В психологии «фигуру» определяют как «вид единого связного перцептивного ощущения» [10]. Тогда «фигура» должна характеризоваться структурой, связностью и цельностью. Это значение является базовым понятием в гештальтпсихологии. Также этот термин обозначает образ человека (реже – божества), в котором представлены существенные черты стереотипной социальной роли. В каждом из нас живут образы наших родителей, наделенные прекрасными и ужасными чертами. Через эти образы в нас проявляются их жизненные ценности, установки и сценарии, воплощаются их надежды и опасения. В разные эпохи, в разных культурах и сообществах роли родителей, безусловно, видоизменялись, но всегда присутствовали вместе, по крайней мере в виде божественных, архетипических фигур, олицетворявших материнское и отцовское начала. Более того, можно проследить, что фигура отца долгое время была выше по значимости, чем материнская. Подтверждение этому мы можем найти в религиозных учениях, в жизненном укладе и в художественной литературе. Особый интерес вызывают сказки. В них довольно часто встречается персонаж мачехи, но практически нет фигуры отчима, что лишний раз подчеркивает незыблемость, незаменимость роли настоящего отца. Даже если «папенька» занят важными делами, он включен в воспитание детей и является могучей, почитаемой, авторитетной фигурой, проявляющей силу и власть, устанавливающей правила и порядок, одобряющей или порицающей. В Азии, на Ближнем Востоке и в ряде других регионов главенство отца закреплено в социуме до сих пор. В европейской культуре в течение многих веков глава семейства был единственной социально значимой фигурой. Жена и дети не существовали для общества, а были целиком зависимы от мужчины. Социальная трансформация в XX веке упразднила его превалирующую роль в семье, но не предложила какой-либо ясной альтернативы. Мужчина потерял социальный статус отцовства, но не получил возможности проявлять себя в семейной системе как-то иначе. Это привело к размыванию ролей обоих родителей в семье. А катастрофическое количество разводов и традиция воспитания детей одним родителем только увеличивает эту тенденцию. Фигура отца становится номинальной и воспринимается как архаизм. В США 19,5 миллиона детей (это каждый четвертый) живут без отца в доме. Это явление нивелирования роли отца характерно и для отечественной культуры, хотя причиной усиления роли матери в воспитании детей стали не столько социальные изменения, сколько исторические события, в ходе которых огромная страна раз за разом лишалась большей части дееспособного мужского населения. Феномен отсутствующего отца начал проявляться еще в XIX веке с началом промышленного бума в России, когда молодые мужчины надолго уезжали из деревень на заработки в город. В XX веке на фоне двух революций и трех войн (гражданской и двух мировых), а также политических репрессий феномен отсутствующего отца превратился в типовой сценарий, в котором женщины ради выживания семьи были вынуждены взять на себя обе родительские роли. Спустя еще один век сценарий отсутствующего отца передается и воспроизводится на фоне уже мирной жизни, причем на всех ее уровнях – семейном, социальном, культурном, индивидуально-психологическом. И это при том, что отцы здесь же, рядом, но выключены из жизни семьи и воспитания, они дистанцированы или эмоционально недоступны для детей, их роль неясна, преуменьшена и обесценена, а контакт с мужской, отцовской частью энергии зачастую потерян, блокирован. Архетипические роли отца. Их влияние на развитие сценария отсутствующего отца Социальная и культурная ситуация, в том числе целый ряд социальных катаклизмов (войны, революции, репрессии), привели к трагическому массовому изъятию мужчин из семей и их уничтожению. При этом фигуры, на которые могли быть возложены отцовские функции, также были изжиты и уничтожены, адекватной альтернативы им в современном обществе по сей день не найдено. При этом в любой культуре есть архетипы – вожди, божества, герои, – являющиеся носителями мужского, и в частности отцовского, начала. В обществах, где связь с этими источниками силы сохраняется, нет проблем с отцовской фигурой и психологическим присвоением ее важных функций и свойств. В античной мифологии боги-отцы (Зевс/Юпитер, Посейдон, Гадес) обладают сходными чертами с божествами всех других патриархальных культур. В первую очередь это носители абсолютной власти, божественной воли и строгих правил. В современном мире архетипическую нагрузку отцовской фигуры несут многие социальные роли: руководитель, глава корпорации, правитель страны, предводитель социальной группы, лидер общественного мнения, судья, старейшина, генерал, духовный отец, патриарх, ментор, психоаналитик. В нашей стране очень сильна тенденция наделять властные фигуры родительскими чертами, что неудивительно, учитывая огромный дефицит влияния отцов. В дореволюционной России роль сильной отцовской фигуры выполняли Господь Бог, царь-батюшка, в крайнем случае – барин-надежа. Они были воплощением абсолютного авторитета, гарантами закона, безопасности и справедливости. Им молились, на них уповали, в них искали опору и ждали благословения от них в сложных жизненных ситуациях. Поэтому даже если отец фактически отсутствовал – погибал, спивался или долгое время проводил на заработках, – его психологические функции перекладывались на эти мощные фигуры. После революции народным сознанием функции отцовских фигур были отчасти возложены на фигуры власти – «дедушку Ленина» и «отца народов товарища Сталина». Вообще подсознательное стремление наделить властные фигуры ролью отца помогает лишь отчасти, а для страны, в которой примерно за полвека была уничтожена большая часть мужского населения, – тем более. Практически в каждой современной семье есть похожая история: ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ ПСИХОЛОГА «Мои бабушка и дед поженились уже после войны. Она – из большой крестьянской семьи, коммунист, герой трудового фронта, первый муж ее сгорел в танке на Курской дуге, сын-младенец при бегстве из оккупации морозной зимой заболел воспалением легких и умер. Он – поволжский немец, католик, из зажиточной семьи; депортирован из Саратова на Дальний Восток, позднее переселен за 101-й километр; жена и двое детей сосланы в Казахстан, связь с ними долгие годы была потеряна…» (Татьяна К., 68 лет) С травматическими последствиями массового уничтожения мужчин на фоне отсутствия более или менее значимой архетипической отцовской фигуры мы имеем дело до сих пор. Повзрослевшие дети войны, не получившие достаточного опыта полной семьи и общения с отцами, не могли передать его дальше, своим детям. В результате многие испытывали различные затруднения в создании семьи или, даже создав семью, бессознательно воспроизводили «безотцовный» сценарий: женщины исключали партнера из процесса воспитания, мужчины самоустранялись или погружались в работу. Росло количество разводов, матерей-одиночек. Таким образом сценарий отсутствующего отца начал транслироваться дальше из поколения в поколение, и никакие фигуры-носители мужских архетипов не могли справиться со сложившейся ситуацией. ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ ПСИХОЛОГА «Мама часто мне говорила, что обижена на отца за то, что он ей не помогал, не был с нами. Хоть и находился рядом. Он не особо хотел ходить на наши, к примеру, родительские собрания, очень сильно уставал после работы. Хотя меня очень радовало, когда он на них ходил. Большое заблуждение, вижу его даже среди моих сверстников: мужчина должен обеспечивать семью, а всем остальным, в том числе ребенком, должна заниматься мать. Но, к сожалению, этого мало. Ты можешь иметь игрушки, но не иметь внимания отца, хоть он их тебе и купил. А мне хотелось, чтобы он услышал, как я учусь! Мама знала про мою учебу от и до, а он – ничего». (Иван Б., 27 лет) В формировании сценария отсутствующего отца нельзя исключать и алкогольную, а позднее – наркотическую и прочие зависимости, с помощью которых мужчины пытаются справиться с физическими и психологическими нагрузками. Результатом ухода мужчин от проблем с помощью алкоголя и/или наркотиков становится отсутствие партнера и отца в реальности, что также вписывается в данный сценарий. Сюда же можно отнести социально одобряемую форму избегания контакта – трудоголизм. Поскольку российские мужчины воспринимают роль отца исключительно как «кормильца семьи», то есть через призму обязательной социальной успешности, они склонны ставить знак равенства между своим участием в жизни детей и финансовой реализацией. Это приводит к самоустранению отцов из семьи в случае появления у них социальных проблем, например, при потере работы. Утрата социального статуса приводит к потере права быть авторитетом в семье. Словом, важен не столько способ, каким отец был исключен из семейной системы, сколько последствия: фигура отца для ребенка остается недоступной. Опыт взаимодействия с «хорошим отцом» эпизодичен и вытеснен на задворки памяти другим опытом – жизнью в его отсутствие, пассивным участием папы в жизни семьи (отец перед телевизором) или пьяными дебошами и страданиями близких. Вот яркая и, увы, довольно типовая для нашей реальности иллюстрация общения ребенка с таким «вытесненным» отцом: ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ ПСИХОЛОГА «Отец был хорошим работником, занимал ответственную должность, ездил в командировки, много зарабатывал. Мы жили очень хорошо по тем временам, у меня были самые модные платья и туфли-лодочки. Если бы не его пьянство. Бывало, соседи скажут матери: ”Твой там лежит”. И вот я, в платье и лодочках, волоку его из грязи. Мать скажет: ”Брось, на кой он такой!” А я не могу, это же мой папка… И как напьется, все грозил, что с собой покончит. Я так пугалась этого, плакала, уговаривала… А однажды меня дома не было, и не уберегла – нашел уксусную кислоту и выпил… так и не знаем, спьяну перепутал бутылки или в самом деле хотел…» (Ольга Т., 55 лет) Идея взаимозаменяемости родительских ролей приводит к тому, что роли папы и мамы размываются, ребенок оказывается в ситуации, когда место, предназначенное для отцовской фигуры и энергии, остается незаполненным даже при фактическом наличии отца и достаточно хороших отношениях в семье. Вырастая и создавая свою семью, ребенок не может в достаточной степени опираться на этот пример, и… сценарий повторяется. Особенности фигуры отца Фигуры отца и матери – это образ, внутрипсихический «слепок» из наиболее ярких моментов опыта отношений с ними, как самого лучшего, так и худшего (см. Отто Кернберг «Отношения любви. Норма и патология»). Фигуры родителей не тождественны реальным людям, выполнявшим эту роль для нас. Благодаря этой особенности мы можем в психотерапии влиять на восприятие отцовской и материнской фигур – какие-то аспекты выводя на первый план, какие-то – переосмысливая, а какие-то – перерабатывая. Мы также можем получать новый опыт, чтобы усилить позитивное или снизить негативное влияние этих фигур на нашу жизнь. Опыт отношений с матерью и отцом уникален у каждого. Практика неоднократно подтверждает: даже у братьев и сестер, выросших в семье с одними и теми же родителями, образы родителей будут кардинально различаться. И зависит это не только от отношения и поведения родителей с конкретным ребенком, но и от того, что оказалось значимым, что стало определяющим в формировании фигуры отца и матери у каждого из детей. Тем не менее, есть общие черты, определяющие влияние отцовской и материнской фигур на нашу жизнь. Родительская роль и родительская фигура в хорошем варианте определяется как доминирующая, заботливая, профицитная (см. Ольга Писарик «Привязанность – жизненно важная связь»). Сейчас мы бы хотели сосредоточиться на особенностях отцовской фигуры, отличающих ее в нашем восприятии от материнской и лежащих в основе всех специфических отцовских функций. Мы бы выделили следующие базовые особенности: Фигура отца является ВНЕШНЕЙ по отношению к ранней диаде «мать-дитя». Фигура отца – это тот самый ТРЕТИЙ (не лишний!) в ядерной семейной системе. Фигура отца – РАВНАЯ по значимости с фигурой матери для ребенка. Фигура отца не тождественна материнской; отец – ДРУГОЙ, отличный от матери. Фигура отца СИМВОЛИЧНА. Фигура отца является внешней Мать зачинает и вынашивает ребенка в своем теле, после рождения младенец жизненно нуждается в ее присутствии и заботе. С момента зачатия, во внутриутробном опыте и в раннем слиянии ребенка с матерью отец, как и прочее поддерживающее окружение, находится «снаружи» системы «мать-дитя». В хорошем варианте отец ребенка – это партнер матери, с которым выстроены отношения привязанности, ее защита и опора. В иных случаях это все равно «заряженные» отношения, которые влияют на опосредованное, через мать и окружение, переживание ребенком внешнего мира. Мы думаем, что неслучайно гендерный миф о роли мужчины-добытчика так устойчиво транслируется, несмотря на значительные перемены в обществе, позволяющие женщинам быть социально активными. С древних времен мужчины, отцы уходят «наружу» в поиске пищи, новых земель и лучшей жизни, но большим скачком в развитии человеческого вида стало их возвращение к своему племени, своему очагу, своей женщине, своим детям (см. Луиджи Зойя «Отец. Исторический, психологический и культурологический анализ»). Тем не менее образ отца – посланника и проводника – продолжает стойко ассоциироваться с внешним миром и социумом. У этой особенности отцовской фигуры есть несколько следствий. Во-первых, это влияет на восприятие ребенком окружающего мира, частью которого является отец. Если мать в стрессе, если она напугана, неустойчива, агрессивна, и близкие оказывают ей недостаточно поддержки, то внешний мир кажется ребенку пугающим, враждебным, ненадежным. Тогда как надежная привязанность матери с близкими людьми (и партнером как самым близким) снижает стресс матери, успокаивает ее тревогу (см. исследования привязанности взрослых в ЭФТ-подходе), сообщая ребенку, что окружающий мир – достаточно хорошее место. Это, в свою очередь, дает ему больше уверенности и устойчивости, больше силы и ресурса жить в этом мире. Во-вторых, можно сделать вывод, что благодаря этой связи фигуры отца с внешним миром отец воспринимается как проводник ребенка на пути к взрослению – из «психологической утробы» симбиотической связи с матерью в большой мир, социум. Отец как связующее звено с тем, что «снаружи», побуждает ребенка к исследованию заманчивого и полного приключений пространства за пределами привычного семейного окружения. Отношение к социуму, способность рискнуть берут свое начало в образе отца. В-третьих, само деление на «внутри» и «снаружи», переживание различий задает прообраз границ. Границы – важная психологическая функция, и по мере развития ребенок все больше отличает – себя от всего остального, себя от матери, ближайшее окружение от других людей и т. д. Присутствие в жизни ребенка отца, опыт взаимодействия с ним, такой непохожий на взаимодействие с матерью, позволяет прочувствовать полнее эти различия. Об этом мы еще неоднократно упомянем ниже, когда перейдем к описанию других особенностей отцовской фигуры. Наконец, в-четвертых, благодаря своему «внешнему» положению отец – немаловажная фигура в процессе сепарации и взросления ребенка. Мать длительное время находится в слиянии с малышом. Это необходимо на начальных этапах его жизни и развития, однако со временем их связь должна претерпеть изменения, чтобы ребенок мог расти и развиваться. Процесс сепарации ребенка двусторонний, матери часто встречаются при этом со сложными переживаниями. Ребенок воспринимается матерью буквально частью себя, а его отделение – пугающее событие, в каком-то смысле потеря. Тогда как отцы, как показывает практика, гораздо чаще сразу относятся к ребенку как к отдельному существу, пусть непонятному и «недоразвитому». К тому же отцы поощряют взросление и самостоятельные проявления малыша, чтобы разделить с ними деятельность и свои интересы: «Когда же с ним (ней) уже можно будет что-то делать вместе!» Тогда как от матерей чаще можно услышать: «Как было хорошо, когда он (она) был маленьким, меньше было хлопот». Конечно, это не правило, а чисто житейское наблюдение, не тождественное исследованию, и все же в нем, на наш взгляд, есть своя правда.