Разумеется, если не считать Калимпорта, ведь, как известно, кражи со взломом являлись любимым хобби жителей этого города. «Не отвлекайся», – сказал он себе. Он еще несколько мгновений пристально разглядывал замок, размышляя о своих достижениях. Если сегодня он и не найдет ничего ценного, то по крайней мере сможет собой гордиться: в ремесле взломщика он сумел превзойти самого себя. Дверь открывалась внутрь; судя по всему, за ней находилась какая-то комната или туннель. Реджис немного приотворил ее, тщательно осмотрел порог и косяк в поисках нажимных пластин. Пару секунд спустя приоткрыл дверь еще немного и проверил снова – и не зря! Он вытащил из мешка весь набор воровских инструментов, нашел тонкую, как фольга, полоску металла и небольшой сосуд с клеем. Намазав клеем одну сторону тонкой металлической пластины, он просунул ее между дверью и обнаруженной нажимной пластиной, затем как можно крепче прижал липкую сторону к косяку. Приотворив дверь еще на дюйм, Реджис тщательно осмотрел ее и обнаружил вторую ловушку похожей конструкции. Снова он пошарил в мешке и обезвредил механизм при помощи такой же клейкой металлической пластинки. Наконец дверь открылась полностью; между ее краем и косяком образовалась довольно широкая щель. Реджис понимал, что внутри его наверняка ждет еще не одна западня, но ловушки находились внутри, за порогом, и поэтому в данный момент он не мог обнаружить их. Он сделал шаг назад, взглянул влево, вправо, затем резко пнул дверь и отскочил в сторону. Он поступил совершенно правильно: когда дверь распахнулась полностью, оказалось, что за ней установлен огромный маятник с острым, как бритва, краем, качавшийся перпендикулярно порогу. Маятник начал с силой раскачиваться и со свистом вылетел в коридор; если бы Реджис вовремя не убрался в сторону, тяжелое лезвие мгновенно разрубило бы его надвое! Маятник улетел обратно в комнату, затем вернулся, снова скрылся во тьме; судя по всему, останавливаться он не собирался. Реджис, потеряв терпение, мысленно рассчитал время качания маятника, и, когда страшный топор вернулся в комнату, он устремился вслед за ним, швырнув перед собой магический «факел». Хафлинг перепрыгнул через порог, упал на пол и откатился в сторону, вправо от дверного проема. Затем вскочил на ноги, сжимая в руках боевое оружие – рапиру и кинжал с тремя лезвиями. Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней. Реджис обнаружил, что попал в какую-то небольшую квадратную комнату с деревянным полом, находившимся выше уровня коридора. Комната была заставлена бочками и ящиками. Реджис оглянулся на дверь, в проеме которой еще раскачивался маятник. Конечно, ему хотелось закрыть дверь, но он не мог этого сделать. Маятник как будто бы постепенно замедлял движение и вскоре остановился бы, но Реджис понятия не имел, как вернуть его в прежнее положение и убрать из дверного проема. Хафлинг решил, что, даже если маятник остановится полностью, дверь ему все равно не закрыть: эта штука была слишком тяжелой, и маленький шпион не сумел бы отодвинуть ее прочь. Реджис понял, что ему необходимо действовать без промедления, потому что его появление теперь наверняка заметят. Убрав клинки, он направился к пирамиде из сундуков и бочек, но довольная ухмылка исчезла с его лица, когда он понял, что бочки содержат самые обычные припасы, необходимые в каждом хозяйстве: свечи, вино, воду, разные продукты. Осмотрев несколько ящиков, Реджис фыркнул и покачал головой – зачем устанавливать на дверь этого подвала такой сложный замок и три ловушки? Это не имело никакого смысла, и поэтому он продолжал свои поиски. В конце концов, откатив в сторону несколько бочонков, хафлинг обнаружил нечто любопытное. Это была разукрашенная замысловатой резьбой ванна из какого-то белого камня; она стояла на пьедестале, так что край ее находился на уровне лба Реджиса. Ванна и основание были вырезаны из цельного куска камня. Хафлинг безуспешно попытался сдвинуть сосуд с места, затем, убедившись в его устойчивости, вцепился в край ванны и осторожно приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Ванна была такой тяжелой, что даже не дрогнула, когда Реджис буквально повис на ней. Это придало ему смелости, и, приподнявшись выше, он обнаружил, что сосуд наполнен прозрачной жидкостью без цвета и запаха, похожей на чистую воду. Может, это святая вода? Или какая-то другая жидкость для религиозных церемоний? Магическое зелье? Реджис положил локоть на край ванны, подтянулся выше, пытаясь разглядеть дно сосуда, и с удовлетворением заметил, что там, в глубине, что-то мерцает, подобно бриллианту. «Это пузырьки воздуха», – подумал он в следующий момент, когда вода начала подниматься и над поверхностью образовался столб. Волшебный фонтан! Но нет, тут же сообразил Реджис. Вода не рассыпалась на брызги, не полилась обратно, как это произошло бы в случае фонтана; нет, ее поднимал вовсе не насос. Вода поднималась сама, она приобретала четкие очертания. Живое существо! Реджис отпустил края чаши и хотел отскочить назад, но водяной монстр оказался проворнее; отвратительное мокрое щупальце обвило голову хафлинга, крепко схватило его и потянуло обратно. Тварь перетащила жертву через край и сунула голову Реджиса в воду, служившую ей обиталищем. Итак, монстр продолжал удерживать голову Реджиса под водой, практически прижав его лицо ко дну ванны. В этот страшный миг единственным утешением хафлингу послужила мысль о предках-гинази. Глава 11 Отец его отца Они покинули Дворец Плюща и углубились в лес, который начинался позади поместья. Дзирт первым вошел в дверь скромного домика, стоявшего на небольшой поляне, окруженной соснами. Все в этом домике – размеры и вид, мебель, очаг с дырой в потолке – было скромным и практичным. Закнафейн, войдя, с любопытством огляделся вокруг и пробормотал нечто вроде «хм». – Здесь, – объяснил Дзирт, – я выполняю свою работу. Закнафейн взглянул на Кэтти-бри, но та лишь кивнула и отвернулась к мужу. В этот момент за окном раздался какой-то протяжный вой. – Работу? – переспросил бывший мастер оружия. – В этом лесу обитают проклятые создания, – продолжал Дзирт. – Оборотни, люди-волки. Мы называем их биддердуу, по имени несчастного Биддердуу Гарпелла, чародея, который породил это племя. Первые вервольфы появились в результате действия магии, а затем бедняга-волшебник нечаянно заколдовал сам себя и уже не смог контролировать жажду крови. – Ты убиваешь волков? – переспросил Закнафейн неуверенно, с сильным акцентом. До этого момента Кэтти-бри, продолжая начатое Ивоннель, с помощью двеомеров помогала вернувшемуся с того света дроу понимать общий язык. Маги знали, что у повторного применения этих двеомеров есть побочный эффект: «объект» действительно учился незнакомому языку. Закнафейн уже мог немного объясняться на общем языке без посторонней помощи. – Оборотней, людей-волков, – повторил Дзирт, но Закнафейн раздраженно покачал головой – и оба обернулись к Кэтти-бри. Женщина взмахнула руками и нараспев произнесла заклинание, взывая к своей богине, Миликки, с просьбой снова даровать Закнафейну способность понимать их язык. – Оборотни, – сказал Дзирт, когда она закончила. – Ликантропия? Ты убиваешь больных ликантропией? – переспросил Закнафейн вполне связно и без акцента. Он поразмыслил несколько мгновений, затем добавил: – Думаю, это милосердное занятие. – Я их не убиваю, – возразил Дзирт. – Я их отлавливаю и доставляю во Дворец Плюща. – В подвале особняка имеется дюжина камер, – объяснила Кэтти-бри. – Мне кажется, что некоторые из наших новых снадобий и двеомеров помогают, хотя отнюдь не полностью. – Помогают? Ты хочешь их исцелить? Но от ликантропии нет лекарства! – И никогда не появится, если никто не возьмет на себя труд его найти, – отрезала Кэтти-бри. Закнафейн окинул женщину долгим и пристальным взглядом, и черты лица его смягчились, словно он пытался иначе взглянуть – не на проблему ликантропии, а на свою невестку. – И сегодня ночью мы будем охотиться? – обратился он к Дзирту, по-прежнему глядя на Кэтти-бри. – Если Гвенвивар сможет присоединиться ко мне, – ответил Дзирт. – И не «мы», а я, один. Этот странный ответ заставил Закнафейна отвести взгляд от Кэтти-бри и посмотреть на сына. Он хотел недовольно возразить против того, что его не берут на «охоту», но не успел произнести ни слова, потому что вспомнил имя. И вместо возражений Закнафейн пробормотал: – Гвенвивар? – Самая старая подруга твоего сына, которая сопровождала его со дня ухода из Мензоберранзана, – сказала Кэтти-бри. Закнафейн поднял руку, словно приказывая женщине помолчать. – Та самая кошка? – обратился он к Дзирту. Дзирт вытащил из кошеля фигурку, выточенную из оникса, и показал ее Закнафейну, который уставился на статуэтку, изумленно вытаращив глаза. – Кошка чародея Ган’етта… – Она была со мной все эти годы, пройдя через все испытания, – поведал Дзирт. – Все испытания… Я должен был знать хотя бы что-то из этого. Закнафейн снова раздраженно тряхнул головой. Он воскрес из мертвых практически таким же, каким был в день смерти, и большая часть предыдущих событий оставалась свежа в его памяти, словно он и не исчезал из этого мира больше чем на сто лет. Но некоторые происшествия из его предыдущего существования казались ему скрытыми в туманной дали. Он попятился, и Дзирт вызвал пантеру. Закнафейн знал достаточно о свойствах магических фигурок, в том числе об этой конкретной фигурке, поэтому не вздрогнул, когда в комнате возникло облако тумана. Туман принял форму огромной хищницы, а затем превратился во вполне материальную черную пантеру с мускулистым телом, острыми когтями и длинными клыками. Но Закнафейн помнил, что сильное животное полностью подчиняется владельцу статуэтки; и это было очень хорошо, потому что в тесном помещении ни Закнафейн, ни Дзирт, ни Кэтти-бри не имели ни малейшего шанса против могучего хищника. Все прекрасно понимали это. – Гвенвивар, у нас появился новый друг! – жизнерадостно воскликнула Кэтти-бри, обращаясь к Гвен. Гвенвивар обернулась к Закнафейну и потянула носом воздух. Закнафейн осторожно погладил магическое животное по голове, но сам при этом наблюдал за Кэтти-бри. Он понял, что женщина, несмотря на свою неприязнь к новому знакомому, через силу старается изобразить радость и дружелюбие в разговоре с пантерой. – Скорее, это старый друг, – добавил Дзирт. – Из прежней жизни. От Закнафейна не ускользнуло, что Дзирт сделал особое ударение на последних словах. Действительно, Закнафейн почувствовал себя так, словно он пришел из давно забытых времен, из страны, бесконечно далекой от этих краев, этого городка, этого леса. Гвенвивар ткнулась мордой в ладонь Дзирта, затем подошла к Кэтти-бри, чтобы приветствовать ее – это вошло у пантеры в обычай. Она издала низкое рычание, напоминавшее мурлыканье, и потерлась лбом о выступавший живот женщины. – Луна почти полная сегодня ночью, – обратился Дзирт к Гвен, и, когда большая кошка обернулась к нему, он кивнул в сторону двери. Понятливая Гвенвивар подошла к двери и шагнула во тьму. – Скорее всего, поблизости отсюда никого из них нет, – объяснил Дзирт, когда пантера скрылась среди теней и Кэтти-бри затворила за ней дверь. – Все-таки еще не полнолуние. – Тогда зачем ты вызвал ее? – спросил Закнафейн. – Такие магические фигурки нельзя использовать постоянно, когда захочется, верно? – Мы над этим работаем, – ответил Дзирт и подмигнул жене. Закнафейн взглянул на нее, удивленно приподняв брови. – Мы с Гарпеллами, обитателями Дворца Плюща на холме, занимаемся многообещающими исследованиями. Мы хотим создать двеомеры, которые помогут Гвенвивар без вреда для себя довольно долгое время пребывать на этом уровне существования раз в неделю – даже каждый день, – объяснила женщина. – А кроме того, я хотел показать ее тебе, – признался Дзирт. – У меня все в порядке, отец. Моя жизнь оказалась… да, ее стоило прожить! Со мной приключилось много такого, чего я никак не мог ожидать. – Вроде женитьбы на женщине из расы людей? – Этого мы больше не будем обсуждать, – холодно произнес Дзирт. – Она – моя вселенная. Здесь и сейчас, и так будет всегда. Как и наш будущий ребенок. Наш ребенок. По тону Дзирта Закнафейн понял, что возражения не принимаются, проглотил язвительный ответ и тяжело вздохнул.