Антисоветским подпольем и непримиримой оппозицией в НКВД занимался Секретно-политический отдел Главного управления государственной безопасности. Он охватывал, кажется, все сферы жизни. Были отделения по троцкистам, монархистам, студентам, националистам, деятелям искусства. Присматривали и за органами власти – наркоматами, милицией, судами, прокуратурой. Мое отделение по агентурному проникновению в антисоветские организации с целью их изобличения и ликвидации формально входило в СПО, но на деле подчинялось только заместителю наркома Плужникову. Фактически мы были эдакие гвардейцы кардинала из известного романа Дюма-отца. Специалисты по самым серьезным проблемам. Те, кто бьет в сердцевину, а не разменивается по мелочам. И нам дали полную свободу действий. Всегда, когда начинаешь новое дело, кажется, что не получится ничего. Бескрайняя страна, сто семьдесят миллионов граждан. И ты, пусть и с верными помощниками – это как капля в океане. А результат нужен. От него зависит многое, в том числе существование этой самой страны. Главный инструмент чекиста – это не револьвер и ордер на обыск. Это информация. И источники информации. По этому поводу и состоялся наш очередной разговор с заместителем наркома на той же служебной даче в ближнем Подмосковье. Притом такой разговор, что у меня сначала мороз по коже пополз. – Ермолай, я хорошо изучил твои похождения и успехи в старой должности, – улыбнулся как-то угрожающе Плужников. – Успехи, надо сказать, впечатляют. – Спасибо. – Особенно впечатляет, как ты умело скрыл своего агента. – Что вы имеете в виду? – я похолодел. Неужели он узнал о Великопольском? – «Картель». Тебе его хорошо кто-то подсвечивал изнутри. И этот источник не оформлен. Прав я? – Были причины, – буркнул я. – Предательство собственного руководства. Причина уважительная… – И что теперь? – с напряжением поинтересовался я. Плужников запросто может приказать мне притащить Великопольского на встречу или просто арестовать его. Может меня запереть снова в камеру за несанкционированные контакты с врагом. Много чего может. – Ты знаешь, кто я? – с усмешкой поинтересовался Плужников. – Комиссар госбезопасности. – Вот именно. Замнаркома. Не мое это дело лезть в детали. Мое дело – стучать кулаком по столу и требовать результат. Так вот, Ермолай, мне нужен результат. А как ты его достигнешь – это дело десятое. – Понял. – Мне нужен надежный щит, который оградит нас от тщательно законспирированных, на года и десятилетия, ячеек антисоветского подполья. Нужно порушить их контакты с зарубежьем. Понятно, что все подполье нам не искоренить. Но жизненно необходимо выбить его самые острые клыки. Чтобы враги не были способны ни на что серьезное. Чтобы их можно было не замечать в вопросах войны и мира… Его правда. Нам по горло нужен результат. На этого эмиссара из Европы мы возлагали большие надежды. Что и говорить, хотелось мне гордо принести Плужникову вражеский скальп, в переносном смысле, конечно, на блюдечке с голубой каемочкой. Но теперь вражеский содержатель явочного помещения и наш агент Барон мертвы. Эмиссар скрылся. На дворе ночь. И мы с Вороновым подсчитываем потери и прикидываем, что делать дальше. Я пробежал глазами выписки из милицейских протоколов и предварительные заключения специалиста по поводу сегодняшнего взрыва. – Эксперты говорят, рвануло взрывное устройство. Возможно, оно было в сумке, ошметки которой нашли, – пояснил Воронов. – Это понятно, – я отодвинул от себя бумаги, отхлебнул еще чая. – Каким-то образом эмиссар расшифровал нашего агента и устроил прощальный хлопок? И зачем ему это было делать? Не легче ли просто смыться? – Красивый жест, – пожал плечами Воронов. – Казнь пособника большевиков. И демонстративная ликвидация засвеченного соратника – содержателя явочного помещения, который много чего мог рассказать. А также напоминание НКВД, что не все в наших руках… Мне интересно, как он привел в действие взрывное устройство. Не радиоуправляемая же мина у него была. – Скорее всего, оставил сумку на явке, велев передать Барону. Мол, пусть откроет и убедится, что все на месте. При вскрытии и сработало взрывное устройство. – А если бы содержатель явочного помещения залез из любопытства в сумку пораньше? – Значит, эмиссар нашел достаточно веские слова, чтобы отбить охоту лазить по чужим сумкам. Так что было два варианта. Или наш человек осматривает сумку на месте и взлетает на воздух вместе с содержателем явочного помещения. Или тащит к друзьям-чекистам, и тогда взлетают на воздух еще и оперативники – тоже неплохо. – Интересный у нас оппонент, – скривился Воронов. – Интересный. Надо будет с ним познакомиться поближе. Мы помолчали. – Теперь по поводу монархистов, – Воронов прервал молчание. – В свете случившегося… Пора их брать. В производстве Воронова было агентурное дело «Корона». В его рамках разрабатывалась монархическая антисоветская организация «Святая Держава», достаточно многочисленная и тщательно законспирированная, действующая уже добрый десяток лет. Именно в результате сложной игры с ними удалось вытащить на контакт этого злосчастного эмиссара. Ну а теперь наступала пора что-то делать и с самой организацией. – Куда ты торопишься? – спросил я. – Давай еще немного присмотримся к ним. – Уже второй год смотрим. Пора брать. И заглаживать наш провал перед руководством. – Меньше о руководстве думай, больше о деле. По сообщениям твоего агента у монархистов творятся интересные дела. Надо еще понаблюдать… Глава 7 После бессонной ночи глаза слипались. Я открыл окно. Ворвавшийся в кабинет холод немножко взбодрил меня. Я поежился. Закрыл окно. Вернувшись за рабочий стол, погрузился в свежую прессу. По старой привычке я начинал рабочий день со свежих газет. Дело даже не в информации. Просто таким образом я проникался ритмами времени, настраивался на рабочий лад. Что у нас тут? Заметка великого советского режиссера Сергея Эйзенштейна: «1938-й ознаменовался большим творческим подъемом. В начале года было уничтожено вредительское гнездо в руководстве кинематографа. Выпущены антифашистские фильмы, направленные против международных убийц и погромщиков. Вышли такие фильмы, как «Ленин в Октябре», «Первая конная»… «На фронтах Испании ожесточенные бои…» «На южном берегу реки Янцзы китайские войска внезапной атакой выбили японцев из ряда пунктов между Дэанем и Юнсю. Японцы отступили к северу и понесли большие потери…» Да, мир бурлит. На Дальнем Востоке война – японцы перемалывают Китай и время от времени лезут к нам, чтобы получить по зубам. Озверелая немецкая военщина вместе с европейской падальщицей Польшей только что оторвали самые лакомые куски у Чехословакии, военным путем разорвав на части суверенное государство. Любопытно, что в Мюнхенском договоре, закрепившем этот акт международного пиратства, участвовали Франция, Италия, но самой жертвы – Чехословакии не было. Кого интересует мнение ягненка на заклании? Дело шло к большой войне. Конфигурация сил в ней пока не ясна. Зато понятно, что рано или поздно разжигатели войны навалятся на нас. И мы должны быть готовы. Формирование современной армии, рост оборонной промышленности и уничтожение «пятой колонны» – это те условия, без которых Советскому Союзу не выжить. Я отложил утренние газеты и посмотрел на напольные древние часы с боем, стоящие в углу. Половина десятого. Пора на доклад к Плужникову. Он уже в курсе нашего провала. Мой рапорт у него на столе. Но наверняка пожелает высказать несколько нелицеприятных слов в наш адрес. И будет прав. Я подождал в приемной, пока адъютант доложит обо мне, и прошел в просторный кабинет. Плужников, как обычно, был погружен в бумаги. Кивнув мне приветственно, указал на стул. Подчеркнул что-то в документе, захлопнул папку. – Обмишурились, – констатировал он бесстрастно, и не было заметно его намерений метать громы и молнии. – По полной программе, – вынужден был согласиться я. – И Барона потеряли. Жалко. Преданный нам человек был. – Как тяжело терять своих, я еще с Первой мировой знаю. – Знаешь, война – это не только смерть. В бою учишься ценить каждый миг жизни. Друзей. Родных. Правильно? – Правильно. – Разговор уходил куда-то в сторону. Похоже, у комиссара госбезопасности мысли витали далеко. Хотя вряд ли – не тот человек. К чему-то он ведет. – А ты? – резанул он меня острым взором. – Ремизов, сам ты жить умеешь? Или только воевать? – Умею выживать. Чтобы воевать. – Вот именно… Воюешь. И боишься жить. Поэтому так и не послал весточку своей прекрасной даме? – Вы о ком? – мне стало как-то неуютно. – Об Антонине Лагутиной… Чего нахохлился? Присмотрелись мы к ней. Хорошая девушка. Правильная. Я похолодел. И как только он узнал? Хотя тут ничего удивительного. У него работа такая. Но как он прочувствовал мое состояние и мысли? – Что, после внутренней тюрьмы боишься ответственности за близких? – поинтересовался Плужников. – Боюсь. – А зря… Значит, слушай мое авторитетное начальственное заключение. В механико-машиностроительном институте имени Баумана вакансия. Нужен хороший математик-преподаватель. И нашим авиаконструкторам математиков не хватает, – Плужников протянул бумажку с номером телефона ректора. – Все обговорено. Так что используй шанс. Я кивнул. И все мои сомнения как-то исчезли: – Использую! То ли мне действительно помогают. То ли мои руководители таким образом приобрели в лице Антонины хорошего заложника для того, чтобы держать меня под контролем. Но это неважно. Я решился. Ну что, наглеть так наглеть. И я осведомился ненароком: – А что насчет Фадея Селиверстова? – Твой бессменный заместитель? – Он. Я к Плужникову уже подходил с этим вопросом. И не мог добиться конкретики. Вот и сейчас он поморщился: – С ним сложнее… Понимаешь, сейчас не время. Пусть подождет.