— Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, — согласился Панаев. — Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом — что она. Шутка ли — двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней… — Вы давно с ней расстались? — Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению. — То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? — Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича. — Нет, не видел. — И в последнее время тоже? — Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась. — Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, — вкрадчиво сказала Лариса. Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка. Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил: — Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста. — Вы познакомились на фабрике? — Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе. — Она вас соблазнила? — Да, можно сказать, что и так, — чуть усмехнулся Панаев. — В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан — вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло. — И как же это все было? — Я решился прямо в конце нашего первого вечера, — чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. — Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов. — В чем же было дело? — Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери — печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой. — Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? — сочувственно спросила Лариса. — Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, — вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. — Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник. — Вы говорили, что она была груба… — А с чего ей быть нежной — детство было таким, что не дай бог никому. А я по-своему ее любил. Даже не знаю, была ли это полноценная любовь мужчины к женщине. Она была тогда ребенком, наглым и развратным. А иногда мне казалось, что Белла боится и ненавидит мужчин. — Она вела себя агрессивно? — Доброй я ее не назвал бы. Скорее чутко чувствовала чужую беду, остро чувствовала… А была она красивой, страстной… — подумав, добавил Панаев. Лариса посмотрела на него и отметила его задумчивый взгляд и внутреннее напряжение, обозначившееся в складках губ и продольных морщинах лба. Ей было искренне жаль этого пожилого человека, так некстати и неожиданно, при странных обстоятельствах встретившего свою любовь через двадцать лет. — И еще один вопрос, Дмитрий Федорович. Вы что-нибудь знаете об отношениях вашего сына и Беллы? — Нет, ничего не знаю, — твердо ответил Панаев-старший. — Я был просто шокирован, когда увидел ее мертвой в ванной. — Мне кажется, стоит подвести итоги, — мягко сказала Лариса. — Думаю, что скоро все равно все раскроется. Поэтому лучше будет, если я объявлю о том, кто эта женщина. — Может быть, не надо? — робко попробовал возразить Дмитрий Федорович. — Без этого не обойтись. Кстати, может быть, Сергей и не убивал ее вовсе. Хотя, конечно, очень подозрительное совпадение. Он начисто отрицает, что знает ее. — Помню, что Сергей тогда, двадцать лет назад, несколько отдалился от меня. Резко со мной разговаривал, — наморщив лоб, сказал Панаев. — Это было, когда вы встречались с Беллой? — уточнила Лариса. — Да. Это я к тому, что он мог — ну, как это… — Панаев замялся. — Мог испытывать к вам неприязнь из-за нее, — помогла ему Лариса. — Если, конечно, знал о вашей связи. — Я не хочу с ним говорить на эту тему, — неожиданно резко сказал Панаев. — И не надо, — поддержала его Лариса. — Потому что времени все равно, видимо, не будет. Надо звонить в милицию и прекращать этот бардак. Она встала с кресла и вышла в гостиную. Там было очень накурено — так, что Мария Ильинична распахнула настежь окно и сама встала возле него, с облегчением вдыхая струи свежего воздуха. Нонна Леонидовна, не обращая внимания ни на кого, с аппетитом поглощала жареного цыпленка, держа его кусочки большим и указательным пальцем и демонстративно оттопырив остальные. Ела она так вызывающе, что ей вполне можно было сниматься в рекламном ролике каких-нибудь полуфабрикатов. Заметив взгляд Ларисы на себе, мадам Харитонова, играя голосом, сказала: — Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий. — А переживать тебе вредно, — начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович. — Лариса, у тебя есть что нам сказать? — нетерпеливо и нервно спросила Вероника. — Ты чрезвычайно догадлива, — ответила Котова. — Я попросила бы минутку внимания. — Ты определила убийцу? — В голосе Вероники явственно ощущались нотки радости. Обольстившие некогда Сергея Панаева глазки-незабудки снова заиграли двусмысленным огоньком. А Роман Исаакович, одетый в свой излюбленный безукоризненный строгий костюм, галстук и белоснежную рубашку, подошел к Веронике и обнял ее за плечи. — Личность убитой мы установили. Все очень просто… Это некая Белла Смирнова, в свое время, достаточно давно, имевшая связь с присутствующим здесь Дмитрием Федоровичем Панаевым. А убийца — он! — Лариса показала на Сергея. — Что? — Сидевший за столом Сергей, в некотором отдалении от всех, угрожающе приподнялся. — Какую связь? — обомлела и побледнела Мария Ильинична. — Какая такая Белла? — Что?! — заорала Вероника, закашлявшись и выпуская клубы табачного дыма. Пепел от сигареты упал на бежевое платье, и она с ужасом вскочила. — Слава богу! Не прожгла… — удовлетворенно произнесла она. И тут же, повысив голос до требуемой в этой ситуации отметки, театрально завопила: — Все-таки это ты, Панаев! Скотина! — Я невиновен! — в свою очередь закричал Сергей, и крик этот заглушил все остальные голоса в гостиной. Мария Ильинична сначала посмотрела на своего мужа, который сидел опустив голову, а потом перевела взгляд на сына. — Сыночек, что же ты наделал?! — не сдерживая рыдания, воскликнула она и с укором посмотрела на Котову. — Эх вы, а говорили, что поможете. Мало того что не помогла, а еще все выложила. А я-то, дура, перед ней душу выворачивала. Дочь Ирина наблюдала за всем происходящим достаточно безучастно — алкогольное опьянение действовало на нее умиротворяюще. Сын Панаевых, Николай, молча сидел в кресле и мрачно смотрел на разворачивающуюся разборку. Тон в ней, естественно, задавали эмоциональные женщины. Мария Ильинична причитала, а Нонна Леонидовна, казалось, торжествовала и чуть ли не хлопала в ладоши от радости. А сама Лариса Котова удивлялась, как это родилось такое стадное чувство, что они поверили именно ей в том, что Панаев — убийца, и даже не потребовали никакой аргументации. Хотя в принципе это было понятно: присутствие нервных женщин, да еще имеющих — каждая свой — зуб на Сергея Панаева сдвинуло атмосферу в совершенно неконструктивном направлении. Ларису неожиданно потянуло на глобальные обобщения. «Да, некоторые сборища сродни толпе, которая в свою очередь напоминает пороховую бочку. Только поднеси к ней спичку, как она взорвется всплеском экстремизма, — подумала она. — И удивляйся потом, откуда в обществе такая агрессивность!» — Ура! Наконец-то его посадят! Лет десять о нем ничего не услышу! — восклицала Нонна Леонидовна. — А может быть, и расстреляют, — мерзко подблеял ей верный муж Александр Иванович. — Тем лучше! Представляешь, Сашенька, какие мы теперь счастливые! — не унималась Харитонова. — Сама судьба пришла на помощь. И она чмокнула на радостях своего супруга в лобик. Вероника и Либерзон вели себя более сдержанно, негромко перебрасываясь между собой какими-то фразами. Что касается Панаева, то он после того как выкрикнул, что он ни в чем не виноват, вдруг махнул рукой и снова опустился на свое место. — Господа, я думаю, что надо вызвать милицию! — вновь напомнила о себе Лариса, пытаясь перекричать мать и тещу Панаева. Она старалась не встречаться взглядом с Сергеем, поскольку понимала, что сейчас отношение его к ней может быть только негативным. — Я думаю, что детали случившегося установят именно органы, — добавила Лариса. — Ура, еще раз ура! Виновник будет наказан! — Торжеству Нонны Леонидовны не было предела. — Какая ты подлая! — с горечью произнесла Мария Ильинична, глядя прямо в лицо свахе. — Чья бы корова мычала! — огрызнулась та. — Воспитала убийцу! — Да пошла ты! — неожиданно вялым голосом возникла в разговоре Ирина, которую, видимо, задели эти слова.