Я поставил резолюцию и посмотрел на часы. Через час на конспиративной квартире у меня встреча с Асмоловым. Ну, вот и начнем ориентировать с него. Его надо постепенно приучать, что теперь он не просто вольный каменщик и равноценная договаривающаяся сторона, а часть нашей системы. И время от времени ему будут даваться задания под подпись. В девятнадцать часов я был на квартире, из окон которой открывался вид на старую территорию Московского зоопарка и слышались крики каких-то экзотических птиц. Как и все подобные конспиративные помещения, оно было наполнено казенным духом. Потрескавшаяся дощатая старая мебель. Чашки с отколотыми краями. И, как положено, в серванте печенье и чай. Вскоре появился Асмолов. Как всегда при встречах, мина у него была высокомерно-кислая – мол, кто бы знал, каких душевных мук стоит ему это общение. Он коротко доложил о происходящих в организации подвижках. После чего я сориентировал его о серии терактов и дал задание под подпись. Результата особого я не ожидал. Если один из тысяч агентов, которым дано такое задание, скажет, что у него есть информация – это уже огромный успех. Так что действо это не формальное, а важное, однако на успех рассчитывать не стоит. – Можно подробнее узнать о фактах вредительства? – осведомился монархист. По мере того как я расписывал ему вражеские подвиги в красках, отвечал на наводящие вопросы о месте и обстоятельствах, монархист все больше мрачнел. Когда же он услышал имя находящегося в розыске подозреваемого по одному из дел, на его лбу выступил пот. – Вот же… – не найдя интеллигентного слова для выражения своих чувств, он просто замолчал. – Что вы хотели сказать? – поинтересовался я. – Это Кургузый, подручный Ломовика. – Кто такие? – Они полтора года как отбились от нас… Места совершения. Объекты… Там они или работали, или жили. – Что-то я об этом ничего не слышал от вас, – сказал я с мрачным недоумением. Асмолов вздохнул устало и произнес неуверенно: – Не было повода. – Не было повода? – изумился я от такой наивной наглости. – Вот что, рассказывайте подробно. И все как на духу. Тут и открылась картина во всей своей красе. Молодежным крылом «Святой Державы» руководил некий Ломовик, он же Ломов Аркадий Гурьевич, двадцати пяти лет от роду, сын расстрелянного в начале тридцатых годов дворянина с Урала. Сейчас он трудился прорабом на московской стройке. Ненавидел советскую власть до помутнения сознания, все время призывал к активным террористическим действиям. Он набрал себе группу из пораженных юношеским максимализмом, энергичных и агрессивных дураков. Как правило, из семей осколков прошлого – кулаков, дворян, беляков, то есть обиженных советской властью. Молодые, да ранние, способные ради сомнительных идей на любые преступления – такой человеческий материал всегда составляет основу и массовку самых отпетых террористических движений. Вон, левые эсеры сплошь из таких были. Ломовик именовал своих соратников «Философским клубом». И неустанно требовал от старших товарищей в «Святой Державе» жестких действий. Даже «непримиримые» для него были слабаками, перестраховщиками, в общем, мусором истории. Кровь и молодость – вот залог успеха. Видя, что «Святая Держава» не спешит захватывать Кремль и ликвидировать Совнарком в полном составе, «Философский клуб» объявил о разрыве отношений с ней. При размежевании Ломовик как бы невзначай захапал двести килограммов взрывчатки и стрелковое оружие. – В общей сложности они уничтожили два десятка человек, – с занудным ритмичным напором начал излагать я. – Двадцать русских людей, не причастных к политике. Ваши юные негодяи почувствовали вкус крови. И это только начало. Потом начнут грабить сберкассы – на борьбу же деньги нужны. – И будет обычная банда, – угрюмо кивнул Асмолов. – Идейная банда, что куда хуже… И вот теперь вопрос – почему вы сразу не сообщили о них, а занимались их укрывательством? – Думал, образумятся… Они же молодые совсем. Не хотел ломать им жизнь. Наши дела – это наши дела. А они уже посторонние. – Посторонние, да. Со взрывчаткой, которую получили от вас. И со зверскими планами. – Эх, – только махнул рукой монархист. – Самые худшие дела проистекают из самых лучших побуждений. Моя ошибка. Я внимательно посмотрел на собеседника. То он на нашей стороне. То ему за Россию обидно. То ненавидит, то защищает своих соратников. Мне были где-то понятны его постоянные моральные терзания. Для такого человека зависимость от бывших противников – это крах всей основы жизни. Но крах этот был неизбежен – и он тоже прекрасно понимал это. – Лев Дмитриевич. Вы хоть понимаете, чем рискуете? Мне огромных усилий стоило убедить руководство в том, чтобы не при

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.