— Намек поняли, — Краснов тронул водителя за плечо. — Поехали. Подберем его. Где Сазонова? — В туалет побежала, — водитель торопливо дожевывал бутерброд и с шуршанием скомкал бумагу, в которую тот был завернут. — Вон бежит. Вот теперь поехали, — сказал он, когда запыхавшаяся Сазонова уселась рядом с водителем. Около Ермилова остановилась машина. Олег узнал Краснова и показал ему жестом, что опасается говорить. Он сунул в окно записку: «Возможно, «жучок» у меня в мобильном. И он, похоже, активирован». Краснов достал блокнот и написал в ответ: «Погуляйте пока». — Рязанов, чего будем делать? Отключать телефон бессмысленно. Вытащим батарею, догадаются, что обнаружили «жучок», — рассуждал Краснов, поглядывая на топтавшегося на обочине дороги Ермилова. Он глянул на Сазонову. — Так, Ленка, изобразишь проститутку. Отвезем его… Сейчас… — Краснов набрал номер Плотникова: — Товарищ полковник, у нас форс-мажор. — Он коротко доложил обстановку и молча выслушал указания. — Если это так, «жучок» может и показывать местоположение… Ясно. Так точно. Он быстро написал в блокноте: «Едем на конспиративную квартиру. Вы у ресторана подцепили девицу, направляетесь к ней. Сазонова изобразит, подыгрывайте. Там побудем некоторое время, и, если подтвердится, «забудете» телефон в гостях у девицы. А дальше наша забота». Ермилов быстро включился в игру с внутренним замиранием при мысли, как он будет выглядеть, если версия с «жучком» не подтвердится. — Девушка, можно с вами познакомиться?.. «Девушка» покраснела, но довольно фривольно рассмеялась и начала кокетничать напропалую. Довольно быстро они «поладили», и поехали к ней. На конспиративной квартире их уже ждали. Пока Ермилов и Сазонова изображали веселье, стучали пустыми рюмками на кухне, смеялись, отпускали пошловатые шутки, телефон проверяли. Девушка выполняла роль успешно, но при этом с извиняющимся выражением симпатичного лица и с тоской в синих глазах. Ермилов то и дело выглядывал в коридор, ожидая заключения техников, которые колдовали над его телефоном. Наконец Краснов, который сидел в коридоре на галошнице и подремывал, кивнул Олегу и показал на входную дверь. — У тебя здесь можно курить? — спросил Олег у Сазоновой. — Лучше у лифта, — подсказала она. — Я пока кофе сварю. — Ну что там? — спросил Ермилов, едва они с Красновым отошли от двери квартиры подальше. — Пусто? — Да нет, товарищ полковник. Наши спецы уверены, что начинка в мобильнике есть. Трогать телефон не будем. Мы обсудили с Плотниковым. Он велел оставить телефон здесь. Устроим радиоспектакль для янки. Сейчас у вас с Сазоновой дело перейдет в партер. Ну вы понимаете. А дальше… Вас отвезут домой. — Погоди, а если Моран решит проверить и позвонит? — Не волнуйтесь. Возьмет Сазонова, скажет, к примеру, что вы в душе. Справится. Утром девушка будет еще спать, так что никаких бесед за завтраком и тому подобного. Вы якобы удалитесь, забыв телефон, а заодно и адрес случайной ночной знакомой. Чтобы батарея в телефоне побыстрее села, легкомысленная девица, обнаружив телефон, поболтает с подругой часа два, просадит все ваши деньги. А вы заблокируете телефон, когда поймете, что потеряли мобильный. Вы сейчас вернитесь, с Сазоновой доведите дело до постели, — он смутился, — ну вы понимаете… «Падаю все ниже и ниже, — подумал Олег почти весело, с радостью, что не ошибся, и с волнением — ведь подтвердились их с Плотниковым подозрения насчет Морана. — Пьянствую, прелюбодействую, пусть и на словах только… А Сазонова застенчивая девчонка, но справляется лихо. Нам бы ее в отдел, разбавить наш с Григорьевым унылый тандем». 2002 год, США, федеральная тюрьма Си-Так, больничное крыло Петров очнулся в незнакомом помещении. Впрочем, оно не сильно отличалось от камеры. Белые стены, небольшое зарешеченное окно, кондиционер под потолком. Александр попытался встать, но понял, что привязан к койке. — Идиоты! Подонки! — выругался он в пространство. Но рваться больше не стал. Бесполезно. Он еще в Союзе привык к своему подчиненному положению. Когда был слушателем в институте, затем на службе и даже в командировке в Болгарии. Здесь, в Штатах, немногое поменялось. Его тут за человека вовсе не считали. Никакой помощи от бывших хозяев, безденежье, униженное положение советского эмигранта. Иногда он думал: «Уж лучше бы я евреем был, что ли, а не агентом ЦРУ». Последнее время Александр так погряз в долгах, что, прячась от кредиторов, даже несколько раз ночевал на жесткой лавке в католической церкви… Он чувствовал себя вечным старлеем. В той среде, где он служил, все были старше его по званию. А у него не было ни желания, ни времени служить и угождать. Петрову хотелось получить все и сразу уже в те далекие годы. Александр стал понимать, что это вполне возможно после конголезской эпопеи. Правда, опять же надо подстраиваться и угождать, но осознание своей тайной миссии и того, что легко можно дурить всех своих начальников, поднимало бы его авторитет в собственных глазах… Нацелившись на работу в ГРУ, Петров испытал сильное разочарование, когда его распределили в этот НИИ в 1978 году. В первый же день службы, когда ему выделили не кабинет, а только лишь стол за невысокой фанерной перегородкой в большом зале, где еще сидели восемь человек, Александр здорово пожалел, что не согласился контактировать с французами и здесь, в Москве. Теперь надежду он возлагал на своего высокопоставленного родственника — на тестя и на друга отца. Только бы вырваться за границу, во что бы то ни стало. Там он найдет возможность выйти на контакт. Уж если не с французами, то с кем угодно, лишь бы перестать испытывать чувства унижения и собственной никчемности. Эти чувства стирали его личность как синим огромным ластиком «Архитектор» за двадцать копеек — грубо, грязно, оставляя серые ошметки от самолюбия Александра. На перегородке около его нового рабочего места висела вырезанная из журнала «Спорт» фотография Николая Зимятова, выигравшего в этом году первое место на дистанции тридцать километров на чемпионате СССР по лыжным гонкам. Лыжник был румяный и оптимистичный. Но его оптимизма не разделял Петров. Александр знал, что на отца не стоит давить, и с ним он действовал исподволь. Между делом говорил, приезжая домой: «Я способен на многое. Но кому это нужно в этом замшелом НИИ?! Толкают друг друга локтями, подсиживают, стучат друг на друга, вместо того чтобы делом заниматься. Обидно, что никому не нужны мои знания и умения. Руки опускаются». «Так уж и опускаются», — посмеивался отец. В его кабинете висели его фронтовые фотографии в самодельных рамках. Петров-старший сам их делал. Мастер золотые руки. При его строгости и порой даже угрюмости он слишком любил сына, чтобы пустить на самотек его карьеру. Как личную обиду воспринял то, что Александра не взяли в военную разведку. Недоумевая, в чем причина отказа, Василий пошел к своему другу с армянским «Наири» в потертом пузатом кожаном портфеле. Разлили по бокалам темно-янтарный коньяк, выпили, вспомнили, как обычно, боевых товарищей, живых и погибших, военные байки, будившие ностальгические чувства и заряжавшие бодростью до следующей встречи. Петров-старший никогда ни о чем своего высокопоставленного друга не просил, но их задушевные разговоры о семейных проблемах привели в прошлый раз к командировке Александра в Конго. В этот раз на жалобы по поводу недооцененного в ГРУ сына привели к странному эффекту. Друг стушевался и все-таки сказал: «Ты лучше эту тему не поднимай, мне намекнули, что там как-то непросто у Сашки сложилось в командировке. Может, не глянулся он тамошнему атташе. Ничего, не место красит человека. Он и тут у нас карьеру сделает. Поможем, Вася. Твой Сашка для меня как родной. Видный парень, толковый. Все у него будет хорошо». Примерно такую же работу среди другой части своих родственников Александр проводил на семейных застольях в доме своего тестя. Бил на жалость, сетовал, что мог бы создать для жены лучшие для жизни условия, особенно работая за границей, но в такие поездки из их НИИ направляют избранных, и он, Александр, в их число пока не входит. Петров напоминал капризного ребенка, который не мытьем, так катаньем выклянчивает понравившуюся игрушку. Но ребенка с довольно изощренным умом. Он не страдал тягой к накопительству, не стремился заполучить импортные шмотки через фарцовщиков. Для него это не было самоцелью. Александр потерял ориентиры, если они у него они вообще были. Прожигать жизнь — это, наверное, тоже цель. Он не любил ни жену, ни работу. Имело смысл хотя бы получать от своего существования удовольствия — деньги, женщин, выпивку и адреналин. Раньше бы такой, как Петров, наверное, стал бы пиратом. Нет, на абордаж он не пошел бы, обретался бы где-нибудь около капитана в качестве стукача и советника или поближе к коку, к котлу и солонине. А вот при дележе награбленного участвовал бы активно, причем загребал бы жар чужими руками. Года не прошло как старлея отправили в длительную командировку в Болгарию в 1979 году. Петров виду не подавал, но на самом деле испытывал сильное воодушевление и волнение от предстоящего. Он понимал, что у него будет достаточно времени, чтобы попытаться восстановить контакты с французами. И уж в этот раз он своего не упустит. Он ехал в Софию с беременной женой и знал, что через несколько месяцев она вернется в Союз. Рожать за границей не планировалось и не рекомендовалось. Даже если ребенок все же рождался за рубежом, то регистрировали его в посольстве, как родившегося на территории Советского Союза. Глава четвертая Ермилов заглянул в иллюминатор. Там над взлетной полосой, как туман, завис снег. Он словно бы и не падал, а как в вакууме оставался почти неподвижным, только чуть колыхался от дуновения ветерка, которого не бывает в вакууме. Немногочисленные пассажиры хлопали дверцами багажных отсеков для ручной клади, снимали куртки и устраивались в креслах самолета. В такую сомнительную погоду в солнечную, но зимнюю Болгарию ехали либо по работе, либо возвращались домой болгары, побывавшие в России. Место Олега оказалось у окна, и он повернулся к иллюминатору, глядя на сумерки, нависшие вместе со снегом над аэропортом. В Софию он отправлялся под дипломатическим прикрытием. Плотников решил не рисковать своим сотрудником, памятуя о его злоключениях в Великобритании и в ЮАР, да и на Кипре, еще до службы в ФСБ. А перед тем как дать добро на командировку в Болгарию, шеф устроил Олегу головомойку. Он не верил, что брошенный без присмотра мобильный телефон в кабинете редакции наедине с Мораном Ермилов оставил без умысла. «Ты пытался его спровоцировать! — сердился Петр Анатольевич. — И очень неумело, на грани фола. Ты поедешь в Софию только потому, что резиденту, который нам нужен, никак не присылают замену. Болгары крутят с визами. Научились, понимаешь, у англичан. Динамят дипломатов. Придерживают визы для сменщиков. Вот и кукует там наш полковник Илья Николаевич Лавренев». Накануне отлета Ермилов позвонил Руденко и сообщил, что будет в Болгарии в ближайшие несколько дней. По телефону Олег не хотел раскрывать детали. Тем более Алексей с ленцой выразил большие сомнения, сможет ли он выбраться в Софию из Афин. Ермилов успел неплохо узнать этого грубоватого типа с особым чувством юмора и усталыми темно-коричневыми глазами, которые старят Руденко лет на десять. Его равнодушный тон обманчив. Руденко, конечно, догадался, что Олег позвонил не просто так. Не слишком часто контрразведчики выезжают в загранкомандировки. Олег с удовлетворением осознавал, что Моран на крючке, и он — разведчик. Не хотелось Ермилову уезжать из Москвы именно теперь, когда пошла активная работа с американцем. Однако Плотников счел возможным, чтобы Олег все-таки съездил в Софию сейчас. «Пусть пар спустит, — сказал Петр Анатольевич об американском журналисте. — Что-то он взвинтил темп. Иногда стоит немного отпустить. И потом, тебе будет чем с ним поторговаться. Узнаешь что-нибудь о Петрове, мы это осмыслим и выдадим цэрэушникам удобную для нас версию». Григорьев, провожая Олега в аэропорт, бухтел всю дорогу с заднего сиденья машины о своей несчастной планиде и о том, что ему никогда не доводилось выезжать за границу по службе. А некоторым все и сразу — и оперативная работа на блюдечке, и командировка в Болгарию. Олег только посмеивался в ответ. Он уже понял, что это манера такая у Вадима ворчать, но никакой зависти Григорьев на самом деле не испытывает. Люди завидуют обычно молча. А Вадим молча работал, упорно и продуктивно. В перерыве между бухтением Вадим поведал, что договорился с ветераном из их отдела за рюмкой чая порасспрашивать его о нюансах, не вошедших в отчеты оперативников и в само уголовное дело. Олег с пониманием кивнул, затормозив у входа в аэропорт. Когда он разбирал старые дела в английском отделе, ему доводилось встречаться с ветеранами. Порой остановить их воспоминания-излияния бывает сложно. Видя перед собой благодарного слушателя, да еще имеющего допуск, они вдохновляются и вперемежку с байками рассказывают и много по-настоящему важного. — Интереснее было бы встретиться с теми, кто осуществлял наружное наблюдение, — Ермилов достал из багажника свою сумку и поглядел на озябшего без шапки Григорьева с покрасневшим кончиком носа. — С теми, кто видел его каждый день. — Так все же отражено было в отчетах, — Вадим взял ключи от машины, которые протянул ему Ермилов. — Ты веришь, что можно все отразить в отчете? — хмыкнул Олег, взглянув на часы. — Ладно, пора. И все-таки попробуй найти тех, кто вел за Петровым наблюдение. Теперь, сидя в самолете, Ермилов опять вернулся мыслями к Морану. Но не успел углубиться в анализ произошедшего за эти дни перед отъездом, как затренькал в кармане пиджака сотовый. Звонил Богданов. — Олег, ну куда ты запропастился? Как тебе этого фотографа понадобилось ущучить, так «Богданыч выручай», а как проставиться, так и след твой простыл. — Выключите, пожалуйста, телефон, — из прохода строго попросила стюардесса, обращаясь к Ермилову. Он кивнул. — Славка, я в самолете. Сейчас отключусь. А когда вернусь в Москву, позвоню. — Погоди, ты помнишь, что через несколько дней год как Витька погиб? — Постараюсь… — Куда летишь? — Отвяжись, Богданыч! Я отключаюсь. А то стюардесса во мне дырку взглядом прожжет. — Ты не отключайся, а то жениться придется! — и Вячеслав, захохотав над собственной шуткой, дал отбой. — Балда, — пробормотал Ермилов, выключая мобильный. В поездку он взял свой старый телефон. Другой сотовый, номер которого известен Морану, оставил в редакции Безбородову. Как договорились, Игорь сообщит Майклу, что майор Гаврилов в служебной командировке, и доверительно, вполголоса, добавит, что Олег уехал на закрытый объект Минобороны для написания материала, а там все равно нельзя пользоваться мобильным. Телефон, находящийся у Безбородова, — новый, с восстановленной сим-картой. Придуманная для Морана версия о пропаже телефона с установленным американцем «жучком» сработала. На сутки Олег пропал из виду Майкла. Как сообщали с конспиративной квартиры, Моран позвонил на сотовый, а Сазонова ответила, что не знает никакого Сергея, и торопливо отключила мобильный.