Второй звонок возвращает меня в обычный Уильямсон, но сама я обычной не становлюсь. Крис наклоняется и заглядывает мне в лицо. За слезами я его почти не вижу. – Старр? Всего лишь пара слезинок, но кажется, словно я обнажена. Я пытаюсь зайти в класс, однако Крис хватает меня за руку. Я вырываюсь и отскакиваю от него. – Прости, я просто… – Он поднимает руки. Я вытираю глаза и захожу в кабинет. Крис идет за мной. Хейли с Майей провожают его ненавидящими взглядами. Я сажусь за парту перед Хейли, и она сжимает мое плечо. – Вот мудозвон. В школе никто не говорит про Халиля. Трудно признать, ведь это все равно что показать ему средний палец, – но мне становится легче. Баскетбольный сезон закончился, так что из школы я ухожу вместе со всеми и, наверное, впервые в жизни жалею, что учебный день подошел к концу. Совсем скоро мне предстоит беседа с копами. Майю забирает семейный водитель, поэтому мы с Хейли вдвоем идем под руку к парковке. У Хейли своя машина, а меня подвозит брат, так что обычно мы с ней уходим с занятий вместе. – Ты точно не хочешь, чтобы я надрала Крису задницу? – спрашивает она. Я рассказала им с Майей про презерватив, и для них Крис теперь навсегда прописан в Мудоленде. – Да, – повторяю я в сотый раз. – Суровая ты, Хейлс. – Когда дело доходит до моих подруг – возможно. А вообще чего он завелся-то? Задолбали эти парни со своим гребаным недотрахом. – Вы поэтому так и не сошлись с Люком? – фыркаю я. Она легонько пихает меня локтем. – Заткнись. Я смеюсь. – Почему ты не признаешь, что он тебе нравится? – А с чего ты решила, что он мне нравится? – Серьезно, Хейли? – Проехали, Старр. Вообще-то разговор не обо мне. А о тебе и твоем похотливом бойфренде. – Он не похотливый, – вздыхаю я. – Тогда как это назвать? – Он просто завелся. – Это одно и то же! Я стараюсь сохранять серьезную мину, и она тоже, но вскоре мы начинаем хохотать. Боже, как хорошо снова быть нормальными Старр и Хейли. Может, ничего не изменилось и я все надумала? На полпути к машинам мы расстаемся. – Предложение по надиранию задницы все еще в силе! – кричит она мне вслед. – Пока, Хейли! Я ухожу, на ходу разминая руки. У весны в этом году личностный кризис, и она мучает меня холодом. Неподалеку от меня Сэвен опирается рукой о машину и болтает со своей девушкой Лейлой. Ох уж этот чертов «Мустанг»… Сэвен лапает его чаще, чем Лейлу. Правда, ей явно наплевать. Она играет с дредом, выскользнувшим у него из хвостика. Так и хочется закатить глаза… Некоторые девушки перегибают палку, честное слово. Что мешает ей играть с собственными дредами? Хотя, по правде сказать, к Лейле у меня претензий нет. Она такая же ботанша, как и Сэвен (достаточно умная для Гарварда, но вынужденная поступать в Говардский университет), и очень милая. Лейла – одна из четырех чернокожих девчонок в выпускном классе, и, даже если Сэвену просто хотелось встречаться с чернокожей, он сделал правильный выбор. – Кхм-кхм, – прочищаю я горло, подойдя к ним. Сэвен не сводит глаз с Лейлы. – Пойди приведи Секани. – Не могу, – вру я. – Мама не добавила меня в список тех, кто может забирать его с продленки. – Добавила-добавила. Давай уже. Я скрещиваю руки на груди. – Я не попрусь за ним через весь двор, а потом обратно. Давай подберем его на машине. Сэвен искоса на меня смотрит, но я слишком устала для подобной ерунды, к тому же на улице холодно. Сэвен целует Лейлу, а после обходит машину и, остановившись у водительской двери, бурчит: – Как будто тут долго идти. – Как будто мы не можем подобрать его на выезде, – говорю я и заскакиваю внутрь. Сэвен заводит двигатель. В док-станцию воткнут айпод, из которого играет классный микс Криса из Канье и еще одного моего будущего мужа, Джей Коула. Сэвен объезжает пробку на выезде с парковки и поворачивает к начальной школе, а там мы расписываемся за Секани и забираем его с продленки, после чего отправляемся в больницу. Не проходит и пяти минут, как Секани начинает ныть: – Я есть хочу. – Вас же кормят на продленке, – замечает Сэвен. – И что? Кушать-то все равно хочется. – Жопа ты жадная, – вздыхает Сэвен, и Секани бьет ногой по его сиденью. Сэвен смеется. – Ладно, ладно! Все равно ма попросила привезти еды в больницу. Тебе тоже чего-нибудь купим. – Он смотрит на Секани в зеркало заднего вида. – Идет?.. – Сэвен вдруг замирает, а потом выключает микс Криса и замедляется. – Ты чего музыку выключил? – спрашивает Секани. – Заткнись, – шипит на него Сэвен. Мы тормозим на светофоре. Мимо нас проезжает патрульная машина с Ривертонских Холмов. Сэвен выпрямляется и глядит перед собой, не моргая и напряженно держась за руль. Зрачки его слегка подрагивают, будто он борется с искушением посмотреть на копов. Сэвен тяжело сглатывает. – Ну же, светофор, – упрашивает он. – Давай. Я тоже смотрю вперед и прошу зеленый свет загореться быстрее. Наконец он загорается, и Сэвен пропускает патрульную машину вперед. Однако его плечи не расслабляются до тех самых пор, пока мы не выезжаем на автостраду. Мои тоже. Мы останавливаемся у китайского ресторанчика, в котором мама любит брать еду навынос. Она хочет, чтобы перед беседой с детективами я поела. На улицах Садового Перевала играют дети, и, наблюдая за ними, Секани прижимается лицом к стеклу. Правда, играть с ними он бы не стал, потому что в последний раз местные ребята обозвали его Белоснежкой из-за того, что он ходит в Уильямсон. Чернокожий Иисус с дредами, как у Сэвена, приветствует нас с больничного мурала[48]. Он раскинул руки во всю стену, а за спиной у него пухлые облачка. Большие буквы у него над головой напоминают: «Иисус любит вас». Сэвен проезжает мимо него на парковку позади больницы. Там жмет на кнопку, чтобы открыть ворота, а потом паркуется возле маминой «камри». Я беру подставку со стаканчиками, Сэвен – пакет с едой, а Секани не берет ничего, потому что никогда ничего не носит. Потом я звоню в звонок у черного хода и машу в камеру. Дверь открывается: за ней стерильный коридор с яркими белыми стенами и белой плиткой на полу, в которой отражаются наши ноги. Коридор ведет нас в приемную. Одни посетители здесь смотрят новости по старому телевизору под потолком, другие читают журналы, лежащие тут с самого моего детства. Увидев наш пакет, какой-то лохматый мужчина выпрямляется и глубоко втягивает носом воздух, будто еду мы принесли для него. – Что это у вас там? – спрашивает из-за стойки мисс Фелисия, вытягивая шею. Из другого коридора в своей простой желтой форме выходит наша мама, а за ней заплаканный мальчик с матерью. Мальчик посасывает леденец – награду за то, что выдержал прививку. – А вот и мои малыши, – говорит мама, когда видит нас. – Да еще и с обедом. Ну, пойдем. – Оставь и мне чуть-чуть! – кричит нам вслед мисс Фелисия, и мама просит ее помолчать. В комнате отдыха мы ставим еду на столик. Мама достает несколько бумажных тарелок и пластиковые приборы, которые хранит в тумбочке как раз на такой, как сегодня, случай. Мы молимся и приступаем к трапезе. Ест мама сидя на столешнице. – М-м-м-м! То что надо. Сэвен, солнышко, спасибо. Я сегодня только пачку «Читос» успела ухватить. – Как, прям без обеда работаешь? – спрашивает Секани, набив рот рисом. Мама указывает на него вилкой. – Я кому говорила не болтать с полным ртом? Но если хочешь знать, то да, без обеда. В перерыв у меня была встреча. Теперь расскажите, как у вас дела. Как школа? Секани, по обыкновению, болтает дольше всех, потому что не упускает ни малейшей подробности. Сэвен лишь коротко отвечает, что все хорошо, и я тоже не разглагольствую: – Все нормально. Мама отпивает газировки. – Что-то случилось?