Тут кто-то закрывает мне глаза. – Майя, я знаю, что это ты. Она хихикает и убирает руки. Я не высокая, но, чтобы закрыть мне глаза, Майе нужно встать на цыпочки. И эта коротышка всерьез хочет быть центровым в школьной команде по баскетболу… Волосы у нее всегда собраны в пучок на макушке – наверное, она думает, что так выглядит выше, но увы… – Че как, мисс Никому-на-эсэмэс-не-отвечаю? – спрашивает она, и мы обмениваемся рукопожатием. Оно у нас не такое сложное, как у папы с Кингом, но нас устраивает. – Я уже решила, что тебя похитили инопланетяне. – А? Она показывает телефон со свежей трещиной во весь экран. Майя все время его роняет. – Ты мне два дня не писала, Старр. Вообще не круто. – Ой. – Я не проверяла телефон с того дня, как Халиля… со дня инцидента. – Прости. Заработалась в магазине. Сама знаешь, сколько там беготни. Как твои каникулы? – Вроде ничего. – Она жует кислый мармелад. – Мы летали к бабуле с дедулей в Тайбэй. Я взяла в поездку кучу кепок и баскетных шортов и в итоге наслушалась фразочек в стиле «Почему ты одеваешься как мальчик?» и «Зачем ты играешь в мальчиковые игры?». Бла-бла-бла. Но хуже всего было, когда они увидели фотку Райана. Стали спрашивать, типа: «Он что, рэпер?» Я смеюсь и краду у нее мармеладинку. Парень Майи, Райан, один из двух чернокожих одиннадцатиклассников[36] в нашей школе, и поэтому все думали, что мы с ним будем вместе. (Ведь если нас таких двое, то мы, разумеется, должны соблюдать правила какого-то гребаного Ноева ковчега – стать парой и оберегать чернокожесть нашей параллели. Последнее время я особенно остро подмечаю подобную хрень.) Мы идем в столовую. Наш столик у автоматов почти полон. Сидя на нем, Хейли горячо о чем-то спорит с кучерявым и прыщавым Люком. Думаю, в их случае это прелюдия. Они нравятся друг другу с шестого класса, а я считаю, что, если уж ваши чувства преодолели неловкость средней школы, значит, пора завязывать с флиртом и начинать встречаться. Другие девчонки из баскетбольной команды тоже здесь: второй капитан Джесс и центровая Бритт, рядом с которой Майя походит на муравья. То, что мы сидим вместе, – довольно попсово и стереотипно, но мы хорошо ладим. В конце концов, кто еще захочет слушать, как мы жалуемся на опухшие колени, и поймет инсайдерские шутки, родившиеся в автобусе после игры? Друзья Криса из мужской баскетбольной команды сидят за соседним столиком и подначивают Хейли и Люка. Самого Криса еще нет. К счастью и несчастью. Заметив нас с Майей, Люк протягивает к нам руки. – Слава богу! Два здравомыслящих человека, которые могут разрешить этот спор. Я падаю на лавочку рядом с Джесс. Она кладет голову мне на плечо. – И так уже пятнадцать минут. Бедняжка. Я глажу ее по волосам. Вообще-то я тайно влюблена в ее пикси-стрижку. У меня для такой недостаточно длинная шея, а вот на Джесс она смотрится безупречно. Каждая прядка лежит точно на своем месте. Если бы мне нравились девчонки, я бы начала встречаться с ней из-за одной этой стрижки, а она со мной – из-за моего плеча. – В чем дело на этот раз? – спрашиваю я. – «Поп-тартс»[37], – отвечает Бритт. Хейли поворачивается к нам и тычет в Люка пальцем. – Этот придурок утверждает, что, если их разогреть в микроволновке, они будут вкуснее. – Фу-у, – говорю я вместо привычного «жесть». И Майя подхватывает: – Серьезно, что ли? – Скажи? – фыркает Хейли. – Господи Иисусе, – вздыхает Люк. – Да я просто попросил доллар, чтобы купить «Поп-тартс» в автомате. – Я не позволю выкинуть свои деньги на испорченное в микроволновке печенье! – Да ведь его изначально нужно подогревать! – возражает он. – Вообще-то я согласна с Люком, – вдруг вмешивается Джесс. – Теплые «Поп-тартс» в десять раз вкуснее. Я отодвигаюсь, так что ее голова соскакивает с моего плеча. – Мы больше не подруги. Джесс показно открывает рот, а потом надувает губы. – Ну ладно, ладно, – вздыхаю я, и она с широкой улыбкой кладет голову обратно. Чудачка. Не знаю, как она будет жить без моего плеча, когда мы выпустимся из школы. – Всех, кто разогревает «Поп-тартс», надо сразу отдавать под суд, – заявляет Хейли. – А потом в тюрьму, – добавляю я. – И в принудительном порядке кормить обычными «Поп-тартс», пока они не признают, до чего это вкусно, – подхватывает Майя. – Решено, – заканчивает Хейли и бьет по столу, точно вынося приговор. – Да вы поехавшие, – говорит Люк, спрыгивая со стола. Он пристально смотрит на волосы Хейли. – Кажется, краска проела тебе мозги. Когда он поворачивается, чтобы уйти, Хейли отпускает ему оплеуху. Она покрасила отдельные пряди синим и срезала волосы до плеч. Помню, в пятом классе она решила подстричься во время теста по математике, просто потому что ей так захотелось. И тогда мы впервые осознали, что ей пофиг на мнение окружающих. – А мне нравится синий, Хейлс, – говорю я. – И стрижка твоя тоже. – Ага. – Майя улыбается до ушей. – Вылитый Джо Джонас[38]. Хейли мгновенно оборачивается и испепеляет нас взглядом. Мы с Майей хихикаем. Фишка в том, что где-то глубоко на ютьюбе зарыто видео, где мы втроем открываем рты и притворяемся, будто играем на гитарах и ударных под песню Jonas Brothers. Хейли была Джо, я – Ником, а Майя – Кевином. На самом деле я тоже хотела быть Джо (потому что была тайно в него влюблена), но Хейли так настаивала на своем, что я возражать не стала. Я часто позволяю ей командовать и поступать по-своему. До сих пор. Видимо, это неотъемлемая часть Старр-из-Уильямсона. – Безумно хочу найти то видео, – говорит Джесс. – Ну уж нет! – вопит Хейли, соскакивая со стола. – Никто и никогда его не найдет. – Она садится напротив нас. – Никогда. Ни-ко-гда. Если вспомню пароль от того аккаунта, то вообще удалю. – О-о-о, а как он назывался? – спрашивает Джесс. – Что-то вроде JoBro Lover[39], нет? Стоп, точнее, JoBro Lova. В средних классах все любили так писать. Я ухмыляюсь и тихонько замечаю: – Почти угадала. Хейли быстро переводит на меня взгляд. – Старр! Майя и Бритт начинают ржать. В такие моменты в Уильямсоне я как в своей тарелке. Я нашла здесь близких себе людей и столик, где можно проводить время вместе, даже несмотря на кучу ограничений, которые на себя наложила. – Ну хорошо, – улыбается Хейли. – Все с вами понятно, Майя Джонас и «Звездная девочка-Ника-2000…» – Кстати, Хейлс, – перебиваю я, пока она не успела произнести мой старый ник до конца, и она улыбается еще шире. – Как каникулы прошли? Хейли перестает улыбаться и закатывает глаза. – Ох, да чудесно. Папа с Любимой Мачехой потащили нас с Реми в дом на Багамах для «воссоединения семьи». И – бам! Я чувствовала себя как в своей тарелке, но теперь чувству конец. Внезапно я вспоминаю, как сильно отличаюсь от большинства в этой школе. Меня с братьями на Багамы «тащить» бы не пришлось – будь такая возможность, мы бы добрались туда вплавь. Для нас семейный отпуск значит выходные в местном отеле с бассейном. – Прямо как мои родаки, – вздыхает Бритт. – Третий год подряд возят нас в гребаный «Мир Гарри Поттера»[40]. Меня уже тошнит от сливочного пива и пошленьких семейных фоток с волшебными палочками. Охренеть. Кто вообще, блин, станет жаловаться на «Мир Гарри Поттера»? Или на сливочное пиво? Или волшебные палочки? Надеюсь, про мои весенние каникулы никто не спросит. Они ездили в Тайбэй, «Волшебный мир Гарри Поттера» и на Багамы. А я тусовалась у себя в районе и видела, как коп убивает моего друга. – Ну ладно, наверно, на Багамах было не так уж плохо, – говорит Хейли. – Предки грозились, что мы будем заниматься всякой семейной фигней, но в итоге мы делали что хотели. – И поэтому ты постоянно мне писала? – смеется Майя. – Ну так я этого и хотела. – Каждый день, с утра до вечера, – добавляет Майя. – Забив на разницу во времени. – Да пофиг, Коротышка. Сама ведь с удовольствием со мной болтала. – А, – вставляю я. – Круто. Но на самом деле – нет. Мне Хейли за каникулы не написала ни разу. Последнее время она вообще мне почти не пишет. В лучшем случае раз в неделю, а раньше писала каждый день. В наших отношениях что-то изменилось, но ни одна из нас этого не признает. В Уильямсоне мы общаемся нормально, вот как сейчас, но за пределами школы лучшими подругами быть перестали. Не знаю почему. А еще она отписалась от моего тамблера и не догадывается, что я в курсе. Однажды я запостила фотографию Эмметта Тилла, чернокожего четырнадцатилетнего мальчика, которого в 1955 году убили за то, что он свистнул вслед белой женщине. Его изуродованное тело не было похоже на человеческое. Возмущенная Хейли моментально от меня отписалась. Я думала, ей трудно поверить, что кто-то мог поступить так с ребенком, но нет. Она не могла поверить, что я перепостила такую ужасную картинку. Вскоре после этого Хейли перестала ставить лайки и делать репосты с моей страницы. Я проверила список подписчиков. Ой, Хейли меня больше не фолловит. Я живу в сорока пяти минутах езды отсюда, а потому тамблер для меня – это священная земля, в которой зацементирована наша дружба. Расфолловить меня – то же самое, что сказать: «Ты мне больше не нравишься».