До сих пор об этом знал один лишь дядя Карлос. Миссис Кэри дает мне салфетку и некоторое время, чтобы прийти в себя. – Боишься ли ты полиции после всего случившегося? – спрашивает она наконец. – Не знаю, – говорю я искренне. – Я понимаю, что не все полицейские плохие. Да и вообще, они ведь рискуют жизнями. Мой дядя – коп, и я всегда за него волнуюсь. Но я устала от предвзятости. Особенно по отношению к чернокожим. – Ты бы хотела, чтобы полицейские не строили домыслов в отношении чернокожих? – уточняет она. – Да. Все это случилось именно потому, что он, – (я не могу произнести его имени), – решил, что мы что-то замышляем. А решил он потому, что мы чернокожие и живем в том районе. Он не понял, что мы обычные дети и не ищем неприятностей. Его домыслы убили Халиля. И могли убить меня. Удар ногой по ребрам. – Если бы офицер Круз был здесь, с нами, – продолжает миссис Кэри, – что бы ты ему сказала? Я несколько раз моргаю. Рот наполняется слюной, но я сглатываю. Я ни за что не буду реветь или блевать при мысли об этом человеке. Я не так милосердна, как Чернокожий Иисус, а потому не простила бы его. Скорее ударила бы. В лицо. Мисс Офра говорит, что сражаться нужно с помощью интервью. А когда дело доходит до сражений, тебя не заботит, кого ты ранишь и ранят ли тебя в ответ. Так что я бью еще раз – прямо в лицо Сто-пятнадцать. – Я бы спросила, не жалеет ли он, что не застрелил меня. Семнадцать Мое интервью вышло вчера в пятничном спецвыпуске новостей с Дайан Кэри. А сегодня утром звонил продюсер Джон и сказал, что это одно из самых популярных интервью за всю историю канала. Миллионер, который пожелал остаться неизвестным, предложил оплатить мое обучение в колледже. Джон сказал, что предложение поступило сразу после эфира. Мне кажется, это Опра; впрочем, думаю я так лишь потому, что всегда представляла ее своей феей-крестной и мечтала, как однажды она заявится у меня на пороге и объявит: «Дарю тебе машину!» Кроме того, каналу прислали кучу имейлов в мою поддержку. Я ни одного из них не видела, но получила лучшее сообщение от Кении: Вовремя ты заговорила Только смотри не зазвездись Интервью трендится в сети. Я проверяла соцсети утром, и все продолжали его обсуждать. Чернокожая аудитория твиттера и тамблера встала на мою защиту. Хотя есть и мудаки, которые желают мне смерти. Кинг, разумеется, тоже не обрадовался. Кения говорит, он в ярости от моего стукачества исподтишка. В субботних новостях тоже обсуждали интервью и анализировали мои слова так, словно я президент или типа того. На одном из каналов возмущались, что я «не уважаю полицию». Не знаю, почему они сделали такой вывод. Я ведь не говорила «Нахер полицию!», как рэпперы из N.W.A. Просто спросила у Сто-пятнадцать, жалеет ли он, что не прикончил и меня. Мне все равно. За свои чувства я извиняться не буду. Пусть говорят что хотят. Сегодня суббота, и я еду в «роллс-ройсе» на выпускной со своим бойфрендом, который со мной почти не разговаривает. Его больше интересует мобильник. – Хорошо выглядишь, – говорю я. Это правда. На Крисе черный смокинг с голубыми жилетом и галстуком под цвет моему платью без бретелек. Его черные кожаные конверсы классно сочетаются с моими серебряными с пайетками. Купила мне этот наряд госпожа диктаторша, также известная как моя мама. Вкус у нее неплохой. – Спасибо, ты тоже, – отвечает Крис, но голос у него как у робота: он говорит то, что должен, а не то, что хочет. Да и откуда ему знать, как я выгляжу? Он даже не взглянул на меня с тех пор, как заехал за мной к дяде Карлосу. Понятия не имею, что с ним происходит. Насколько я знаю, между нами все в порядке. А теперь он ни с того ни с сего угрюм и молчалив. Я бы попросила водителя отвезти меня обратно к дяде Карлосу, но слишком хорошо выгляжу, чтобы возвращаться домой. Подъездная дорожка загородного клуба освещена синими огнями и украшена арками из золотых воздушных шариков. В море припаркованных лимузинов «роллс-ройс» только у нас, так что все на нас глазеют. Водитель открывает нам дверь. Мистер Молчун вылезает первым и даже подает мне руку. Наши одноклассники улюлюкают и свистят. Крис обнимает меня за талию, и мы улыбаемся фотографу, словно у нас все замечательно. Потом Крис берет меня за руку и безмолвно ведет внутрь. Нас приветствует громкая музыка. Танцевальный зал освещают люстры и мигающие прожекторы. Школьный комитет решил, что темой выпускного будет «Полночь в Париже», а потому посреди зала стоит огромная Эйфелева башня из рождественских гирлянд. Кажется, на танцполе собрались все старшеклассники Уильямсона без исключения. Давайте начистоту. Вечеринка в Садовом Перевале и вечеринка в Уильямсоне – это две очень разные вещи. На вечеринке у Большого Дэ народ плясал под “Hit the Quan”[96], танцевал нэй-нэй, тверк и все такое. А на выпускном в Уильямсоне творится черт знает что. Народ прыгает, взмахивает кулаками и пытается тверкать. Это, в общем-то, не плохо. Просто по-другому. Совершенно по-другому. Странно, но тут я не стесняюсь танцевать, как на вечеринке у Большого Дэ. Я уже говорила: в Уильямсоне я крутая по умолчанию из-за одного только цвета кожи. Я могу выйти на танцпол и по-дурацки что-нибудь сымпровизировать, а все вокруг посчитают, что это какой-то новый модный танец. Белые думают, что все чернокожие – эксперты по трендам или типа того. Но в Садовом Перевале я бы ни за что не осмелилась на такое. Достаточно выставить себя дурочкой один раз – и все, пиши пропало. Весь район будет припоминать тебе это до конца твоей жизни. В Садовом Перевале я наблюдаю за другими и учусь быть крутой, а в Уильямсоне демонстрирую нажитую крутизну. Вообще-то не такая уж я и крутая, однако белые ребята считают меня таковой, а в школьных подковерных играх это важно. Только я поворачиваюсь к Крису, чтобы предложить ему потанцевать, как он отпускает мою руку и идет к своим друзьям. И зачем я вообще сюда приперлась? – Старр! – зовет меня кто-то. Я верчу головой туда-сюда и в конце концов замечаю Майю, машущую мне из-за столика. – Фига ты! – восклицает она, когда я подхожу. – Отлично выглядишь! Крис небось чуть с ума не сошел, когда тебя увидел. Нет, зато сейчас он сводит с ума меня. – Спасибо, – говорю я и окидываю ее взглядом. На Майе розовое миди-платье без бретелек и блестящие серебряные шпильки, которые добавляют ей сантиметров десять роста. Похвально, что она может долго в них ходить. Сама я каблуки ненавижу. – Нет уж, это ты отлично выглядишь. А ты красивая, Коротышка. – Не называй меня так. Тем более что это прозвище дала мне Та-Кого-Нельзя-Называть. Блин. Она заволандемортила Хейли. – Май, ты же понимаешь, что не обязана занимать чью-либо сторону. – Так это она с нами не разговаривает, забыла? После случая в доме Майи Хейли объявила нам бойкот. Типа, блин, я попросила ее ответить за поступок, а в итоге сама оказалась крайней? Нет, на меня ей спихнуть вину не удастся. А когда Майя призналась Хейли, что рассказала мне, почему та расфолловила мой тамблер, Хейли перестала разговаривать и с ней, заявив, что будет молчать до тех пор, пока мы перед ней не извинимся. Она просто не ожидала, что мы можем против нее ополчиться, потому что никогда прежде такого не случалось. Ну и плевать. Пусть они с Крисом откроют клуб, мне-то что. И назовут его «Лига Молчания Молодых Мажоров». Мне нравится упиваться жалостью к себе. Плохо только, что я втянула во все это Майю. – Май, прости… – Не извиняйся, – говорит она. – Не помню, говорила ли тебе, но после разговора о тамблере я напомнила ей про тот случай с котом. – Серьезно? – Ага. На что она сказала, что мне пора бы перестать мусолить прошлое. – Майя качает головой. – До сих пор злюсь, что спустила ей ту шуточку с рук. – Да. Я тоже на себя злюсь. Мы молчим. Майя пихает меня в бок. – Эй. Мы, меньшинства, должны держаться вместе, помнишь? Я смеюсь. – Ладно, ладно. А где Райан? – Пошел взять чего-нибудь перекусить. Выглядит он сегодня офигенно. А твой где? – Не знаю, – отвечаю я. И сейчас мне все равно. Знаете, что круто в лучших друзьях? Они чувствуют, когда тебе не хочется о чем-то говорить, и не наседают. Майя берет меня под локоть. – Пойдем. Я разоделась не для того, чтобы подпирать тут стенку. Мы идем на танцпол, где прыгаем и машем руками вместе с остальными. Майя снимает туфли и танцует босиком. Потом к нам присоединяются Джесс, Бритт и другие девчонки из команды, и мы образуем свой маленький танцевальный круг. А когда включают мою дальнюю родственницу Бейонсе, с которой я связана через ее мужа, мы вообще сходим с ума. (Отвечаю, я родственница Джея Зи. Не знаю, по какой линии, но все же. Одинаковые фамилии – это ведь не просто так.) Мы с Майей вопим вместе с кузиной Би до хрипа и наслаждаемся каждым мгновением. Пусть у меня больше нет Халиля, Наташи и даже Хейли, но зато есть Майя. Ее одной достаточно.