– Ладно, все это лирика. В данный момент ситуация у нас следующая. Мы, считай, отправляемся на рыбалку, – говорю я и, вылезая из машины, на ходу прикуриваю сигарету; Серенити торопится поспеть за мной. – А поймать на крючок собираемся Гидеона Картрайта. – Ты не знаешь, куда он подался, когда заповедник закрылся? – Я знаю только, что он ошивался здесь довольно долго, помогал организовать перевозку слонов на новое место. А после этого… тут можно только строить догадки. – А почему ты приехал именно сюда? – Думаю, все, кто работал в заповеднике, по очереди ездили к Гордону забирать провизию. Если Гидеон планировал сбежать вместе с Элис, то, возможно, проболтался о чем-нибудь в разговоре с продавцами. – Но ведь прошло целых десять лет, персонал мог уже сто раз поменяться… – Да, разумеется. Но повторяю еще раз: мы идем на рыбалку. Никогда не знаешь, что попадется на крючок, когда забрасываешь удочку. Просто попробуем – авось что и выясним. И, раздавив сигарету каблуком, я вхожу в магазин. Это просторное деревянное сооружение, где работает в основном молодняк чуть за двадцать – все с дредами и в модных кедах. Есть, правда, и один пожилой мужчина – он складывает гигантскую пирамиду из помидоров. Картина, черт возьми, впечатляющая, но какой-то бесенок во мне хочет вытащить помидорину из самого низа, чтобы гора рассыпалась. Одна из продавщиц – молоденькая девушка с колечком в носу – тащит к кассе большую корзину кукурузы и на ходу улыбается Серенити: – Дайте знать, если вам понадобится помощь. Наверняка такими оптовыми покупателями, как Слоновий заповедник Новой Англии, занимался кто-то из руководителей предприятия, возможно даже и сам Гордон. Решаю попытать счастья у пожилого сотрудника: он явно не рядовой продавец. Я беру из ящика персик, надкусываю его и говорю Серенити: – Боже мой, какая вкуснотища! Гидеон был прав. – Простите, – обращается ко мне мужчина, – но вы не можете пробовать товар, не заплатив. – О, не беспокойтесь, я заплачу за этот персик. Я куплю их целый ящик. Мой друг не обманул меня. Лучше ваших фруктов я в жизни не пробовал. Он, помнится, говорил: «Маркус, если ты когда-нибудь окажешься в Буне, штат Нью-Гэмпшир, непременно загляни в магазин к Гордону, не пожалеешь». Мужчина широко улыбается: – Ну что ж, не стану спорить с вами. – Он протягивает мне руку. – Позвольте представиться: я Гордон Гордон. – Маркус Латуаль, – отвечаю я. – А это моя… жена Хельга. Серенити улыбается ему и говорит: – Мы едем на конференцию собирателей наперстков, но, увидев вашу вывеску, Маркус настоял, чтобы мы остановились. В этот момент за занавеской из бусин слышится грохот: там явно что-то опрокинули. – Ох уж эта молодежь… – вздыхает Гордон. – Рассуждают о мировых проблемах вроде экологии, а сами локтя от задницы отличить не могут. Извините меня, я на секундочку. Как только он выходит, я набрасываюсь на Серенити: – Конференция собирателей наперстков? Надо же такое придумать! – А Хельга, по-твоему, лучше? – парирует она. – Я сказала первое, что пришло мне в голову. Никак не ожидала, что ты начнешь врать старику прямо в глаза. – Я не врал, просто сыщику иначе нельзя. Приходится всячески изощряться, чтобы выудить информацию. Люди сразу замыкаются, узнав, что ты из полиции, потому что боятся навлечь на себя неприятности или подвести кого-нибудь. – И ты еще считаешь экстрасенсов шарлатанами? Гордон возвращается с извиняющейся улыбкой на губах: – Представляете, нам прислали червивую китайскую капусту. – Фу, какая мерзость! – морщится Серенити. – Могу я предложить вам дыню? – меняет тему Гордон. – Чистый сахар. – Помнится, Гидеон сокрушался, что приходится переводить такие замечательные продукты на слонов, – сообщаю я хозяину. – На слонов? – повторяет он. – Уж вы не Гидеона ли Картрайта имеете в виду? – Вы его помните? – радостно улыбаюсь я. – Вот здо́рово! Мы с ним вместе учились в колледже, но с тех пор я его не видел. А что, он и сейчас живет где-то здесь? Очень хотелось бы повидаться со старым приятелем… – Он давно уехал из города, после того как закрыли слоновий заповедник, – говорит Гордон. – А что, его закрыли? – Да, к сожалению. Одну из смотрительниц слон затоптал насмерть. Между прочим, это была теща Гидеона. – Представляю, какой это был удар для него самого и для его жены, – продолжаю я разыгрывать свою партию. – Грейс умерла за месяц до этого, да оно и к лучшему, – отзывается Гордон. – По крайней мере, бедняжка не узнала о трагедии, случившейся с ее матерью. Чувствую, как Серенити напрягается. Для нее это новость, но я смутно припоминаю, что во время расследования Гидеон упоминал о смерти жены. Потерять одного члена семьи – трагедия, а когда подобное происходит два раза подряд – это уже не похоже на простое совпадение. Гидеон Картрайт казался просто воплощением страдания, когда погибла его теща. Но может, мне следовало получше приглядеться к этому типу, рассмотреть его в качестве подозреваемого. – А вы, случайно, не в курсе, куда Гидеон мог поехать после закрытия заповедника? – спрашиваю я. – Мне хотелось бы связаться с ним. Выразить соболезнования. – Кажется, он собирался в Нэшвилл, где располагается заповедник, куда увезли слонов. И Грейс вроде бы тоже там похоронили. – Вы знали его жену? – Да, очень милая была девочка. Как жаль, что она умерла совсем молодой. – Наверное, она болела? – спрашивает Серенити. – Скорее всего, – отвечает Гордон. – Иначе с чего бы Грейс вдруг вошла в реку Коннектикут с карманами, полными камней? Ее тело нашли лишь через неделю. Элис Двадцать два месяца беременности – очень долгий срок. Для слонихи это огромнейшие затраты времени и энергии. Прибавьте сюда еще и усилия, необходимые, чтобы, так сказать, довести новорожденного слоненка до ума, вырастить его, чтобы он смог жить самостоятельно, и тогда вы начнете понимать, что на кону у матери. И поэтому не имеет значения, кто вы и какие личные отношения сумели построить за время общения со слонихой: только попробуйте встать между ней и детенышем, и она вас убьет. Маура работала в цирке, и ее отправили в зоопарк к африканскому слону, чтобы получить потомство. Страсти мигом накалились, но совсем не так, как ожидали дрессировщики. И чему тут удивляться, ведь в природе слониха ни за что не станет жить рядом со слоном. Маура набросилась на своего милого дружка, снесла ограждение вольера и пригвоздила к нему смотрителя, сломав бедняге позвоночник. К нам она попала с ярлыком «убийца». Как и у любого животного, которое привозят в заповедник, у Мауры взяли десятки анализов, включая пробу на туберкулез. Но тест на беременность не входил в обычный набор исследований, а потому мы очень долго не знали, что наша новая постоялица собирается произвести на свет потомство. Когда за пару месяцев до родов мы заметили, что у Мауры набухли молочные железы и опустился живот, то сразу перевели ее в карантин. Невозможно было предсказать, как отреагирует на появление малыша ни разу не рожавшая Хестер – вторая африканская слониха, которая жила в одном вольере с Маурой. Не знали мы и того, насколько опытной матерью была сама Маура, пока Томас не разыскал цирк, с которым она путешествовала. Там ему сказали, что у нее прежде уже был детеныш мужского пола. Это, кстати, стало одной из причин, почему в цирке ее посчитали опасной. Не желая подвергаться риску столкновения с материнской агрессией, сотрудники цирка сковали слониху цепью, чтобы спокойно заняться новорожденным слоненком. Но Маура просто обезумела – она трубила, ревела и рвала цепи, чтобы добраться до своего малыша. Как только ей позволили прикоснуться к нему, она успокоилась. Когда слоненку исполнилось два года, его продали в зоопарк. Услышав от Томаса эту историю, я пошла к вольеру, где паслась Маура, села рядом с ним, посадив играть у ног свою дочку Дженну, и сказала: – Не переживай, милая, больше такого не случится. В заповеднике все радовались тому, что Маура скоро станет матерью. Томас предвкушал, какие доходы может принести нам рождение слоненка, хотя, в отличие от зоопарков, мы не собирались выставлять малыша на всеобщее обозрение, чтобы в разы увеличить количество посетителей. Просто люди с большей охотой дают деньги на содержание детенышей. Нет ничего умилительнее фотографии слоненка, который просовывает голову между похожих на колонны ног матери, изогнув, словно запятую, свой маленький хобот. Мы надеялись наполнить такими снимками наши буклеты с просьбами о сборе пожертвований. Грейс никогда прежде не видела, как рождаются слонята. В отличие от нее Гидеон и Невви дважды наблюдали подобное в цирке и надеялись на благоприятный исход. А что я сама? Признаться, я чувствовала родство с этой мамашей-гигантом. Заповедник стал домом для Мауры примерно в то же время, что и для меня, и я родила дочь через полгода после приезда. Восемнадцать месяцев я наблюдала за Маурой и иногда ловила ее взгляд. Понимаю, что уподоблять слонов людям – это совершенно ненаучный подход. Но скажу не для протокола: мне кажется, мы с ней обе были счастливы, что оказались здесь. У меня были прелестная дочурка и замечательный муж. Я могла собирать данные о способах коммуникации у животных, используя сделанные Томасом аудиозаписи слоновьих «разговоров», и готовила статью о феномене скорби у слонов и их когнитивных способностях. Каждый день я училась чему-нибудь у этих умеющих сочувствовать, невероятно разумных существ. Однако жизнь моя не была совсем уж безоблачной: по ночам я нередко заставала Томаса над гроссбухами в мучительных попытках придумать, как нам удержать заповедник на плаву; потом мой супруг начал принимать снотворное, иначе он вообще не мог уснуть; сама я прожила тут уже полтора года и до сих пор не зафиксировала ни одного случая смерти у слонов, так что материала для исследования скорби у меня не было. Думая об этом, я всякий раз испытывала чувство вины: в самом деле, нельзя же быть такой эгоисткой. Постепенно я стала вступать в споры с Невви, которая считала себя выдающимся экспертом на том основании, что она дольше всех работала со слонами. Эта женщина отвергала весь мой полученный в Африке опыт по одной простой причине: поведение слонов в дикой природе, полагала она, никак нельзя соотнести с их жизнью в заповеднике. Иногда конфликты происходили из-за сущей ерунды – я готовила еду для слонов, а Невви меняла состав блюд, потому что ей, видите ли, казалось, что Сирах не любит клубнику, а Олив слабит от белой мускатной дыни, хотя лично я не видела никаких тому доказательств и считала эти ее утверждения голословными. Но порой Невви решала показать, кто тут главный, и ее выпады были направлены против меня лично. Например, один раз я положила в вольер африканского слона кости азиатского, чтобы зафиксировать реакцию животного, а Невви убрала их, посчитав это неуважением к умершему. Оставаясь сидеть с Дженной, у которой резались зубки, Невви упорно пыталась накормить девочку медом, утверждая, что это поможет, хотя во всех книгах для родителей, которые я читала, говорилось, что мед противопоказан детям до двух лет. Когда я попыталась обсудить проблему с Томасом, он расстроился и сказал: «Невви была со мной с самого начала», – словно это все объясняло, а то обстоятельство, что сама я собиралась провести с ним остаток дней до самого конца, не имело никакого значения. Поскольку никто из нас точно не знал, когда забеременела Маура, дата родов была предположительной, и мы с Невви не сошлись в оценках. Судя по состоянию молочных желез слонихи, я предполагала, что ждать уже совсем недолго, все произойдет буквально со дня на день. Однако Невви утверждала, что слонихи всегда рожают в полнолуние, а до него оставалось еще целых три недели. В дикой природе я видела всего одни роды, хотя, учитывая количество детенышей в слоновьих стадах, логично было бы предположить, что мне выпадало больше таких возможностей. Ту слониху звали Ботшело, на языке тсвана это означает «жизнь». Я следила за передвижениями одной группы животных и случайно наткнулась возле реки на стадо, члены которого вели себя странно: они столпились вокруг главной самки, окружив ее плотным кольцом, стояли мордами наружу и охраняли ее. Примерно полчаса изнутри круга слышалось глухое урчание, а потом раздался шлепок. Слоны немного расступились, и я увидела, что Ботшело оторвала послед и плюхнула его себе на голову, будто была центром внимания на вечеринке и забавляла гостей, напялив на себя абажур. Под ней на траве лежал крошечный слоненок, девочка, а вокруг трубила, ревела и рокотала ее родня. Члены стада обильно мочились, испускали секрет из височных желез и, глядя на меня, выкатывали глаза, так что становились видны белки: они как будто приглашали меня присоединиться к их торжеству. Каждый член стада ощупал малышку от макушки до пяток. Ботшело обвила новорожденную хоботом, а потом засунула свой хобот дочери в рот, словно говорила: «Привет! Добро пожаловать!» Девочка-слоненок некоторое время барахталась в траве, лежа на боку, не понимая, где она и что с ней происходит. А затем попыталась встать, но ноги у нее разъезжались в стороны, как лучи у морской звезды. Ботшело хоботом и лапами пробовала поднять детеныша. Малышке удалось привстать, опираясь на передние ноги, но они подкосились, как только она выпрямила задние; она напоминала треножник, которому никак не выровнять длину ножек. Наконец Ботшело опустилась на колени, прислонилась лбом к голове слоненка, после чего встала, будто старалась показать, как нужно подниматься на ноги. Малышка совершила новую попытку, но поскользнулась, тогда мать подбросила дочурке под ноги травы и земли, чтобы сделать опору более прочной. И вот, приблизительно минут через двадцать, новорожденная уже на шатких ножках трусила рядом с матерью, а та поднимала дочку всякий раз, как та спотыкалась. Наконец малышка укрылась под брюхом Ботшело и ощупывала его пока еще слабым хоботом, чтобы начать сосать молоко. Весь процесс родов оказался весьма непродолжительным и, можно даже сказать, обыденным, но для меня это было самое невероятное зрелище, которое я только видела. Однажды утром, посадив в «кенгурушку» Дженну, я пошла проведать Мауру – это уже вошло у меня в привычку – и заметила на заду у слонихи выпуклость. Я сразу поехала на квадроцикле к сараю с индийскими слонами, где Невви и Томас обсуждали животрепещущую проблему: у одной из наших девочек на ногтях появился грибок. – Началось! – задыхаясь от волнения, выпалила я. Томас повел себя так же, как в тот момент, когда я сообщила ему, что у меня отошли воды: он заметался, взволнованный, ошеломленный, не зная, за что хвататься. Он связался по рации с Грейс и попросил ее забрать Дженну, отвезти малышку в наш домик и посидеть с ней, пока мы сходим к вольеру африканцев.