Вскоре после этого разговора я уже сидела в одном кабинете с выпускниками колледжей и сдавала вступительные экзамены. Я прошла на местную программу обучения и в течение нескольких следующих лет работала над получением степени. И я продолжала писать, слушать истории и делиться ими, а пока я училась помогать людям меняться, моя жизнь тоже изменилась. За это время мой сын научился ходить и говорить, а курьер из UPS вместо подгузников стал приносить Лего. «Супер, “Тысячелетний сокол”! – говорила я. – А вы любите “Звездные войны”?» Прямо перед получением степени я рассказала курьеру эту новость. Впервые он не сбежал от меня к грузовику. Вместо этого он подался вперед и обнял меня. – Поздравляю! – сказал он, его руки обвивали мою спину. – Ничего себе, вы проделали все это с ребенком на руках? Я так горжусь вами! Я стояла, потрясенная и взволнованная, обнимая курьера. Когда мы наконец отступили друг от друга, он сказал, что у него тоже есть новости: он больше не будет ездить по моему маршруту. Как и я, он решил вернуться к учебе. Чтобы сэкономить на аренде жилья, он переезжал к своей семье, живущей в нескольких часах пути от меня. Он планировал стать разнорабочим. – Поздравляю вас! – сказала я, обнимая его. – Я тоже вами горжусь! Наверное, мы выглядели странно (я представляла, как соседи шепчутся: «Это ж какая должна быть посылка!»), но мы стояли так, как мне показалось, довольно долго, радуясь тому, как далеко мы продвинулись. – Кстати, я Сэм, – сказал он, когда мы закончили обниматься. – Кстати, я Лори, – ответила я. До того он всегда называл меня «Мэм». – Я знаю, – он указал подбородком на посылку с моим именем на ярлыке. Мы засмеялись. – Что ж, Сэм, буду держать за тебя кулачки, – сказала я. – Спасибо, – ответил он. – Мне это понадобится. Я покачала головой: – Мне кажется, у тебя все будет отлично, но я все равно буду. Потом Сэм в последний раз попросил меня расписаться на бланке и, показав мне большой палец с водительского сиденья, укатил на большом коричневом грузовике. Пару лет спустя я получила от Сэма визитную карточку. «Я сохранил ваш адрес, – писал он на открытке, приложенной к визитке. – Если у вас есть друзья, которым пригодились бы мои услуги, я буду очень признателен, если вы передадите им мои контакты». Я как раз проходила практику и отложила карточку в стол, точно зная, когда воспользуюсь ей. Книжные шкафы в моем офисе? Это Сэм делал. 26 Неловкие встречи Как-то раз, когда мы только начали встречаться, мы с Бойфрендом стояли в очереди за замороженным йогуртом, и подошла одна из моих пациенток. – Ого, здравствуйте! – сказала Кейша, вставая за нами. – Так странно наткнуться на вас здесь. – Она повернулась направо. – Это Люк. Люк, симпатичный парень лет тридцати, улыбнулся и пожал мне руку. Мы никогда не встречались, но я точно знала, кто он. Я знала, что Люк – молодой человек Кейши, который недавно изменил ей, а она поняла это, потому что у него начались проблемы с эрекцией. Каждый раз, когда он изменял, происходило одно и то же. («Его совесть, – сказала она однажды, – живет в его члене»). Еще я знала, что Кейша хотела расстаться с ним. Она начала понимать, почему ее изначально тянуло к нему, и теперь собиралась быть более осмотрительной в выборе партнера, который заслуживал ее доверия. На нашей последней сессии она сказала, что планирует объявить о расставании в выходные. Мы встретились в субботу. Она передумала, задумалась я, или же решила распрощаться с ним в воскресенье, чтобы рабочий понедельник помог ей не сбиться с курса? Она говорила мне, что хотела сказать все Люку в общественном месте, чтобы он не устраивал сцен и не умолял остаться: такое уже дважды случалось, когда она пыталась завести разговор дома. Она не хотела снова уступить лишь потому, что он говорит все возможное, чтобы заставить ее передумать. В очереди за йогуртом Бойфренд стоял рядом со мной и ждал, что его представят. Я еще не объясняла ему, что когда встречаю пациентов вне офиса, чтобы сохранить их конфиденциальность, я не признаю их, если они не реагируют первыми. Будет неловко, например, если я поздороваюсь с пациенткой, а ее спутник спросит, кто я, и поставит ее в неловкое положение, вынуждая уходить от ответа или объяснять все как есть. Что, если я поздороваюсь с пациентом, который идет по делам с коллегой, начальником или находится на первом свидании? Даже если пациенты здороваются со мной первые, я не представляю их своим спутникам. Это тоже может нарушить конфиденциальность – либо мне придется врать, когда меня спросят, откуда мы знаем друг друга. Так что Бойфренд смотрел на меня, а Люк смотрел на Бойфренда, а Кейша таращилась на мою руку, сжатую рукой Бойфренда. Бойфренд не знал, что мы уже как-то сталкивались с одним моим пациентом. За пару дней до этого муж из пары, приходившей ко мне на терапию, встретился нам на улице. Не останавливаясь, он поздоровался, я поздоровалась в ответ, и мы продолжили идти в противоположном направлении. – Кто это был? – спросил потом Бойфренд. – Да так, знакомый с работы, – осторожно сказала я. И плевать, что о его сексуальных фантазиях я знала больше, чем о фантазиях Бойфренда. В очереди тем субботним вечером я улыбнулась Кейше и Люку и повернулась лицом к кассе. Очередь была длинной, и Бойфренд понял намек, заводя бессмысленный разговор о вкусах йогурта. Я же пыталась расслышать голос Люка, который взволнованно обсуждал с Кейшей планы на отпуск. Он пытался уточнить даты, Кейша увиливала; Люк спросил, нельзя ли поехать в следующем месяце, а Кейша поинтересовалась, нельзя ли поговорить об этом позже, и сменила тему. Мне было жаль их обоих. Когда мы с Бойфрендом купили йогурты, я подвела его к столику у выхода и села спиной к заполненному залу, чтобы и у Кейши, и у меня было личное пространство. Через несколько минут Люк пролетел мимо нашего столика и выскочил за дверь, Кейша последовала за ним. Сквозь стеклянные стены мы видели извиняющиеся жесты девушки, а потом Люк сел в машину и уехал, едва не сбив ее. Бойфренд смекнул, что к чему: «Понятно, откуда ты ее знаешь». Он пошутил, что встречаться с психотерапевтом – словно встречаться с агентом ЦРУ. Я засмеялась и сказала, что работа психотерапевта иногда похожа на интрижку со всеми пациентами одновременно, прошлыми и настоящими. Мы всегда притворяемся, что не знаем людей, которых знаем наиболее близко. Но часто именно психотерапевт чувствует себя максимально некомфортно при пересечении миров. В конце концов, мы видим настоящие жизни своих пациентов. Они не видят наши. Вне офиса мы как селебрити последней величины: почти никто нас не знает, но для тех немногих знающих впечатление важно. Есть несколько вещей, которые вы не можете делать на людях, будучи психотерапевтом: плакаться подруге в ресторане, спорить с супругом, нетерпеливо жать на кнопку лифта, словно это помпа с морфином. Если вы застряли в пробке по дороге на работу, нельзя сигналить медленно едущей машине, преградившей вам путь на парковку, потому что пациенты могут это увидеть (или потому что водитель, которому вы сигналите, может оказаться вашим пациентом). Если вы уважаемый детский психолог, как одна моя коллега, вам явно не захочется оказаться в кондитерской со своей четырехлетней дочерью, ноющей из-за того, что ей не купили еще одно пирожное, кульминацией чего становится вопль «ТЫ ХУДШАЯ МАМА В МИРЕ!», и свидетелями этого оказываются ваш шестилетний пациент и его мать, пораженные ужасом. Не захочется вам и, как однажды случилось со мной, столкнуться с бывшей пациенткой в отделе нижнего белья сразу после громкого объявления консультантки рядом с вашей примерочной: «Могу порадовать вас, мэм, я нашла самый большой пуш-ап бюстгальтер на ваш 75А!» Когда вы забегаете в туалет между сессиями, лучше не занимать кабинку рядом с вашим следующим пациентом, особенно если кому-то из вас приспичит сделать свое зловонное дело. А если вы заходите в аптеку на улице рядом с офисом, нежелательно, чтобы вас видели при покупке презервативов, тампонов, средств от запора, подгузников для взрослых, кремов от молочницы и геморроя, лекарств от ЗППП или психических расстройств. Однажды, чувствуя себя простывшей и слабой, я зашла в такую аптеку напротив работы, чтобы купить выписанное лекарство. Фармацевт протянул мне то, что должно было быть антибиотиком, но, посмотрев на упаковку, я обнаружила, что это антидепрессант. За несколько недель до этого ревматолог выписала мне антидепрессант офф-лейбл[19] – от фибромиалгии, которой, как она думала, объяснялась моя затяжная усталость. Но потом мы решили, что из-за возможных побочных эффектов его прием стоит отложить. Я не забрала лекарство, а ревматолог отменила рецепт; тем не менее он по какой-то причине остался в системе, и каждый раз, когда я приходила в аптеку, фармацевт приносил мне антидепрессант, громко проговаривая название, пока я молилась, чтобы за спиной не стоял кто-то из моих пациентов. Часто, когда пациенты видят нашу человеческую сторону, они уходят от нас. Вскоре после того как Джон начал меня посещать, я столкнулась с ним на баскетболе: играли «Лейкерс». Был перерыв, и мы с сыном стояли в очереди, чтобы купить ему майку. – Господи Иисусе, – услышала я чье-то бормотание, повернулась на голос и увидела Джона, стоявшего перед нами в соседней очереди. Он был с еще одним мужчиной и двумя девочками лет десяти – как раз столько было старшей дочери Джона. Вечер папы и дочки. Джон жаловался другу на пару, стоявшую перед ними: они слишком долго совершали покупку, потому что постоянно забывали, каких размеров уже нет в наличии. – Ради всего святого! – обратился Джон к ним, и его громкий голос привлек внимание всех вокруг. – Черные майки Коби[20] остались только в размере S, а это явно не ваш, а белые майки Коби есть только детских размеров, и он тоже вам явно не подойдет. Зато он отлично подойдет этим девочкам, пришедшим на игру, которая начнется через… – Он выразительно посмотрел на часы. – Четыре минуты. – Остынь, приятель, – сказал мужчина из этой пары Джону. – Остынь? – переспросил Джон. – Может, это ты слишком остыл? Может, тебе стоит подумать о том, что перерыв длится пятнадцать минут, а за тобой огромная толпа. Смотри-ка, двадцать человек, пятнадцать минут, меньше минуты на человека – черт, может, не стоит настолько остывать? Он улыбнулся мужчине своей сверкающей улыбкой, а потом заметил, что я смотрю на него. Он застыл, пораженный внезапно увиденной любовницей/девочкой по вызову/психотерапевтом, стоящей рядом. Той, кого он не хотел представлять жене, или другу, или дочери. Мы оба отвернулись, игнорируя друг друга. Но когда мы с сыном сделали покупку и побежали, держась за руки, к своим местам, я заметила, что Джон наблюдал за нами издалека с непроницаемым выражением лица. Иногда, когда я встречаю пациентов вне офиса, особенно когда это случается в первый раз, я спрашиваю потом на сессии, что они чувствовали в тот момент. Некоторые психотерапевты ждут, что пациенты сами об этом заговорят, но порой, не упоминая, мы добавляем вопросу веса, так что признание встречи становится облегчением. Так что на следующей сессии с Джоном я спросила его, каково было увидеть меня на игре «Лейкерс». – Что за идиотский вопрос? – спросил Джон. Он громко выдохнул, и с воздухом вырвался стон. – Знаете, сколько людей было на той игре? – Очень много, – сказала я, – но иногда странно видеть своего психотерапевта вне офиса. Или видеть его детей. Я вспомнила выражение лица Джона, наблюдавшего за нами с Заком. В глубине души я думала, каково ему было видеть мать, держащую за руку сына, учитывая, что он сам потерял мать, будучи ребенком. – Знаете, каково было встретить своего психотерапевта и ее ребенка? – спросил Джон. – Весьма печально. Я удивилась, что Джон решил поделиться своей реакцией. – Почему так? – Ваш сын забрал последнюю футболку Коби в размере, который подошел бы моей дочери. – Ох. – Да, так что это было весьма печально. Я ждала, не скажет ли он чего-то еще, когда перестанет шутить. Мы оба немного помолчали. Потом Джон начал считать: – Раз Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… – Он бросил на меня раздраженный взгляд. – Долго мы еще будем сидеть молча?