С этими посетителями вечно такая жуткая морока. Иногда к нам в гости наведывались толстосумы, которые дали денег на ошейник с GPS-навигатором для слежения за животными, а потом являлись в заповедник со своими женами, приятелями или деловыми партнерами, чтобы поиграть в политкорректную версию игры «Великие белые охотники»: нет, не подумайте, слонов убивать никто не станет, как можно, они просто понаблюдают за тем, как ветеринар выстрелит в одного из них дротиком со снотворным, чтобы на обездвиженное животное надели этот самый ошейник, а потом, упиваясь собственным великодушием, пропустят на закате дня по стаканчику джина с тоником. Иногда нас навещали сотрудники зоопарков или цирковые дрессировщики: эти, как правило, были кончеными идиотами. Последний раз мне пришлось целых два дня возить в «лендровере» владельца зверинца из Филадельфии. Так, помнится, когда мы увидели шестилетнего слоненка, у которого из височных желез тек секрет, этот «знаток» заявил, что у молодого самца муст. Сколько я ни спорила с ним: «Да что вы? Этот слоненок еще маленький, у него не начался период полового созревания!» – он стоял на своем. Должна признаться, что, когда Томас Меткалф вылез из африканского такси, а поездка в нем сама по себе испытание, особенно если вы прежде не сталкивались с подобным видом транспорта, выглядел он не так, как я ожидала. Примерно одного со мной возраста, в маленьких круглых очочках, которые запотели, как только пассажир выбрался из машины и оказался во влажной и жаркой среде, из-за чего ему пришлось ощупью искать на заднем сиденье ручку чемодана. Гость окинул меня взглядом – от небрежно завязанного хвоста волос до розовых кроссовок – и спросил: – А где Джордж? Джордж был одним из молодых аспирантов, в способности которого написать диссертацию мы все сильно сомневались, и служил объектом всеобщих шуток. Вот, значит, кого Грант изначально собирался прикрепить к гостю, а вместо этого оторвал от исследований меня. – Я за него. Вас что-то не устраивает? – Нет, что вы, все нормально. Просто я ожидал увидеть другого человека. – Сожалею, что разочаровала вас. Я Элис. Добро пожаловать в Северный Тули-Блок. Я отвела его к «лендроверу», и мы начали петлять по пыльным грунтовкам. По дороге я излагала Томасу обычный набор сведений, которые мы вываливаем на гостей. – Обитающие тут слоны впервые были описаны приблизительно в семисотом году новой эры. В конце восемнадцатого века, когда вожди местных племен получили огнестрельное оружие, это драматическим образом сказалось на численности животных. К моменту появления здесь великих белых охотников слонов почти не осталось, и популяция не восстанавливалась, пока не был основан заповедник. Наши исследователи работают в полевых условиях семь дней в неделю, – рассказывала я. – У каждого из нас своя тема научной работы, но, помимо этого, мы совместно осуществляем наблюдения общего характера: следим за отдельными стадами и их объединениями, идентифицируем каждого слона, отмечаем, чем они занимаются и где обитают, раз в месяц проводим перепись животных, фиксируем рождения и смерти, периоды течки и муста, собираем сведения о слонах-самцах, фиксируем изменения климата… – А сколько у вас здесь слонов? – Около тысячи четырехсот, – ответила я. – Но, кроме них, есть еще леопарды, львы, гепарды… – Даже представить себе не могу. У меня всего шесть слонов, но определить, кто из них кто, достаточно трудно, если не находишься рядом изо дня в день. Я выросла в Новой Англии и прекрасно знала: шансы встретить там дикого слона столь же ничтожны, как вероятность того, что у меня вдруг вырастет третья рука. Следовательно, этот парень либо управляет зоопарком, либо владеет цирком. Ни того ни другого я не одобряла. Когда дрессировщики утверждают, мол, они учат слонов тому, что животные делают в дикой природе, это неправда. В природе слоны не стоят на задних ногах, не ходят друг за дружкой, взявшись за хвосты, не скачут по кругу. В естественной среде обитания они всегда держатся в нескольких ярдах один от другого, но постоянно трогают соседей, гладят их хоботами, общаются с ними. Отношения между людьми и слонами в неволе основаны на эксплуатации. Если изначально Томас Меткалф не вызывал у меня симпатии, потому что стал моим наказанием, то теперь у меня появилась, что называется, идейная причина отрицательно относиться к нему. – А чем занимаетесь здесь вы? – спросил гость. «Боже, спаси меня от праздных туристов!» – Да вот, продаю тут косметику «Мэри Кей». – Я имел в виду, какое научное исследование вы проводите? Я покосилась на него краем глаза. Стоило ли принимать защитную стойку, общаясь с человеком, знакомство с которым произошло всего несколько минут назад и чьи знания о слонах явно были не такими основательными, как мои? И тем не менее в последнее время при упоминании о новой сфере моих исследований мне так часто доводилось видеть удивленно приподнятые брови, что я быстро приучилась не распространяться на эту тему. От ответа на щекотливый вопрос меня спас водопад рогов и копыт, обрушившийся на дорогу. Я вцепилась в руль и в последний момент успела нажать на тормоза. – Вы бы лучше пристегнулись, – посоветовала я пассажиру. – Какие красавицы! – восхищенно выдохнул Томас. Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Когда постоянно живешь здесь, вся экзотика постепенно приедается. Для туристов ощущения и зрелища новы, они постоянно просят притормозить. У меня же отношение совершенно иное. Да, это жираф. Да, он прекрасен. Но не восторгаться же, когда ты видишь его в семисотый раз. – Это антилопы? – Импалы. Но между собой мы называем их макдаками. Томас указал на зад одного животного, теперь уже щипавшего траву. – Из-за этих отметин? У импалы вдоль задних ног идут по две черные полосы и еще одна – вдоль короткого хвоста, это слегка напоминает «золотые арки» – знаменитый логотип «Макдоналдса». Но прозвище происходит оттого, что эти животные – основная пища для хищников в буше. – Нет, потому что это местный фастфуд: больше миллиарда импал стали обедом для других зверей, – ответила я. Есть большая разница между африканской романтикой и реальностью. Туристы, приезжающие сюда посмотреть, как охотятся хищники, если им повезет увидеть задирающую добычу львицу, моментально притихают и спадают с лица, будто их вот-вот вырвет. И сейчас, наблюдая, как Томас побледнел, я злорадно подумала: «Вот так-то, дружочек, это тебе не Нью-Гэмпшир». Дожидаясь в главном лагере, пока не придет Оуэн, я объясняла Томасу Меткалфу правила сафари: – В машине не вставать. Из машины не выходить. Животные воспринимают нас как одно большое нечто, и если вы отделитесь от этого общего силуэта, у вас будут проблемы. – Простите, что задержал вас. Мы перемещали одного носорога, и все прошло не так гладко, как я рассчитывал. – Оуэн Данкирк торопливо подошел к нам с сумкой и ружьем. Этот человек-медведь предпочитал стрелять в животных дротиками из машины, а не с вертолета. Оуэн был приверженцем старой школы: верил в непреложные факты и статистику. И не одобрял тему моего исследования. С тем же успехом я могла бы сказать ему, что получила грант на изучение вуду или ищу доказательства существования единорогов. – Томас, это Оуэн, наш ветеринар, – представила я его гостю. – Оуэн, познакомься с Томасом Меткалфом. Он приехал к нам на несколько дней. – Ты точно готова, Элис? – обратился ко мне Оуэн. – Не забыла, как надевать ошейники, с тех пор как взялась писать слонам панегирики? Я проигнорировала эту шпильку, а также удивленный взгляд Меткалфа и ответила: – Уверена, что смогу сделать это с закрытыми глазами. Да и вообще, кто бы говорил. Напомнить тебе, кто в прошлый раз промахнулся? Не попал в цель… такую крупную, размером со слона? К нам в «лендровер» села Анья. Надевать ошейник на слона мы обычно отправлялись на трех машинах. В первой ехали двое научных сотрудников, за рулем двух других автомобилей сидели рейнджеры, они должны были отгонять стадо, пока работа не выполнена. Один из них сегодня уже выезжал следить за стадом Тебого – так звали слониху, которая была нам нужна. Надеть на слона ошейник – это скорее искусство, чем наука. Я не люблю заниматься этим в засуху или летом, когда стоит жара. Слоны быстро перегреваются, и, когда животное упадет, нужно следить за температурой его тела. Суть процесса в том, чтобы подвезти ветеринара на расстояние метров двадцать от слона, это достаточно близко для выстрела и в то же время безопасно. Как только подстреленное животное падает, в стаде начинается паника, тут-то и настает очередь опытных рейнджеров, которые знают, как правильно отогнать слонов, и новички вроде Томаса Меткалфа, готовые совершить какую-нибудь глупость, здесь совсем ни к чему. В тот день нас сопровождали двое рейнджеров: Баши и Элвис. Когда мы поравнялись с машиной Баши, я огляделась и осталась довольна. Место для стрельбы прекрасное – кустов нет, земля ровная, так что если слониха бросится бежать, то не поранится. – Оуэн, ты готов? Ветеринар кивнул и вложил в ружье дротик с М99. – Анья, ты прикроешь сзади, а я пойду вперед. Баши? Элвис? Вы отгоните стадо к югу, – распорядилась я. – Лады, действуем на счет «три». – Погодите. – Томас положил ладонь на мою руку. – А что делать мне? – Оставайтесь в машине и постарайтесь, чтобы вас не убили. После этого я напрочь забыла о Томасе Меткалфе. Оуэн выстрелил, дротик попал прямо в зад Тебого. Слониха испуганно взвыла и стала вертеть головой. Она не выдернула из своего тела маленький флажок, и никто из слонов не сделал этого, хотя иногда такое случалось. Страх Тебого оказался заразительным. Стадо сбилось в кучу, некоторые слоны оглядывались на предводительницу, ища защиты, кое-кто пытался прикоснуться к ней. Они трубили так, что дрожала земля, и у всех слонов из височных желез потек секрет – маслянистое вещество, оставлявшее полосы на щеках. Тебого сделала несколько шагов, кивнула, и тут М99 подействовал – хобот повис, голова опустилась, слониха зашаталась и начала валиться на землю. Настал момент действовать, причем быстро. Если стадо не отогнать от упавшей самки-матриарха, слоны могут поранить ее, пытаясь поднять: проткнут бок бивнями или не дадут нам приблизиться, чтобы ввести антидот. Тебого могла упасть на ветку или случайно придавить себе хобот. Тут фокус в том, чтобы не показывать страха. Если стадо сейчас двинется на нас и мы отступим, то все пропало. – Ну же! – крикнула я, и Баши с Элвисом завели моторы «лендроверов». Они хлопали руками, громко гудели и разгоняли стадо машинами, чтобы мы могли подойти к матриарху. Как только между нами и остальными слонами образовалось достаточно большое пространство, Оуэн, Анья и я выскочили из машины, оставив рейнджеров управляться с возбужденным стадом. У нас было всего десять минут, не больше. Я быстро проверила, не попало ли что-нибудь под бок упавшей слонихе. Чисто. Закинула ухо ей на глаз, чтобы защитить тот от пыли и прямого солнечного света. Тебого смотрела на меня, в ее взгляде застыл ужас. – Ш-ш-ш, – успокаивала я слониху, хотела погладить, но знала, что этого делать нельзя. Тебого не спала, она улавливала каждый звук, каждое прикосновение, каждый запах. А потому лишний раз дотрагиваться до нее ни к чему. Я вставила небольшую палочку-распорку в кончик ее хобота, чтобы ноздри оставались открытыми; слон не может дышать ртом и задохнется, если отверстия в хоботе сомкнутся. Тебого тихо фыркнула, когда я полила ее ухо и тело водой. Потом я обвила вокруг толстой шеи слонихи ошейник, установила приемник на холке и застегнула пряжку под подбородком, оставив между шеей животного и противовесом зазор шириной в две ладони. Анья работала быстро – взяла кровь и отскребла кусочки кожи с уха Тебого, выдернула несколько волосков из хвоста для анализа ДНК, измерила ступни и температуру тела, длину бивней и расстояние от стопы до лопаток. Оуэн произвел беглый осмотр животного на предмет наружных повреждений, послушал дыхание. Наконец мы проверили, работает ли система GPS: приемник подавал сигналы, как положено. Вся процедура заняла девять минут тридцать четыре секунды. – Мы молодцы, – сказала я, после чего мы с Аньей собрали инструменты и отнесли их обратно в машину. Баши и Элвис отъехали в сторону, а Оуэн еще раз склонился над Тебого. – Ну вот и все, моя красавица, – проворковал он, вводя антидот в сосуд на ухе слонихи, прямо в кровоток. Мы не могли уехать, не удостоверившись, что Тебого очнулась. Через три минуты она перекатилась на живот, встала, потряхивая массивной головой, и затрубила, призывая соплеменников. Ошейник, похоже, сел как надо. Предводительница слонов, пошатываясь, побрела к своим, и под взволнованное урчание и могучий рев состоялось воссоединение стада, сопровождаемое энергичными поглаживаниями и обильным мочеиспусканием. Я была вся разгоряченная, потная, взбудораженная. Лицо грязное, рубашка в слоновьей слюне. И не вспоминала про Томаса Меткалфа, пока не услышала его голос: – Оуэн, а что было в дротике? М99? – Он самый, – ответил ветеринар. – Я читал, что одной его капли хватит, чтобы убить человека. – Верно. – Значит, слониха, в которую вы стреляли, не спала. Она была только парализована? – Ненадолго, – кивнул ветеринар. – Но, как вы сами видите, никакого вреда ей это не причинило. – У нас в заповеднике есть азиатская слониха по имени Ванда, – сказал Томас. – Когда в тысяча девятьсот восемьдесят первом году Техас затопило, она жила в зоопарке в Гейнсвилле. Большинство животных погибло, но приблизительно через сутки кто-то увидел ее хобот, торчащий из воды. Слониха пробыла под водой два дня, прежде чем вода отступила, и тогда ее удалось спасти. После этого она страшно боялась грозы, не позволяла купать себя, не наступала в лужи. И так продолжалось несколько лет. – Не думаю, что десять минут паралича после выстрела дротиком можно сравнить с сорока восемью часами стресса, – сердито пробурчал Оуэн.