— Скотт Карни едет, — выразительно проговорил Уим по-английски. Последовал непродолжительный спор — и, наконец, подчеркнутое «без проблем». Я улыбнулся, и до меня дошло, что я так до конца и не понимаю, во что ввязался. Неизвестность, а еще пара тысяч долларов — это цена моего участия. Вскоре мы добрались до пригородов Гааги, и навигатор начал перестраивать маршрут. Он советовал тут же свернуть с автомагистрали под мост куда-то на север. Хоф лавировал между машинами, но как только мы оказались на другом участке шоссе, навигатор снова принялся менять маршрут, велев нам повернуть в обратном направлении. Мы оба внутренне насупились, надеясь, что у навигатора есть совесть. Сейчас мы должны были ехать на юг, однако штуковина и не подумала извиняться. Десять лет назад такой проблемы у нас бы точно не возникло, но даже «Ледяной человек» прельстился удобствами современных технологий. — Я их терпеть не могу, но без них мне уже не обойтись, — говорит он, разворачивая машину. Через десять минут, как раз когда с затянутого серым неба закапал дождь, Хоф припарковался у ничем не примечательного кирпичного здания. Открыв дверь, он выпрыгнул из машины и заскочил на стройплощадку справить нужду. Пока он писал, ему в голову, видимо, пришла мысль, и, обернувшись ко мне, он сказал, что перед поездкой на Килиманджаро мне обязательно нужно сходить к Хирту Бюйзе, врачу, который был с ним в экспедиции два года назад. Уим сообщил, что Бюйзе лучше кого бы то ни было знает, с чем мне придется столкнуться, и, пожалуй, подробнее расскажет, какие на самом деле опасности таит высота. С этими словами он привел себя в порядок и приготовился к встрече с олимпийской сборной. Эту лекцию он читал уже бессчетное количество раз, но сборная, уже осыпанная золотыми наградами, внимательно прислушивалась ко всему, что могло бы дать ей преимущество в Бразилии. (И она, конечно, вполне справилась. Во время игр 2016 года голландская сборная завоевала две золотые медали.) Я сидел на задних рядах, и мои мысли все время возвращались к Бюйзе. Пока Хоф проводил с участниками дыхательную практику, а после лекции повел их принимать ледяную ванну в надувном бассейне, я написал врачу по электронной почте, надеясь, что, быть может, мне удастся посоветоваться с ним о предстоящей поездке в Африку. На следующий день Хирт Бюйзе, прихлебывая пенный капучино, ожидал меня в роскошном отеле в пригороде Амстердама. Я его не сразу узнал. За пару часов до того я глянул на его анкету в Интернете и по перечню его достижений нарисовал себе человека на закате своей карьеры. Он был дипломированным хирургом-ортопедом, доктором наук, работал в центре неотложной помощи при Массачусетской больнице общего профиля в Бостоне и публиковал исследовательские труды по высокогорному альпинизму и восстановлению связок, а также по проблеме частого употребления искаженных цитат в рецензируемых научных трудах. На досуге он поднимался в горы. Глядя на этот список, занимавший несколько страниц, я представлял, что этот человек, должно быть, лет на тридцать старше меня. Так что, остановив взгляд на аристократически красивом мужчине лет тридцати пяти, я удивился, что он машет мне. — Я только что нашел Вас в Google, — сообщил он, показывая мой портрет на компьютерном экране. — Нам, конечно же, есть о чем поговорить. В 2014 году Бюйзе с Хофом и двадцатью тремя другими участниками отправились в поход вроде того, в какой собирался я. Всего за пару дней безо всякой акклиматизации они поднялись на Килиманджаро. Бюйзе бы с удовольствием пошел рядовым членом группы, но благодаря своим медицинским достижениям в конце концов стал идеальным кандидатом во врачи экспедиции. Энам просил его написать научную статью на основе этого своего опыта. Во время экспедиции на Килиманджаро в 2014 году у Бюйзе был устрашающе широкий спектр обязанностей. По меньшей мере, половина группы страдала теми или иными хроническими заболеваниями. У одного был рак, были люди с болезнями сердца, хроническим артритом и разного рода аутоиммунными заболеваниями. Все это повышало и без того очевидный риск горной болезни. Расспрашивая других горовосходителей о реальных рисках, Бюйзе обратился в один нидерландский клуб альпинистов за подробной информацией, но они попытались отговорить его. — Мне сказали, что кто-нибудь погибнет, — рассказывал он. Подумав, он добавил: — На самом деле они заявили, что умрут все. Вовсе не такой поддержки он ожидал. Поэтому Бюйзе стал искать независимые рекомендации в научной литературе. В статье, опубликованной в издании New England Journal of Medicine (NEJM), анализировались восхождения 312 пеших туристов, каждый из которых пытался подняться на Килиманджаро всего за пять дней. Это было самое близкое к тому, что собиралась сделать наша группа. Вот только Бюйзе со своими товарищами намеревались подняться на вершину всего за 48 часов и сделать это с голыми торсами. Однако цифры были удручающими. Из всех туристов, включенных в исследование из NEJM, до вершины добрались всего 61 %, а у 77 % появилась горная болезнь, при этом было несколько случаев серьезной формы этого заболевания — гипобарической гипоксии. Предупреждение альпинистского клуба оказалось не таким уж далеким от истины. Гипобарическая гипоксия — скверное заболевание. В атмосфере Земли, вне зависимости от высоты над уровнем моря, содержится 21 % кислорода, однако поскольку на большей высоте атмосферное давление в целом ниже, чем выше человек поднимается, тем меньше кислорода он получает при каждом вдохе. Хотя от кислородного голодания умирают не сразу, нехватка кислорода всего за несколько часов наносит серьезный вред организму, последовательно вызывая нарушения в работе жизненно важных систем. Типичные первичные симптомы — это головная боль, тошнота, усталость, бессонница и головокружение. На более серьезных этапах заболевания, когда горная болезнь перетекает в состояние с его латинским названием, утрачивается чувство равновесия, а в конечностях начинает скапливаться жидкость. После появления тяжелых симптомов обратное течение заболевания уже невозможно, пока заболевший не спустится ниже. Абсолютно все факты из медицинской литературы указывали на то, что экспедиция Хофа — самоубийство. — Я понимал, что обязан предупредить членов группы, — вспоминал Бюйзе. Эта экспедиция была не только чрезвычайно рискованной затеей — она граничила с глупостью. Единственный аргумент в их пользу: вера в то, что учащенное дыхание, а также полугодовое приучение организма к холоду обеспечат им — теоретически — некоторую безопасность. Если во все время восхождения вся группа будет осознанно дышать, это, возможно, компенсирует низкое содержание кислорода на большой высоте. В конце концов, именно так, по сути, действует диамокс. Это лекарственное средство для акклиматизации к высоте пассивно учащает дыхание, нейтрализуя последствия более низкой насыщенности крови кислородом на большой высоте. Теоретически благодаря методу дыхания Хофа можно исключить прием этого лекарственного препарата, получив в целом тот же результат. При этом, даже если этот метод сработает у большинства, что будет, если кто-то из членов группы все же заболеет? Смогут ли остальные сохранить концентрацию и темп дыхания, одновременно проводя спасательную операцию? В самом худшем случае вся группа свалится по принципу домино. Пытаясь помочь товарищу, другие члены группы вполне могут стать жертвами тех же природных факторов, и вся команда окажется нетрудоспособной. От этих картин у Бюйзе начались кошмары. Но, с другой стороны, что если все получится? Если горную болезнь можно побороть лишь благодаря простым дыхательным техникам, то появится шанс помочь покорителям гор со всего света, у кого возникают трудности при восхождении. И Бюйзе составил план. Он — первый полевой медик-спасатель, перед которым встала такая сложная задача, поэтому он разработал собственный комплекс инструкций по технике безопасности. В электронных письмах и сообщениях членам группы он подчеркивал возможные угрозы, и вскоре среди горовосходителей он прослыл человеком мнительным. — Мне нужно было в полной мере донести до них, насколько все серьезно. Нетрудно заразиться задорным духом экспедиции и увериться, что все будет хорошо. Я должен был слегка припугнуть их, — говорил он. В конце концов, его просьбы были услышаны, и все согласились строго придерживаться простой парной системы, когда каждый будет в ответе за своего партнера, с которым он совершает восхождение. Бюйзе отыскал список симптомов горной болезни — он назывался «Шкала Лейк-Луиз». В ней приводились оценки и симптомы, на которые нужно обращать внимание во время всего восхождения. Поскольку горная болезнь у всех проявляется по-разному, в инструкции осложнения, которые могут возникнуть по мере подъема экспедиции на все большую высоту, классифицировались по степени важности. Каждому симптому приписывалась значимость в баллах: умеренная головная боль — это 1 балл, сильное головокружение — 3 балла, умеренная отечность на каждой из конечностей оценивалась в 1 балл (максимально можно получить 4 балла — по одному за каждую конечность). Все согласились, что при получении 5 баллов нужно остановиться, пока симптомы не исчезнут. Если у кого-то набирается 7 и более баллов, оба напарника поворачивают назад. После похода Бюйзе использовал анализ собранных данных о баллах для написания научной работы. Хотя перед походом в группе переживали, как они перенесут подъем на гору, сама экспедиция оказалась чрезвычайно удачной. В учении Уима Хофа она стала одним из показательнейших примеров применения его метода. Через пару месяцев после экспедиции Бюйзе в журнале Wilderness&Environmental Medicine опубликовал письмо редактору, где утверждал, что во время похода из 25 человек лишь у одного появились тяжелые симптомы. Этому единственному пострадавшему, у которого была болезнь сердца, пришлось преждевременно спуститься. Все остальные дошли до гребня вулкана. Почти все время они шли с голым торсом. Баллы по шкале Лейк-Луиз для диагностики горной болезни: анкета для самодиагностики Сложите все ваши баллы по каждому симптому и узнайте общее количество баллов. Общий балл от 3 до 5 означает легкую форму горной болезни, а 6 или более баллов — тяжелую форму. В медицинской литературе ни разу не встречался коэффициент успеха в 92 %. Другими словами, как сухими медицинскими терминами писал Бюйзе в своем письме: «Этот метод, по всей видимости, оказывает биологическое воздействие непосредственно на вегетативную нервную систему и требует дальнейших исследований… Эти необычайные результаты, вероятнее всего, объясняются постоянной контролируемой гипервентиляцией легких, которая снижает тяжесть проявления гипоксии. Однако возникающее в результате состояние алкалоза может вызвать такие симптомы, как головокружение или нарушения зрения. Отсутствие подобных симптомов у горовосходителей, скорее всего, объясняется длительной тренировкой». Итак, все получилось! Это был грандиозный успех, и через год Хоф повторил его с другой группой. Я успокоился. Но Бюйзе и не думал уверять меня, что очередная экспедиция тоже будет успешной. — Нам известно, что раньше все получалось, но какие именно факторы привели к успеху, сказать трудно. Это все-таки очень опасное предприятия. Это не значит, что никто из тех, кто следовал примеру Уима, не погиб, — добавил он, словно это только что пришло ему в голову. Издержки внезапно пришедшего к Хофу мирового признания заключаются в том числе и в том, что десятки тысяч людей хотят самостоятельно повторить его подвиги. За годы практики Хоф и сам порой расплачивался здоровьем за свои бесшабашные авантюры, но каждый раз ему удавалось выбраться из них живым и невредимым и с улыбкой на лице. Но у всех остальных, практикующих его метод, так не получается. Прошлой зимой двое голландцев начали обучаться дыхательным техникам Хофа по видео на YouTube. Как оказалось, им понравилось пребывание в холодной воде. Когда поверхность каналов покрылась льдом, они поспорили друг с другом, что проплывут подо льдом. Если у Хофа во время попытки совершить аналогичный заплыв поблизости был дежурный водолаз, который спас его, когда у него замерзли роговицы и он не смог найти прорубь, приятели-голландцы оказались не столь хорошо подготовлены и не столь везучи. Один из них утонул. Эта смерть некоторым образом подмочила репутацию организации «Огонь внутри». Позже, когда я спрашивал об этом у Энама, он отвечал: — Мы не можем нести ответственность за все авантюры, на которые людей, по их словам, подталкивает учение Уима. Это невозможно. Тут слишком много других факторов. И он прав. Хотя метод Хофа и правда помогает достигнуть пределов человеческих возможностей, но если все время бросать вызов природе, она в конце концов одержит верх. В тот вечер я пригнал арендованный автомобильчик экономкласса назад в Стро и в пустом доме стал дожидаться возвращения Хофа. Для человека 56 лет у него, похоже, резиновый график. По утрам и вечерам он читал лекции: в залах были аншлаги, ведь управленцы жаждали узнать, как с помощью его метода воспитать эффективных лидеров. Нескончаемой чередой поступали запросы от изнуренных болезнями людей — для них «Ледяной человек» со своим методом был последней надеждой. Он уже написал мне сообщение, что у него особо важное дело за городом и вернется он поздно. Вечер тянулся долго, но наконец шины Хофовой машины вновь зашуршали по гравию возле дома. Двигатель урчал еще пару минут: это Хоф, сидя за рулем, размышлял и осознанно дышал, концентрируясь. В конце концов он открыл дверцу, и я заметил, что его и без того мятый с утра пиджак измялся еще больше. Я хотел спросить его, как умер тот человек во время заплыва подо льдом, но, похоже, сейчас не время. Он слабо улыбнулся мне. — Сегодня я спас одну женщину, — тихо проговорил он. Помолчав пару минут, он рассказал, что он только что из Брюсселя — а это километров 400 в оба конца. Его позвала женщина. Она сказала, что он — ее последняя надежда, иначе она покончит с собой. Хоф решил, что ему ничего не остается, как хотя бы попытаться спасти ее. — У нее была травма. Еще в детстве она сломала бедро и таз и с тех пор не знала ничего, кроме боли. Так что я провел с ней весь день, стараясь, чтобы она раскрылась, — рассказал он. Хоф обучил ее технике, с помощью которой можно притупить боль и укрепить нервную систему. — У нее впереди еще долгий путь. Я не уверен, но, думаю, с ней все будет хорошо, — добавил Хоф. У меня начинают появляться такие же чувства по поводу похода на Килиманджаро. Осталось меньше двух недель до запланированного отлета в Танзанию, но у Хофа много других забот, и ему не до моих зарождающихся страхов относительно поездки. Он побрел на кухню в поисках какой-нибудь еды, чтобы в первый раз за день перекусить. Может, майонез с консервированными морепродуктами? Человек, который все утро плясал под дождем в собственной гостиной, кивнул над своей тарелкой, словно говоря: «Пойдет». Глава 9 Болезнь Паркинсона и Крона, переломы и артрит Посреди ночи Ханс Спаанс стонет в подушку — его тело постепенно сковывают судороги. Беспощадные спазмы сводят мышцы бедер, спины, икры и руки. Парализующая боль скручивает его тело в тугой узел, но он пока хотя бы может говорить. И он изрыгает на хлопчатобумажную наволочку страшный поток брани. С каждой секундой его крик набирает силу, а потом вопли страдания и злости переходят в шепот. Отчего-то ярость придает ему сил, он с трудом встает и пинками расшвыривает по комнате подушки с такой мощью, которая напоминает о том, кто в юности занимался боевыми искусствами. Потом, когда ярость — в один момент — утихает, судороги уже прошли, он вновь может двигаться. Если за 14 лет, прошедших с тех пор, как ему диагностировали болезнь Паркинсона, Спаанс чему и научился, так это тому, что иногда ему удается подавить ее симптомы бранью. Все началось еще в 2002 году, когда Спаанс работал независимым консультантом в голландском филиале IT-компании Unisys. Он вел стремительную, насыщенную жизнь под девизами «Хочу все и сразу» и «Нет предела совершенству». В 41 год у него и в мыслях не было успокоиться и начать более размеренную жизнь. Спаанс нисколько не возражал против сверхурочной работы над проектами при условии, что они высокого класса. Он наслаждался преимуществами холостой жизни: гонял на скоростных машинах, ходил под парусом на озерах и реках Голландии и всю зиму напролет катался на лыжах. В тот год, в одиночку отправившись в район Банф в канадских Скалистых горах, Спаанс упал на склоне. Он сломал левый мизинец и получил травму правого тазобедренного сустава. Сустав болел, но Спаанс считал, что травма несерьезная и со временем она сама пройдет. Однако вскоре у него начала пропадать чувствительность левой руки. В следующем месяце ему начали говорить, что он по-другому выглядит и у него меняется осанка. При ходьбе его рука уже не двигалась. Спаанс в конце концов обратился к врачу по поводу этой неопределенной, но непроходящей скованности в руке и во время ходьбы лишь в 2003 году. Сначала врачи сочли, что это, возможно, просто тяжелый случай синдрома запястного канала, но, обследовав запястье, не нашли никаких механических повреждений. В дальнейшем у Спаанса обследовали всю руку в поисках источника проблемы. Врачи отбрасывали одно объяснение за другим, пока наконец не решили, что первопричина, должно быть, кроется в мозге. В конце концов они назначили специальное лучевое исследование, для проведения которого нужно было ввести пациенту радиоактивный краситель, показавший характерные признаки неврологической атрофии и сниженной выработки дофамина — а это единственный верный признак болезни Паркинсона. Оказывается, болезнь Паркинсона во многих случаях начинается аналогичным образом. Незначительная, но глубокая травма вызывает последовательное проявление скованности, которая постепенно распространяется по всему телу, в результате приводя к нарастающему и необратимому неврологическому дефициту. Со временем болезнь практически полностью блокирует связь центральной нервной системы с периферией тела. При этом нельзя быть уверенным, каким образом болезнь будет развиваться у отдельно взятого человека. И Майкл Джей Фокс, и Джордж Буш-старший страдали от болезни Паркинсона, но, похоже, нарушения у них наблюдались разные. Однако, как правило, по мере развития болезни проявляются сначала незначительные симптомы и ослабление двигательных функций, а затем появляются всесторонние нарушения, в результате которых все тело сковывает судорога, которая не дает расслабить ни одну мышцу. Заключительная стадия наводит ужас: человек оказывается в ловушке собственного тела, не чувствуя ничего, кроме раздирающей боли. Такая судьба может настигнуть любого, кого коснулась эта болезнь, каким бы энергичным человек ни был в молодости. И на своем примере это продемонстрировал легендарный боксер Мухаммед Али. В 2016 году он умер, проведя последние годы жизни парализованным. Узнав о своем диагнозе, Спаанс решил, что не будет горевать о будущем, а лучше с максимальной пользой проведет оставшееся ему время. Он будет принимать прописанные врачом лекарства, но нисколько не изменит своего образа жизни. Отбросив всякую осторожность, он посчитал, что просто поторопится жить и, возможно, умрет раньше, чем мог бы, если бы не болезнь. Какое-то время так и было. Он глотал все возрастающие дозы медикаментов, которые, по уверениям врачей, будут сдерживать симптомы заболевания, однако ему было известно, что по мере увеличения дозы постепенно растет и невосприимчивость к лекарствам. Он знал, что в конце концов они станут неэффективны и его ждет инвалидное кресло. На ранних стадиях болезни лекарства прекрасно маскировали ее симптомы, давая изнашивающейся нервной системе приток дофаминов. Но за облегчение нужно платить. Число пилюль увеличивалось, и постепенно они уже не могли хитростью заставить мышцы работать. Однажды утром, в марте 2011 года, когда он работал дома за компьютером, его руки попросту застыли на месте. Он не мог заставить их дотянуться до клавиатуры, как ни старался. Он попытался встать, но мышцы и тут подвели его. В конце концов Спаанс потерял над ними контроль, и его тело превратилось в клубок сведенных болезненной судорогой мышц. Все кончено. Позже он вспоминал об этом чуть ли не со смехом. — Вот забавно, — говорил он. — Я застыл на стуле, словно статуя, словно скрученная болью колбаса. Я думал лишь о том, что мне нужно до конца дня отпроситься с работы. А на самом деле мне, пожалуй, надо было бы все бросить еще в 2004 году и думать только о себе. Спаанс точно не помнил, сколько он так просидел, но то, что произошло дальше, полностью изменило всю его жизнь. Окоченение и боль волной прокатились по всему телу, захватив даже его сознание. Он упал со стула. Затем, когда от Ханса Спаанса, IT-специалиста и плейбоя, не осталось ничего, кроме сгустка боли, его тело содрогнулось и задрожало с такой силой, что он подскочил, тут же вновь шлепнувшись на пол. Словно ему проводили реанимацию электрошоком. Приступ длился почти минуту, а потом боль ни с того ни с сего отпустила. Спаанс снова контролировал себя. Он встал, будто ничего не произошло. Этот приступ привел к двум следствиям: во-первых, с работой было покончено, а во-вторых, покончено и с возможностью контролировать симптомы с помощью лекарств. Врач Спаанса был не вполне готов отказаться от надежды на медикаментозное вмешательство и предложил то, что, по его мнению, было еще более кардинальным средством корректировки биологических изменений в организме Спаанса — то, что называется глубокой стимуляцией мозга. В ходе этой процедуры бригада хирургов вживляла ему в мозг электрод, который, надо надеяться, подарит ему пару лет более качественной жизни. Предложение было заманчивым, но Спаанс опасался, что это очередная попытка еще ненадолго замаскировать симптомы, а не способ борьбы с основной проблемой. В детстве он занимался кунг-фу и йогой. И хотя Спаанс не был совершенно уверен, что излечится от болезни, он считал, что, пожалуй, справится с симптомами без такого огромного количества лекарств с помощью альтернативной медицины. Я познакомился со Спаансом в Польше. Он решился довериться Уиму Хофу в надежде, что тот излечит его искалеченное тело. На тот момент он придерживался программы всего несколько месяцев, и уровень его энергии пока был невысок. Однако, похоже, ледяные ванны и дыхательные практики начали приносить пользу. Тогда как вся остальная группа полностью сосредотачивалась на тренировках, Спаансу удавалось тренироваться всего по четыре часа в день, потом он скрывался в комнате, мучаясь от симптомов своего заболевания. Разговаривать с ним было боязно — казалось, на выговаривание слов у него уходили все силы и ни на что другое энергии не оставалось. И все-таки он понимал, что кое-что в этом методе работает. — Когда у вас такая болезнь, вы внимательно следите, что происходит с вашим телом, — говорил он тогда. Из-за болезни Паркинсона мозгу сложно установить связь с конечностями. Но, вместо того чтобы смиренно терпеть эти мучения, он начал относиться к каждой судороге и к каждой конвульсии, как к непрерывной беседе со своей нервной системой. Основываясь на идее Хофа о том, что тело — часть окружающей среды, а его болезнь означает, что мозг больше не может посылать мощные сигналы мышцам, Спаанс попытался действовать в обратном направлении и с помощью воздействий окружающей среды направлять все более мощные сигналы через кожу в мозг. Ему бы только отыскать нужную комбинацию внешних раздражителей, которые послужили бы командой, и, возможно, его мозг стал бы снова слушаться. Это — рискованный шаг, но ему нечего терять! Продвигался он медленно, но ведь он учится. — Уим говорит, что холод — все равно что эмоции, — сообщил Спаанс. И в его отношении это оказалось верным. Порой он так сильно злился на свою беспомощность, что его злость сокрушала все неврологические преграды, которые мешали мозгу установить связь с мышцами. Но злость обладает одновременно и силой саморазрушения. Он использовал ее, но ненавидел себя и негодовал на свою болезнь. Холодный душ и ледяные ванны служили не менее мощным внешним раздражителем, и Спаансу не нужно было подвергать себя эмоциональной встряске, чтобы добиться воздействия такой силы, какая нужна для слома преград. Нужно было лишь соответствующим образом спланировать погружение. Начав программу выздоровления, Спаанс отслеживал дозы и время приема лекарств в электронной таблице. Потом он загрузил ее на Фейсбук, назвав «Мой вызов Паркинсону». В течение нескольких недель он показал, что общий объем приема лекарств у него сократился, при этом время, в течение которого он хорошо себя чувствовал, не изменилось. Через три года после нашего знакомства я отправился к Спаансу домой, тот жил неподалеку от Амстердама, чтобы узнать, как у него дела. Прожить с болезнью Паркинсона 14 лет — уже подвиг, поэтому я и не ожидаю, что жизнь Спаанса так уж похожа на нормальную. Я рассчитываю увидеть инвалидные кресла, пандусы и все то медицинское оборудование, которое сопровождает любое прогрессирующее заболевание. Приветствуя меня у дверей, он признается, что чуть было не отменил нашу встречу, потому что ночь прошла очень плохо и он до самого утра кричал в подушку. Он предполагает, что довольно скоро тремор вернется и снова начнутся судороги, охватывающие все тело. Я предлагаю перенести встречу, но он взмахом руки все равно приглашает меня в дом. — Давай посмотрим, как пойдут дела, — говорит он. Болезнь дала Спаансу одно небольшое преимущество — у него появилось время завести пару хобби. Я не замечаю никаких медицинских причиндалов, какие ожидал увидеть. Зато его гостиная одновременно напоминает выставку восточного искусства и собрание гитар. А в задней части дома — неожиданный шедевр. Когда симптомы усилились, Спаанс поставил перед собой задачу возвести пристройку к своему дому. Она будет служить и додзё для занятий боевыми искусствами, и помещением для медитации. Так и вышло. На глиняном очаге тлели ароматические травы, а возле эркера на гвозде висела индонезийская маска. — Я начал строить этот флигель в свободное время, — рассказывал Спаанс. — Бывало, что за день я успевал приколотить всего одну доску, но со временем все срослось.