Эбби плакала, а мы даже не пытались ее успокоить. Она осталась наедине со своим горем. Боль воздвигла между Эбби и окружающими стены такой высоты, что ни один смертный не смог бы нарушить священные границы ее скорби. Мы с Марино сидели молча. Сержант смотрел на Эбби застывшим, непроницаемым взглядом. Как же я ненавидела себя в такие моменты! Вот я сижу — холодная, стерильная, вся из себя высокопрофессиональная — и изъясняюсь медицинскими терминами с человеком, который обезумел от горя! Что я должна была ответить Эбби? «Конечно, мисс Тернбулл, вашей сестре было очень больно. А как же иначе — сначала она почувствовала, что в спальне кто-то чужой, потом стала осознавать, чем все закончится. Да, она испытала животный ужас, усугубленный еще и вашими же, мисс Тернбулл, заметками в газетах. Это не говоря о физических страданиях»? — Ну конечно, разве вы скажете! — Эбби разозлилась, фразы ее стали отрывистыми и ядовитыми: — Знаю ваши штучки! Вы мне ничего не расскажете, потому что Хенна — моя сестра. Зачем вам раскрывать карты? Все это мне известно не хуже вашего. Но какой смысл скрывать от меня подробности? Сколько еще женщин должен убить этот козел, чтобы копы его наконец-то вычислили? Шесть, десять, пятьдесят?! Марино не сводил с Эбби непроницаемых глаз. — Не надо всех собак вешать на полицию, мисс Тернбулл, — выдавил он. — Мы ведь хотим вам помочь… — Да пошли вы со своей помощью! — рявкнула Эбби. — Где вы были на прошлой неделе? Где, мать вашу? — На прошлой неделе? Что вы имеете в виду? — Я имею в виду того козла, что следил за мной, когда я возвращалась с работы! — разорялась Эбби. — Он сел мне на хвост. Пришлось даже заехать в магазин. Я думала, я от него избавилась! Как бы не так! Через двадцать минут я вышла, а он тут как тут! В своей поганой машине! И опять все сначала. Я позвонила в полицию, как только добралась до дома. И что? Ни-че-го! Через два часа приехал коп, спросил, все ли в порядке. Я ему все рассказала — и машину описала, и номер дала. Думаете, он меня слушал? Ни слова не сказал! А я уверена — Хенну убил тот козел в машине! Моя сестра мертва! Ее больше нет, потому что одному копу было лень поискать тачку с известными номерами! В глазах Марино появились проблески интереса. — Когда все это случилось? Эбби на минуту задумалась. — Во вторник. Завтра как раз неделя. Примерно в десять, может, в половине одиннадцатого вечера. Поздно, одним словом. Я допоздна работала, заканчивала статью… Марино смутился. — Хм, поправьте меня, если я ошибаюсь. Во вторник вы работали в ночную смену, с шести вечера до двух ночи, верно? — Нет, в прошлый вторник я поменялась дежурством с одним сослуживцем. Я должна была приехать пораньше, чтобы закончить заметку, которую редактор хотел поместить в следующем номере. — Понятно, — произнес Марино. — Так что с машиной? Когда вы заметили «хвост»? — Трудно сказать. Где-то через несколько минут после того, как выехала со стоянки. Этот придурок, наверное, ждал меня. Может, раньше уже видел, не знаю. Но он чуть ли не цеплялся за мой задний бампер и фары включил. Я поехала медленнее — думала, он обгонит. Он тоже сбавил скорость. Я поехала быстрее — и он поднажал. Я не могла от него отделаться. Мне не хотелось, чтобы он проследил, где я живу, поэтому я решила поехать в Фарм-Фреш. Но он не отстал. Этот гад, видимо, колесил по району, а может, поджидал меня на ближайшей улице. И дождался-таки, урод, и до дома проводил. — Вы уверены, что вас преследовала одна и та же машина? — Это был новый «ягуар» черного цвета. Я абсолютно уверена. Я связалась с дорожным патрулем и сообщила им номер, раз полицейские решили себя не утруждать. Оказалось, что машину взяли напрокат. Я нашла адрес этой конторы. А номер машины у меня записан, если вам интересно. — Конечно, — отвечал Марино. Эбби порылась в сумке и извлекла клочок бумаги. Ее руки дрожали. Марино взглянул на номер и сунул бумажку в карман. — Итак, что же было дальше? Машина вас преследовала. До самого дома? — Ну да. Куда ж мне было деваться? Не могла же я всю ночь кататься по улицам. Этот урод видел, где я живу. Я первым делом позвонила в полицию. Думаю, пока я звонила, он уехал — я потом посмотрела в окно, но никакой машины уже не было. — А раньше вы видели эту машину? — Не могу сказать. Конечно, мне попадались черные «ягуары». Только откуда мне знать, тот это «ягуар» или нет? — Вам удалось рассмотреть водителя? — Нет — было темно, и мне было неудобно оборачиваться. Но я точно помню, что в машине находился один человек — водитель. — Вы уверены, что это был мужчина? — Я видела широкие плечи и коротко стриженную голову. Думаю, достаточно, чтобы сделать вывод — машину вел мужчина. Это был кошмар! Выродок сидел очень прямо и сверлил глазами мой затылок. Представляете — темная тень, которая пялится на вас! Он ехал, чуть ли не касаясь моего бампера. Я все рассказала Хенне. Я предупредила ее, чтобы она была осторожнее и следила, не появится ли где черный «ягуар», а если появится, чтобы немедленно звонила в «911». Хенна знала, что творится в городе. Мы с ней обсуждали эти убийства. Господи! В голове не укладывается! Она же знала! Я же говорила ей, что нельзя оставлять окна открытыми! Что надо быть начеку! — Вы хотите сказать, что ваша сестра обычно оставляла окно незапертым или даже открытым? Эбби кивнула и вытерла глаза. — Хенна всегда спала с открытыми окнами. В доме бывает очень жарко. Я все собиралась купить кондиционер, думала установить его к июлю. Да я и дом-то купила незадолго до приезда Хенны. А это было в августе. Дел и так хватало, а тут осень, потом зима… Покупка кондиционера как-то отодвинулась на второй план. Господи! Я ей тысячу раз говорила! Хенна вечно витала в облаках. Она была такая рассеянная! Ей постоянно приходилось обо всем напоминать. Даже о том, что надо пристегивать ремни безопасности. Хенна младше меня. Поэтому она терпеть не могла, когда я начинала учить ее жизни. Мои наставления от нее отскакивали как от стенки горох. А я предупреждала! Я обо всем ей рассказывала — не только об этих убийствах, но и об изнасилованиях, и о грабежах. Она лишь нетерпеливо пожимала плечами. Просто не хотела слушать. Бывало, только начнешь серьезный разговор, как Хенна перебивает: «Ах, Эбби, ты все видишь в черном свете. Давай сменим тему». У меня был револьвер. Я говорила Хенне, чтобы она держала его у кровати, когда меня нет. Но она к нему и не прикасалась. Никогда! Предлагала же научить ее стрелять, купить пистолет для нее — Хенна ни в какую! И чем все закончилось? Моей сестры больше нет! Господи! Какое значение теперь имеют ее привычки, зачем о них рассказывать? — Огромное значение! Для нас все крайне важно. — Нет, привычки моей сестры тут ни при чем. Я знаю, за кем охотился маньяк. Он понятия не имел о существовании Хенны! На ее месте должна была быть я! Повисло молчание. — Почему вы так решили? — мягко спросил Марино. — Если тот урод в машине и есть маньяк, то он охотился за мной. Я знаю. Не важно, кто он, важно, что я писала о нем. А заметки-то подписаны моим именем. Он знает, кто я такая. — Возможно. — Не возможно, а точно. — Не исключено, мисс Тернбулл, что маньяк охотился за вами, — спокойно произнес Марино. — Но мы не можем утверждать это на сто процентов. Мы должны отрабатывать все версии. А вдруг он видел где-нибудь вашу сестру — например в кампусе, в ресторане или в магазине. Может, преступник не знал, что Хенна жила с вами, особенно если он выслеживал ее, когда вы были на работе, — я хочу сказать, когда Хенна возвращалась вечером одна и открывала дверь своим ключом. Может, преступнику и в голову не приходило, что вы — сестра Хенны. Вдруг это просто совпадение? Вспомните, куда ваша сестра ходила чаще всего. Какой-нибудь ресторан, бар, что-то в этом роде? Эбби снова вытерла глаза и стала вспоминать. — На улице Фергюсон есть одно кафе, до него от школы рукой подать. От Школы дикторов, я имею в виду. Хенна обедала там пару раз в неделю. По барам она не ходила. Время от времени мы с ней ужинали в ресторане «У Анджелы» на юге, но Хенна не бывала там одна. Конечно, она ходила по магазинам. Не знаю, по каким. Я за ней не следила. — Вот вы говорите, Хенна переехала к вам в августе прошлого года. А она уезжала на выходные или, может быть, путешествовала? — Вы что, думаете, ее выследили за городом? — с сомнением спросила Эбби. — Я только пытаюсь выяснить, где она бывала и где не бывала. Эбби нехотя произнесла: — В позапрошлый четверг Хенна ездила в Чэпел-Хилл. Она хотела встретиться со своим бывшим мужем, а потом с подругой. Хенны не было почти неделю — она вернулась только в среду. Как раз началась летняя сессия — сегодня первый день занятий… — А муж Хенны здесь бывал? — Нет, — осторожно ответила Эбби. — Он что же, был груб с вашей сестрой, бил ее? — Нет, — быстро перебила Эбби. — Джефф ничего такого не делал. Просто они решили, что им надо отдохнуть друг от друга. У них до скандалов не доходило. Мою сестру убил тот же козел, что и остальных четырех женщин! Марино изучал диктофон. На диктофоне загорелась красная лампочка. Марино пошарил в карманах и смущенно произнес: — Мне надо кое-что забрать из машины. Мы с Эбби остались одни в залитой солнцем белой гостиной. Повисла напряженная тишина — Эбби далеко не сразу взглянула на меня. Глаза у нее покраснели, лицо опухло от слез. — Все это время я хотела с вами поговорить, — с горечью произнесла Эбби. — И вот такой случай представился. Вы, наверное, ликуете в душе. Я знаю, что вы обо мне невысокого мнения. Возможно, вы считаете, что так мне и надо. Теперь я сама чувствую то же, что и люди, о которых я писала. Справедливость торжествует. Последние слова сильно меня задели. Я с чувством сказала: — Эбби, вы ошибаетесь. Я бы никогда не пожелала такого ни вам, ни кому-либо другому. Эбби, не отрывая взгляда от крепко сцепленных пальцев, жалобно продолжала: — Пожалуйста, позаботьтесь о ней. Прошу вас. Бедная моя сестричка! Прошу вас, позаботьтесь о моей Хенне… — Обещаю, что позабочусь о вашей сестре… — Вы ведь не допустите, чтобы он еще кого-нибудь убил? Вы не должны этого допускать! Что я могла ответить? Эбби подняла глаза — в них застыл ужас. — Я уже ничего не понимаю. Что происходит? Я столько слышала разных домыслов! А убийства продолжаются. Я пыталась, пыталась выяснить у вас. А теперь моя сестра погибла. Я не знаю, что мы… Как можно спокойнее я произнесла: — Я вас не понимаю, Эбби. Что вы пытались у меня выяснить? Она заговорила очень быстро: