозрил, что вы продолжите работу в этом направлении, но без него. У Ермилова душа ухнула в пятки при мысли, как откомментирует Плотников решение еще несостоявшегося старшего инспектора довериться журналистке. Что, если она дословно передаст разговор с Ермиловым своему заморскому коллеге? Но Олег был уверен, что уж если не ее ум, то корыстный интерес сыграет роль, и она преподнесет все Морану так, как надо. Не вызывать же ее на Лубянку, чтобы она дала подписку о неразглашении. Она задаст справедливый вопрос о неразглашении чего, ведь она не является носителем секретов. Олег догадывался, что Плотников придерживает Меркулову, чтобы проверить, не связывает ли ее с американцем нечто более серьезное, чем профессиональные журналистские интересы. Но больше Ермилова беспокоила вторая сторона этой же медали. Убедившись, что Моран не просто журналист, Плотников наверняка не удержится от соблазна задействовать Меркулову втемную для дезинформации цэрэушников. Ермилов понимал, что так и надо работать — использовать даже малейшую возможность провести оперативную игру ради интересов своей страны. Но Олегу не нравилась идея привлекать для этих целей Олесю. При всем своем занудстве и постоянном самокопательстве он тем не менее хорошо разбирался в людях. В случае с Меркуловой Ермилов был совершенно уверен, что уж если пользоваться широкими возможностями прессы и телевидения, то такой человек, как Меркулова, будет намного эффективнее сотрудничать, осознавая объективную пользу своей работы. Профессия накладывает свой отпечаток — Олеся в меру нахрапистая, пронырливая, смекалистая, но во время их немногочисленных встреч он убедился, что она всегда останавливается перед красной линией, обозначенной Ермиловым и не стремится узнать больше, как бы ее ни подмывало. Какая-то внутренняя интеллигентность… Поймав себя на том, что глупо улыбается своим мыслям о Меркуловой, протягивая пропуск солдату на КПП, Олег насупился, остро осознав, что Плотников устроит сегодня ему публичную порку. В конце концов, может у него быть свой контакт в журналистской среде? И ему решать, какие подходы подбирать к своему потенциальному агенту. Но утешение показалось вялым. Успокоило только то, что кожа у Ермилова за годы работы в прокуратуре задубела, били его регулярно и крепко и чаще всего несправедливо. Однако тут Плотников все обоснует так, что можно и со службы ненароком вылететь за самодеятельность. Ну а уж выговор ему обеспечен. Он сам пошел «на казнь», не дожидаясь, когда Плотников вызовет. Ермилову было о чем доложить шефу и просить о контакте с СВР. Когда он, постучавшись, заглянул в кабинет, Петр Анатольевич разговаривал по телефону и, зажав ладонью трубку, шепнул: — Ты мне как раз нужен. Подожди… — И сказал уже в трубку: — Да-да, я вас слушаю. Нет, это любопытно. Я об этом поразмыслю на досуге, — он рассмеялся, видимо, вслед за собеседником и, попрощавшись, повесил трубку. Глядя на него, Олег вдруг вспомнил, как они шутя с Люськой прикидывали, кто его новый шеф по гороскопу. Ермилов не верил в астрологическую дребедень, но знал дату рождения Плотникова, и Люська развернула перед ним какой-то журнальчик, где описывался характер типичного представителя Близнецов. Некоторые характеристики невольно запомнились Олегу. Рожденные под влиянием Меркурия становятся журналистами, коммивояжерами, бегунами или мошенниками. Обаятельные и непредсказуемые, авантюрные, готовые даже преступать закон в достижении своих довольно-таки амбициозных целей. «Что-то в этом все же есть, — рассудил Олег, глядя на шефа, — особенно по части авантюризма и амбициозности. Хотя авантюризм в Конторе если и приветствуется, только в плане проявления активной инициативы как составляющей авантюрной закваски». Плотников взглянул на Ермилова оценивающе, и Олега напряг этот взгляд. Мелькнуло подозрение, уж не прослушивают ли его телефон и не в курсе ли уже шеф о его разговоре с журналисткой. Проверки с прослушкой мобильного были в самом начале, когда только оформлялся в ФСБ, но в связи с переводом в ДВКР проверки могли возобновиться. — Ты машину водишь? — задал неожиданный вопрос Плотников. — В каком смысле? Ну права у меня есть, машины нет, — развел руками Олег, прикидывая, как рассказать о разговоре с Меркуловой. — Права? — усмехнулся Петр Анатольевич. — Ты водить можешь или только права у тебя? — Могу, — нахмурился Олег обиженно. — Продал «жигуленок», когда мне персонального водителя дали. — А ну да, ты же у нас важняком был, — улыбнулся шеф добродушно. — Так вот, важняк, намечается твое оперативное внедрение. Ты же рвался в бой? Ермилов невольно выпрямил спину, весь подобрался и кивнул, проклиная себя за опрометчивость в разговоре с журналисткой. — Ты мне что-то хотел сказать? — вдруг спросил Плотников. — По поводу НИИ? — Я считаю, что есть зацепка, — неохотно начал докладывать Олег, сгорая от любопытства, о каком внедрении говорил шеф. — Очевидно, что Петрова отправляли в Браззавиль с целью присмотреться к нему для его дальнейшей службы в Генштабе. А через месяц он вернулся, и уже не поднимался вопрос о его работе в ГРУ. Он попал в минобороновский НИИ и затем в хиленькую командировку в Болгарию, что навряд ли отвечало его амбициозным запросам. А характеристики из института были превосходные. Парень подавал надежды. Что случилось в Конго? Я хотел просить вас дать добро на разговор с кем-то из ГРУ и СВР. — СВР для контроля? — догадливо кивнул Плотников, уловив ход мыслей Ермилова. — Ну да. Если в ГРУ его тогда не взяли, что-то их насторожило в личности Петрова, и мне кажется, они могут теперь утаить информацию по каким-то своим соображениям. Но там ведь был и наш резидент или офицер безопасности, из КГБ. Наверняка мимо него не прошли телодвижения гэрэушников, их взаимодействие с Петровым. Были отчеты на эту тему. А главное, как вам кажется, какой смысл был отправлять во французский Браззавиль англоязычного недоученного специалиста, я уж не говорю про знание болгарского, которое нужно в Конго как козе баян? — Угу, — Петр Анатольевич выглядел очень сосредоточенным и заинтересованным. Он потер руки. — Ветеранов ГРУ и СВР мы найдем в ближайшее время. ГРУ мы курируем, так что контакты у нас налажены. А вот что касается наших дел… Плотников начал довольно оживленно излагать то, что происходило с утра, пока Олег ездил в НИИ. …А утром на мобильный телефон Старкова раздался звонок, зафиксированный технической службой ФСБ, осуществлявшей слуховой контроль частного детектива. Голос говорившего звучал с легким акцентом. Позднее после лингвистического анализа стало очевидно, что говоривший — англоязычный, а не прибалт, как показалось при первом прослушивании. — Сергей, доброе утро. Как там наши дела? Вы собрали те сведения, что я просил? Я слишком ревнив, не могу долго ждать. Хочется очень разобраться с женой, но только имея на руках факты, — как-то слегка коряво проговорил незнакомец. — Сами понимаете, она журналистка — профессия фривольная. Она молодая. — Да, Витас, я догадываюсь, — с легким волнением в голосе сказал Старков. Он недоумевал, как у него стерлись фотографии, сделанные около кафе, но не приписывал эту техническую накладку вчерашнему визиту в офис собровцев. Тем более не планировал нервировать заказчика этими подробностями, ведь заказчик, очевидно, опасается нарушения конфиденциальности, чего доброго, откажется платить и обратится к конкурентам. Раз даже не дал номер своего мобильного, не сообщил адрес, значит, очень беспокоится за соблюдение тайны.