Часть маки, невзирая на стрельбу, все-таки попробовали было проскочить в гостиницу, но позиция у меня была хорошая и двоих я свалил короткой очередью, а остальные резко передумали. Сейчас главное, чтобы ребята не сунулись меня поддерживать, а то себя раскроют. Но мужики были настоящими профи и из дома не раздалось ни одного выстрела. Свистки приближались, и я начал подумывать, что смерть, похоже, откладывается и надо как-нибудь половчее отсюда свалить. Только не успел… Справа от дерева упала граната, поэтому пришлось рвануть к валуну, который лежал метрах в семи от моей позиции. Только граната не взорвалась, а совсем рядом с собой увидел четверых, прущих на меня как танки. «Стэн», падла, заклинил в самый ответственный момент, и пока я закатывал в лоб первому и делал подсечку второму, кто-то сзади приголубил меня, судя по всему, прикладом. В голове как бомба взорвалась, и я сразу стал тихим, мирным и бессознательным. Глава 12 Башка болит… Да и трясет, отчего голова болит еще сильнее. Но как говорится – если болит, значит, еще живой. Блин! Похоже, неуловимого Джо, то есть Лисова, все-таки взяли… И трясет, потому что на машине везут – звук завывающего движка был слышен очень хорошо. Хотел открыть глаз и оглядеться, но не успел. Тарантас подкинуло на кочке, и я, приложившись многострадальной тыковкой обо что-то твердое, опять вырубился. Когда очухался в следующий раз, чувствовал себя гораздо лучше. Только холодно было, зато трясти перестало. Да еще и разговор по-французски слышался. Потом беседа прекратилась и послышался звук хлопнувшей двери. Чуть приоткрыл глаз, но ничего не увидел. Попробовал пошевелиться, ожидая, что голова опять взорвется болью, только все оказалось гораздо лучше, чем предполагал. Боль была вполне терпимой. Наутро после стакана спирта я «умирал» сильнее. Зато из отрицательных моментов было то, что руки оказались связаны. А ноги вроде свободны… Французские партизаны, видно, заметили, что пленник начал потихоньку ерзать, и в поле зрения приоткрытого глаза появился темный силуэт, и гнусаво-простуженный голос на довольно хреновом русском сказал: – Я вижу, вы уже очнулись? Ну-ну, не надо притворяться, это глупо. Сколько вы еще сможете пролежать, изображая потерю сознания? Все… Похоже, писец подкрался окончательный и мои прикидки про англичан были в самую дырочку. Эти орлы знали, за кем охотятся, иначе со мной по-русски бы не заговорили. А характерный акцент почти не оставлял сомнений в их национальной принадлежности. Ладно, будем включать дурака и надеяться на лучшее. Открыв глаза, пробурчал: – Я и не притворяюсь, морда фашистская! На то, что гнусавого обозвали фашистом, он никак не отреагировал. А остальные в количестве четырех человек, стоящие в комнате, только хмыкнули. М-да… выходит, тоже знатоки языков и поняли, что именно я сказал. Первый, ухватив меня за шкирку, рывком перевел с лежачего положения в сидячее. На такое обращение организм отреагировал правильно – и меня, в соответствии с диагнозом о легком сотрясении, прицельно вырвало в сторону гнусавого. – Ш-шит!! Тот, проворно отпрыгнув, непроизвольно ругнулся по-английски, окончательно подтверждая мои предположения про лимонников. – Сэм, ты его так не дергай, а то он нам здесь все заблюет. До вечера нюхать вонь этой свиньи я не хочу. – Не надо было его с такой силой бить по голове! – А ты что, хотел, чтобы он нас всех там положил? Я и так удар сдерживал… С непонимающим видом переводя глаза с одного на другого, слушая якобы незнакомую речь, я улыбнулся и с жаром спросил: – Так вы не немцы? Союзники, да? Французы? Ф‑ф‑ух! А я думал, это гестапо… Тогда почему меня связали? Вы же со мной по русски говорили и, выходит, знаете, что я не немец. Гнусавый, которого стоящий возле окна здоровяк назвал Сэмом, оскалился, показывая желтые лошадиные зубы: – Мы, конечно, знаем, что ты русский. И даже зачем ты и твои дружки прибыли во Францию, тоже знаем. Собирались договориться с бошами за нашей спиной? Молчишь? Ну-ну… Ничего, ночью мы тебя вывезем с материка, а у нас ты все расскажешь. – Вы что, ребята, охренели? При чем тут – за вашей спиной? Насколько я знаю, переговоры шли о выкупе некоторых наших людей, находящихся сейчас в концлагере под Мюнхеном. Мы три чемодана денег для этого привезли. Я – обычный охранник и имен их не знаю, но деньги видел сам. У нас с моим командиром и была основная задача охранять эти фунты. Видно, слова про охранника и деньги были для англичан неожиданны. Сэм, нависнув надо мной, отрывисто спросил: – Как твое имя? Не моргнув глазом, я представился именем сопровождающего из охраны: – Старший лейтенант Олег Михеев. – Годдем! Желтозубый опять ругнулся, но, взяв себя в руки, подозрительно спросил: – А почему ты нам это все рассказываешь, Михеев? Разве эти сведения не являются секретными и ты как коммунист не должен хранить тайну? – Должен. Только я еще и реалист. Если начну запираться, то вы из меня если не здесь, то на вашем острове все равно все выбьете. А так, может быть, хоть какой-то шанс остаться в живых. Тем более, особой тайны в выкупе пленных не вижу… Вроде бы удовлетворенный ответом Сэм выпрямился и, обращаясь к остальным, сказал: – Дьявол, этот красный, конечно, врет – какой он охранник без оружия? Вспомни, огонь велся только из «стэна», а будь у него пистолет, мы бы сначала пистолетные выстрелы услышали. Дик, ты что скажешь? – Скажу, что парень не дурак, с оружием по городу ходить. Слишком это опасно – он ведь не в Москве. То есть русский вначале действовал голыми руками. А я ведь сразу говорил, что дипломат не может быть таким прытким. Это точно – боевик из НКВД. Смотри сам, он вчера играючи положил семерых французов и, если бы не мой трюк с гранатой, убил бы их всех. – Лягушатники вообще были готовы разбежаться после первого выстрела, да и бойцы из них, как из тебя танцовщица кабаре… Но ты прав, подготовка у парня специфическая. С другой стороны, хоть он и охранник, только ведь глаза у него есть? Что-то видел, что-то слышал, о чем-то догадывается. Так что шефу придется удовлетвориться им. Тем более, мы вообще в последний момент успели. Из-за того чертова «мессершмидта» целых два дня потеряли… Я слушал, как они переговариваются, и на душе было крайне муторно. Если меня переправят в Англию, то все… Разговорить можно любого, как бы он ни брыкался и ни изворачивался. Так что, лишившись ногтей и с отбитым нутром я им один хрен все расскажу. Даже сам не желая этого. Кому как не мне знать про потрошение пленных… А эти, из Интеллидженс Сервис, имеют подготовку не хуже. То есть в МИ-6 по-любому попадать нельзя. Во всяком случае – живым. Вот ведь, когда уже слышал свистки патрульных, то появилась надежда, что Мессинг говорил не про этот случай. Зря, выходит, надеялся… Мне вдруг стало до ужаса страшно помирать. Хоть и знал про следующую жизнь, но вот так, сознательно нарываться на пулю было очень хреново. Только разболтать все на допросе было еще страшнее. А потом вдруг вспомнил глаза Вальки Лизачева перед тем, как он на гранату лег. Это еще под Могилевом было, мы тогда в разбитом доте оборону держали. Фриц сзади подполз и в пролом швырнул свой подарочек. Деваться было некуда, вот Валька на нее и прыгнул. Только он четверых спасал, а я что, трястись буду, когда речь про миллионы идет? И кем меня после этого назвать можно? Когда про Лизачева вспомнил, то сразу легче стало. Даже голова перестала болеть, так как решение было принято. Теперь главное – надо будет врагов всерьез напугать, чтобы они не по конечностям били, а на поражение. Тут англичане прекратили свои разборки и Сэм опять подошел ко мне. Остановился, заложив пальцы рук за ремень и уже открыл рот, намереваясь что-то сказать, как послышался звук мотора. Один из захватчиков, глянув в окно, вышел, а я, решив, что лучшего момента не будет, захотел пинком приложить их командира между широко расставленных ног. Но вот не успел. Эта сволочь, даже не особенно торопясь, влепила мне такой хук справа, что я опять кувыркнулся на лавку. Такая каверза со стороны желтозубого была полной неожиданностью, поэтому уклониться не успел и поймал плюху всей мордой. Сквозь звон в башке услышал удивленный голос одного из «джимми»: – Зачем ты его так? – Да что-то глазки у этого красного забегали. Наверняка гадость сделать хотел. А даже если и нет, то профилактика не помешает… Этот удар опять вернул пульсирующую боль в затылок, и теперь о том, что врага можно спровоцировать на стрельбу, и речи не было. Я, как вареный таракан, только на месте мог сидеть, без резких трепыханий. Глядя на мои «плавающие» глаза, лимонники, переговорив между собой, развязали руки и, набросив петлю на шею, привязали к лавке, посоветовав спать и не дергаться. Часа через четыре, уже к вечеру я слегка очухался и решил совершить новую попытку. Для этого попросился в туалет, рассчитывая, что всей гурьбой они меня провожать не будут и появится хоть какой то шанс. Но рыжий Дик посоветовал, если невтерпеж – валить прямо в штаны. Да еще и заржал при этом, скотина. Но в туалет-то хотелось по-настоящему! Замерз как цуцик, вот уже терпежу никакого и не было. Только я напрасно взывал к человеколюбию и пониманию. Англичане лишь прикалывались. Ну да – обоссанный пленный, считай, уже наполовину сломлен. Человека можно по-разному гнуть. Раздеть, например, и, оставив без штанов, приступить к допросу. Или дождаться, когда взрослый мужик сходит под себя. Это сильно выбивает из колеи даже не очень ранимые натуры. Вообще способов психологически давить пленного немерено существует, но вот этот на меня точно не подействует. Я в прошлой жизни немецкую порнуху с извращениями видел и не обрыгался, а тут – в штаны надуть… Пфе! Да получите! Лимонники, увидев лужу и мою довольную физиономию, сильно обозлились. Начали вопить, что я – грязная красная свинья, и даже хотели побить. Только их порыв был сбит звуком подъехавшей машины. Дик еще с одним человеком выскочили наружу, а вернувшись, сказали, что все готово. Меня отцепили от лавки, опять связали руки и выволокли на улицу. М-да… Вокруг был лес, а дом, где сидели до этого, судя по всему, был что-то типа лесной сторожки. Причем недалеко просматривались либо большие сопки, либо пологие горы. Куда же меня завезли? Но сильно оглядываться не дали и, подхватив за шкварник, закинули в грузовой «фиат». Еще один грузовичок, похожий на нашу полуторку, стоял сзади, и в него как раз грузились семеро маки. Пока я возился в кузове, пытаясь встать, следом запрыгнули трое англичан и расселись на боковых лавочках, уронив меня при этом на пол. Вот блин! Прямо как немцы поступают! Только фрицы тогда на пленного ноги не складывали… Поскрежетав стартером, «фиат» наконец завелся и в наступающих сумерках, подпрыгивая на ухабистой лесной дороге, повез нас в неизвестном направлении. Минут через сорок, а может и через час (время, когда зимой валяешься на досках кузова, – очень субъективно), машина остановилась. Послышался разговор по-французски. Потом англичанин, имени которого я не знал, спросил у Дика: – Чего они там болтают? – Мост, говорят, не очень надежный. Дистанцию между машинами надо увеличить. Один из «джимми» соскочил с кузова и, вернувшись минут через пять, сказал: – Хлипкий мостик. Одна опора подломлена, но грузовик выдержит. – Странно, еще два дня назад вроде целый был? – Ну а теперь нецелый… Сидящие в кузове поругали лягушатников за косорукость и неумение вовремя приводить поломанное в порядок. Сравнили их с русскими, у которых дорог вообще нет, а вместо мостов используются несколько досок, скрепленных ржавыми гвоздями. А потом машина, набирая скорость, покатилась под уклон. Англичане все как один глядели вперед, наверное, на приближающуюся переправу, а я, сжавшись в комок, прислушивался к звукам. Они должны будут измениться, когда грузовик на мост въедет. Ведь к этому времени совсем уже отчаялся. Эти волки из Интеллидженс Сервис ни одного шанса сбежать точно не дадут. Поэтому обдумывал даже различные экзотические способы самоубийства, вплоть до разбивания головы об стенку камеры. Только терзали смутные сомнения, что это у меня получится… Но вот с этим мостом может появиться возможность если не сбежать, то хоть помереть быстро. Поэтому когда звук вокруг изменился, стартанул как ракета. Намерения были – лететь головой вниз, чтобы долго не тонуть. Со связанными руками плавать один черт не получится, а тут, может, повезет и в камни врежусь или шею сверну, когда в воду брякнусь. Только как задумывал не получилось. Шустрый Дик в последний момент прыгуна почти ухватил за ногу, поэтому в воздухе перевернуло и в воду вошел «бомбочкой». Когда плюхнулся в речку, все мысли о самоутоплении сразу пропали, и чисто инстинктивно, извиваясь, как червяк, рванул к поверхности. Сумел даже вынырнуть и воздуха глотнуть, перед тем как опять пошел на дно. Но и в этот раз утонуть не получилось, потому как почти сразу меня закрутило и ударило обо что-то твердое. Я даже сначала не врубился, что это. Чувствовал только, что спину всю ободрал. Течение прижимало к этой хреновине сильно, и становилось понятно – вот теперь точно кирдык! Начал дергаться, пытаясь преодолеть силу воды, но только руки порезал обо что-то острое. Порезал?! Как порезал? Лихорадочно нащупав какую-то металлическую скобу, всю в заусенцах, начал, свозя кожу, шоркать по ней веревкой. В груди огнем горело, и сознание мутилось, когда руки наконец стали свободны… Если бы до поверхности воды было на полметра дальше, то тело Лисова в конце концов всплыло бы где-нибудь ниже по течению. Но эти пятьдесят сантиметров были на моей стороне, и поэтому сумел все-таки вынырнуть, с хрипом втягивая воздух. Сзади слышались голоса, и, оглянувшись, я увидел удаляющийся мост и бегающие фигуры на нем, которые светили в воду фонариками. Офигеть! Высота моста была метров шесть. То-то мне показалось, что долго лечу. И как только не расшибся, ума не приложу? Луч фонаря скользнул по глазам, поэтому пришлось опять нырнуть. Правда, ненадолго. Я еще толком от предыдущего ныряния отойти не успел. Хорошо – течение быстрое и даже особо грести не надо, чтобы как можно быстрее удалиться от этого места. Через несколько минут ногу свела судорога, и чуть очередной раз не утонул, благо до берега было несколько гребков и получилось, подвывая от боли, выползти на камни. Стуча зубами, отжал одежду и, подпрыгивая от холода, двинул куда глаза глядят. Где нахожусь, даже близко не представлял, поэтому просто уходил быстрым шагом от берега, справедливо опасаясь, что мои захватчики могут подумать, что я не утонул, и хоть немного, но прочешут берега ниже по течению. Да и если оставаться сидеть на месте, то к утру превращусь в ледяную статую. Поэтому шел то быстрым шагом, то трусцой, пока часа через три, когда уже ноги заплетались, не набрел на сарай. Там еще и дом был, но туда я не сунулся, а проникнув в сарай, чтобы хоть как-то от ветра защититься, нащупал сваленное большой горой сено. Сил хватило даже на то, чтобы зарыться в него поглубже и лишь потом отрубиться. Проснулся оттого, что в сарай вошли люди. Я их не видел, по голосу только определил, что это мужик и бабка. Они сначала трепались, причем старуха явно наезжала на мужика, потом, чем-то погремев, оба убрались наружу. В сене было тепло и одежда почти высохла, поэтому я, похрустев спиной, чувствовал себя достаточно бодро. Единственно, голова болела да сильно саднили изрезанные руки. Еще и бок при каждом вздохе простреливал, но я думаю, это скоро пройдет. Сползя вниз, с копны, осторожно подошел к стене сарая. Глядя в щели между досками, определил, что уже далеко за полдень. Часы – обычная немецкая штамповка, ночного купания не выдержали, и их стрелки застыли на полвторого, поэтому время пришлось определять на глазок. Потом в поле зрения мелькнул мужик, которого подгоняла замотанная в платки резвая бабуся. Похоже, что это мамаша великовозрастного сынка воспитывает. Мужик вяло отбрехивался и в конце концов, усевшись на велосипед, уехал, а бабка, что-то ворча, ушла в дом. Ну, значит, и мне пора отсюда сваливать. Я эту парочку наблюдал всего полчаса, но, сделав вывод, что натуры они довольно склочные, решил на глаза хозяевам не попадаться. Объяснить, к примеру, что я жертва грабителей, из-за незнания языка не представлялось возможным. А во всех других случаях старая карга, видя незнакомца на своей территории, подняла бы такой вой, что ее пришлось бы валить. Старуху-то еще ладно, но вот затурканного мужичка было бы жалко – может, он маму любит… Поэтому я выбрался из сарая и пошел в ту же сторону, куда уехал велосипедист. Что буду дальше делать, не представлял совершенно. Когда-то приличный костюм превратился в драную, грязную тряпку. Документов тоже нет. Часы, которые можно было на что-то сменять, не ходят. Остатки денег хозяйственные англичане тоже прикарманили. Зараза! Я даже не знал, в какой части Франции нахожусь. За ночь меня могли увезти хоть к Альпам (кстати, какие-то горы на горизонте стоят), хоть в центральную часть страны. И вообще, какое хамство! Макизары гоняют по ночным дорогам, как будто немцами тут и не пахнет. Расслабились здесь все в корень! И воюют тоже по хамски – «ах херр, мы завтра планируем раскидать листовки в городе, поэтому не могли бы вы сказать патрулям, чтобы не мешали? Нет, мусью, завтра не получится. На завтра намечен парад, и начальство будет недовольно мусором на улицах». Представив этот разговор, хмыкнул и прикинул, что если бы было все так просто, то я бы сейчас не шел весь в напряжении, готовый при малейшем звуке мотора на дороге нырнуть в канаву. Пройдя километра три, начал уже подмерзать, как вдруг увидел здоровенного мужика, стоящего посредине поля. Я сначала испугался, в любой момент готовясь атаковать, но мужик стоял неподвижно, как капитан Немо на палубе «Наутилуса». Понял странную неподвижность здоровяка, только когда на него ворона уселась. Ептыть, пугало! Да уж, докатился диверсант… уже и пугал боюсь. Но потом посетила интересная мысль. Брезгливости у меня почти не осталось, а пальтишко на нем хоть и драное, но мне в самый раз будет… Идти сразу стало гораздо веселее. Во всяком случае, если не обращать внимание на легкое амбрэ, так и прущее от моего нового приобретения. Похоже, этот макинтош сначала собачьей подстилкой был и только потом перекочевал в поле. Да и птички на нем хорошо отметились… Меня теперь, наверное, даже полиция задерживать побрезгует… А так как наконец согрелся, мысли приобрели конструктивный характер. Теперь мог обдумывать сразу два вопроса: первое – где бы пожрать и второе – где добыть одежду и документы. Кроме банального гоп-стопа, сиречь ограбления, в голову почему-то ничего не приходило. Надо будет бомбануть какого-нибудь местного колхозничка по размеру. Во всяком случае, одежду и деньги можно добыть именно так. Насчет документов буду потом определяться, когда одежду сменю и на бомжа перестану быть похожим. Можно обойтись и без них, просто на глаза немцам да полицаям попадаться не надо. Франция – страна достаточно маленькая, так что дней за десять пехом можно будет добраться до Оранжа. А там друг Гельмут пропасть не даст… Несколько раз прятался от проезжающих грузовиков в кустах и канавах, но упорно шел по дороге, ведущей на юг. Вокруг были колхозные, то есть фермерские поля, в некоторых местах присыпанные снежком. Народу попадалось на удивление мало. Кроме трех машин, больше никого не увидел. М-да… В связи с отсутствием потенциальных жертв карьера благородного разбойника находилась под угрозой. Чтобы не думать о еде, стал думать о том, как это романтично – заделаться бандитом во Франции. Буду грабить богатых и отдавать деньги… нет, это чересчур. Деньги надо оставлять только себе. Бабки они и в Африке бабки. Так что буду трясти всех встречных-поперечных. Мужикам при сопротивлении фейс рихтовать, а что с барышнями? Да, точно – с девицами буду галантен и обходителен, а за это они меня будут любить страстно и разнообразно. И вскоре слава о неуловимом налетчике разнесется далеко… М-да, так далеко, что в конце концов мной гестапо заинтересуется. Блин! Шутки – это, конечно, хорошо, но ведь пора бы уж кому-то появиться. А так как пеших не наблюдается, то придется тормозить машину. При звуке мотора посмотрю, что за колымага едет, а потом лягу на дороге, и пусть попробуют не остановиться! Только машин, как назло, не было, а мне становилось как-то не по себе. В смысле здоровья – все хреновей и хреновей. Судя по тому, как начало колотить, поднялась нехилая температура. Градусника за пазухой не было, но судя по звону в голове и горящей морде – где-то под сорок. Еще через полчаса передвижения по проселку я понял, что разбойника из меня по причине общего упадка сил не получится и надо предпринимать радикальные шаги. Это если не хочу в канаве помереть… Судя по всему, ночное моржевание вылезло боком, и я подцепил если не воспаление легких, то сильную простуду наверняка. Вообще, конечно, странно. На фронте люди крайне редко болели. Ранения – это да, это в порядке вещей. А всякие там ангины, простуды и прочие ОРЗ были редки до невозможности. Мне, видно, просто не повезло, или так удар по башке сказался, что организм все ресурсы бросил на ликвидацию его последствий, а на остальное мощи уже не хватило. В общем, когда увидел домик, стоящий метрах в двухстах от дороги, то сил только-только хватило добрести до него. Забора эта хибара не имела, поэтому к входной двери подошел беспрепятственно и, постучавшись, обессиленно привалился к косяку. За дверью какое-то время было тихо, потом надтреснутый голос что-то спросил по-французски. Собрав все знания языка воедино, постарался достаточно громко ответить: – Бонжур силь ву пле. Их бин больной, тьфу, кранке… В доме задумчиво пошебуршились, пытаясь переварить этот словесный винегрет, потом стукнула щеколда и в приоткрывшуюся щель на меня уставилась натуральная Баба-яга. Я даже немного испугался, глядя на выдающийся нос крючком и черную волосатую бородавку, сидящую под глазом выглянувшей старухи. Во блин, француженки пошли! Наши бабки даже на вид добрее, а эта – как из кошмарика низкобюджетного. Только сейчас было не до жиру, поэтому попытался наладить диалог со сказочным персонажем: