– Вы понимаете мои слова? – спрашивает меня женщина-полицейский. Я киваю, потому что не знаю, что еще делать. Медики грузят НеСэдика в машину скорой помощи и закрывают двери с мягким щелчком, отзывающимся в ночи. – Вы поедете в участок, – говорит она, и это не вопрос. – Конечно, – отвечаю только для того, чтобы задобрить ее, но моментально отвлекаюсь на блеск ее обручального кольца. Мы с Рубеном не выбирали кольца, муж думал, что они все стандартные, чем очень меня насмешил. Лора была под впечатлением от необычности нашей свадьбы. Затем женщина-полицейский меня обыскала, совсем как в аэропорту. – Есть ли у вас что-то представляющее опасность для вас или для окружающих? – Нет. Офицер пытается взять меня под локоть, но я иду сама, как хорошо тренированная собака по команде «рядом», и сажусь на заднее сиденье машины. Ручка двери скользкая от дождя. Женщина садится на заднее сиденье рядом со мной, и я не осмеливаюсь достать мобильный телефон, хотя очень хочу. Уверена, Рубен волнуется. Закрываю глаза и претворяюсь, будто я в такси и болтливый водитель говорит со мной. Еще одна женщина в форме садится на водительское место, но машина глохнет прежде, чем тронуться. Интересно, у нее было столько же попыток сдать экзамен по вождению, сколько и у меня? Моя коричневая кожаная сумка лежит в ногах, я могу достать ее, но не уверена, что это можно сделать. – В какой участок мы едем? – спрашиваю и жду несколько секунд прежде, чем поднять глаза на своих сопровождающих. Они не отвечают, мы просто едем в тишине, пока вокруг сгущается ночь. С каждым километром нашей поездки я все меньше и меньше чувствую себя человеком. Дорога занимает всего десять минут. Машина, дернувшись, останавливается. Я пытаюсь открыть дверь, но она заблокирована. Офицер выходит и распахивает дверь с моей стороны, будто мы на вручении Британской театральной премии. Она не смотрит на меня, просто отходит в сторону, как лакей. Я оглядываю здание, полицейский участок Паддингтон Грин. Никогда здесь не была, никогда не была в районе Маленькая Венеция до сегодняшней ночи. Но теперь эти места стали важными в моей жизни. Я выхожу из машины, участок больше похож на больницу: широкий, плоский и увенчанный похожей на нарост башней. Мой взгляд скользит по фасаду. Что внутри – кабинеты или камеры? Мы проходим во двор через служебный вход. Слышно, как за нами закрываются ворота. – Нам туда, – говорит женщина-полицейский. У нее нет бейджа с именем, и она не пользуется рацией. Она идет рядом со мной наготове, если я вдруг захочу сбежать. Я смотрю вверх, на небо, прежде чем войти внутрь. Мысленно я пытаюсь послать сообщение Рубену. Он лучше кого бы то ни было знает, о чем я думаю. «Рубен, – обращаюсь я к низко висящей оранжевой луне, – я попала в беду». Лицо обдает прохладный воздух. Мои каблуки отбивают дробь по гудронному покрытию. Представить не могу, что я все еще ношу эти туфли, на что я сейчас вообще похожа? Женщина открывает боковую дверь, и я сразу ощущаю какой-то знакомый запах и испытываю приступ ностальгии, когда понимаю, что так пахло в доме престарелых, где жила бабушка, мама моей мамы. Запах мочи, смешанный с подгоревшим рагу и пельменями; потный, прелый, навязчивый запах. Мы заходим в ярко освещенную комнату, выдержанную в оттенках синего: стулья цвета морской волны, стол сине-зеленый, а стены небесно-голубые. Прохожу через рамку, как в аэропорту, рядом с которой стоит мужчина. Он смуглый, может быть, итальянец или испанец; в его прищуренных глазах есть что-то кошачье. Он улыбается мне, что удивляет, и я замечаю его заостренные зубы. Рамка издает три громких гудка. – Снимите пальто. Почему она все еще в нем? – Человек, сидящий за столом, явно коренной лондонец, обращается к женщине, которая привела меня. – И ваш браслет, – это мужчина говорит уже мне. Я глажу свой свадебный браслет, невнятно поясняя: – Он не снимается. – Нужно снять. Молча показываю ему браслет, на котором мерцают блики от ламп. – А, он на болтиках, – говорит он сам себе. – Рисково. Он уходит куда-то дальше по коридору, и возвращается с отверткой, а потом один за другим откручивает крохотные болты, про существование которых я даже и не знала. Впервые за долгое время я остаюсь без браслета, без него моя рука как будто голая. Женщина кладет мою сумочку на высокий стол, за которым сидит ее коллега. Мой взгляд прикован к боковому кармашку, в который, как я видела, убрали мой телефон. Он на месте – засунут между блокнотом, квитанциями и упаковками жвачки. В небольшой комнатке позади стола, стоит маркерная доска, разделенная на ячейки с указанием времени. Полицейский заносит и мое имя, прочитав его в каких-то бумагах. На нем форменная белая рубашка с погонами и черный галстук с рельефным узором. За доской есть что-то еще, и я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть. Три маленьких телевизора подвешены к потолку на прочных кронштейнах. Полагаю, некоторые здешние посетители могли попытаться их украсть. У меня в груди появляется чувство опустошения, возможно, это страх. Телевизоры – это часть системы видеонаблюдения: на экране, в маленьких серо-зеленых квадратах, двигаются крошечные люди, похожие на голограммы. Закрываю глаза, чтобы этого не видеть. – Пройдите еще раз, – говорит мужчина, держа в руках мое пальто. Снова прохожу через рамку, и она не издает ни звука. И сразу же рядом со мной появляется еще одна женщина. Блондинка, лет сорока, с отросшими корнями мышиного оттенка. На веках подводка кирпичного цвета, осыпавшаяся под глаза. – Я сержант по надзору за арестованными, – представляется она. На часах полночь. Рубен будет в ярости: сначала странный телефонный звонок, а потом тишина. Я не вспоминала о нем с того момента, как вызвала полицию. И почему я не позвонила ему еще раз – до того, как стало слишком поздно? – Я сержант Моррис. У вас есть право на адвоката. – Понятно. – А есть ли у меня знакомые адвокаты? Вспоминаю всех своих друзей, которых, как говорит Рубен, у меня множество. Но среди них точно ни одного адвоката. – Вы имеете право известить кого-нибудь о своем задержании, – она продолжает говорить как робот. – У вас есть право ознакомиться с кодексом. Есть какие-нибудь вопросы? – Прошу прощения, как мне получить адвоката? – Мы можем связаться с дежурным защитником или вы можете позвонить кому-то еще, до тех пор, пока это не мешает нашему расследованию. Мозг лихорадочно работает. – У меня есть право на один звонок? – Да. Сомнений кому позвонить не возникло – мне нужен только он. В углу комнаты для задержаний – у всех на виду – стоит старомодный телефон: черная, тяжелая телефонная трубка с проводом, похожим на серебряную змею. Присесть негде. Трое полицейских неподалеку пьют чай из бумажных стаканчиков. Я набираю номер Рубена и слушаю, как дребезжит жестяной диск. Обычно он не отвечает на звонки с незнакомых номеров; ему, в отличие от меня, не интересно, кто звонит. Но я надеюсь, что он возьмет трубку – я так хочу услышать его голос. Рубен отвечает незамедлительно, что для него нехарактерно. Он наверняка сильно обеспокоен. – Это я. – С тобой все в порядке? – Тут произошел… Я не знаю, как это назвать. Несчастный случай, наверное. – Так ты в порядке? – Я – да. – Оглядываюсь через плечо и вижу, что комната полна полицейских. Я не могу объяснять все при них, не здесь. – В общем, мне нужен адвокат. С равным успехом я могла бы сказать, что улетела в другую страну или родила ребенка. Потрясенное молчание давит даже по телефону. – Адвокат? – наконец переспрашивает Рубен. Слышу какой-то слабый скрип, наверное, он почесывает щетину на подбородке. – Ты где? – В полицейском участке, – говорю тихим голосом, хотя здесь мне некого стыдиться. – Где именно? – повторяет вопрос Рубен, и в его тоне я слышу ноты недоверия и непонимания. Это почти забавно. А потом я слышу что-то в его тоне. Что-то похожее на осуждение. Оно не в словах, а во вздохах и паузах… – Что… – Рубен запинается, а затем шумно выдыхает. Я шокировала своего спокойного, уравновешенного мужа. – Джо, что случилось? – Я столкнула того мужчину, – говорю я, не задумываясь. – Преследовавшего тебя? Я закрываю глаза и вру. – Да. – Это слишком сложно, чтобы объяснить прямо сейчас, я расскажу ему позже. – Он…пострадал. – Ладно, – говорит муж, – я приеду. Сейчас мне нравится его краткость.