Когда дверь за врачами закрылась, Андрей привалился к ней с внутренней стороны и закрыл глаза. Что-то теплое потерлось о его колени. Несомненно, это был один из псов, но Андрей не сразу нашел в себе силы посмотреть, который. Оказалось, что обе собаки вышли в коридор и сейчас мели хвостами у его ног, задрав морды кверху. Он потрепал их по холкам и, оторвавшись от полотна двери, прошел в ванную. Там Андрей подставил голову под струю холодной воды – казалось, она нагрелась до температуры воспламенения. Головные боли давно стали его постоянными спутниками – с тех самых пор, как он схлопотал ранение в голову. Из-за этого его комиссовали из армии, и жизнь круто изменилась. Андрей перестал быть военным врачом и осел в мирной жизни. Если бы этого не произошло, он до сих пор мотался бы по горячим точкам, не возглавил бы ОМР и не встретил Агнию. Это, последнее, стало бы, пожалуй, самой большой потерей, хотя раньше Андрею казалось, что с уходом из армии жизнь закончилась. Недавно сделанная операция (по иронии судьбы, хирургом был отец бывшего мужа Агнии) удалила последний осколок из черепа Андрея, и мигрени стали реже, однако порой он вспоминал о том, каково это, когда твоя голова медленно дробится и крошится, словно яичная скорлупа, обнажая каждый нерв. Самым лучшим сейчас было бы уснуть часов на десять, но попытка самоубийства Жанны прогнала сон. Посмотрев на себя в зеркало, Андрей увидел, что глаза его налились кровью. Он насухо вытерся полотенцем и пошел в гостиную, по пятам преследуемый собаками. Они находились в состоянии сильного волнения. Возможно, они поняли, что пыталась сотворить Жанна. Подняв одеревеневшую руку, Андрей набрал телефон матери Агнии. * * * – Ну, что скажешь, Арутюн Вартаныч? Арутюн Вартанович Котлян, судмедэксперт, кряхтя, поднялся на ноги с мокрой земли. Ночью прошел дождь, и его джинсы были заляпаны грязью и мхом. Он спокойно извлек из кармана платок, смачно высморкался, сложил его вчетверо и аккуратно смахнул землю с коленок. Все это время Карпухин терпеливо выждал. – Ну, что ты хочешь услышать, дорогой? – имитируя восточный акцент, развел руками эксперт. На самом деле никакого акцента у Котляна не было: он родился и вырос в Питере, как и два поколения его предков. Тем не менее почему-то ему казалось забавным время от времени разыгрывать из себя «гостя с юга». Особенно любил он проделывать этот трюк с незнакомыми людьми: как же они удивлялись, когда Арутюн вдруг начинал говорить, как типичный представитель питерской интеллигенции! – Скажу, – продолжал он в ответ на вопрос Карпухина, – что бедной женщине размозжили голову тяжелым тупым предметом. Что за предмет – пока сказать не могу: надо проверить останки на наличие частиц орудия убийства… Черт, кто же ее так, а? – Есть пара предположений, – пробормотал подполковник задумчиво. – Да уж, ты у нас мастер предположений! – усмехнулся судмедэксперт. – А как давно наступила смерть? – поинтересовался Артем, зябко поеживаясь: восемь утра, и воздух еще не прогрелся – холодно, как осенью. – Судя по степени разложения, около года назад. Но это надо еще проверять – жди результатов экспертизы. Не сговариваясь, оба посмотрели на Трофименко, стоящего на краю импровизированной могилы. Хренников, приехавший на место вместе со следственной бригадой, отказался даже подходить к трупу и стоял поодаль, нервно куря одну сигарету за другой. Глядя на спеленатое наподобие мумии тело, Павел не мог побороть два чувства – отвращения и жалости. Отвращения не только к тому, что осталось от молодой, полной сил женщины, но и к человеку, который сотворил с ней такое. Правда, оставался маленький шанс, что данное тело не принадлежит Марии Митиной, но Трофименко видел, что его шеф не сомневается: это она. – Чего призадумался, детина? Внезапно раздавшийся над самым ухом голос Карпухина, о котором он только что думал, заставил Павла подскочить. Земля под его ботинками поползла по краям ямы и, вполне возможно, увлекла бы парня за собой, не схвати подполковник его под локоть и не втащи обратно. – Я… думал, может, это не она? – В смысле, не Митина? – уточнил Карпухин. – Котлян говорит, что это женщина, примерно возраста Митиной, убитая около года назад. И все эти факты, по-твоему, совпадение? – Не знаю. Но как же быть с тем, что кто-то постоянно снимает деньги со счета Митиной? – А вот об этом я могу тебе кое-что рассказать. Надо было раньше, но как-то руки не доходили. – О чем вы? – Помнишь, я в больницу ездил? – Разумеется! Вы сказали, что Антон Скоробогатов нашелся… И больше не сказали ни слова! Голос Павла звучал обиженно. – Давай-ка пойдем в машину? – предложил Карпухин. – У меня там есть кофе в термосе и пирожки. С утра они выехали так быстро, что Трофименко не успел позавтракать. При упоминании о кофе и пирожках его желудок заурчал. Поэтому Павел и не подумал возражать, чуть не вприпрыжку устремившись к машине за шефом, шагавшим широкой, размашистой походкой. Трофименко пришло в голову, что подполковник напоминает ему моряка – и походка у него соответствующая, и кожа задубевшая, словно просоленная морем до самых костей. Ни дать ни взять капитан фрегата времен Наполеоновских войн: Трофименко так и представлял себе, как этот несгибаемый человек стоит на палубе, захлестываемой высокими волнами… Тряхнув головой, Павел выбросил из головы свои странные фантазии и ускорил шаг. Оказавшись в теплом салоне и получив в руки пластиковую кружку с кофе, Трофименко приготовился слушать. – Тот следователь, Изморов, неплохим парнем оказался, – произнес Карпухин задумчиво. – Повезло, что дело о нападении на Скоробогатова именно он ведет – иначе я мог бы ни о чем и не узнать. – О чем? – Помнишь, сын Шемякиной утверждал, что получил сообщение от матери накануне ее смерти? – Ну да, Стас ведь потому и вернулся домой… Во всяком случае, он так говорит. – Похоже, не врет, – кивнул подполковник. – Мы считали Скоробогатова главным подозреваемым, желающим отомстить виновникам смерти Нины, но Антон уже давно в больнице – во время убийства Шемякиной он лежал в реанимации. Сотового при нем не обнаружили, а это значит, что тот, кто стрелял в парня, послал сообщение Шемякину с телефона Скоробогатова! – А как же Жанна? – спросил Павел. – Она описывает молодого мужчину, который на нее напал! – Жанна мало что запомнила, – возразил подполковник. – Она была слишком напугана. – Так что такого рассказал вам этот, как его… Изморов? – Оказывается, заявление Митина о пропаже жены год назад передали не кому-нибудь, а его коллеге, Николаю Костюкову. – Да ну?! – Вот тебе и «ну»! Изморов отлично помнит все обстоятельства, ведь они не раз их обсуждали. Я ведь выяснял, кто вел дело Митиной, но Костюков уволился больше полугода назад. Я связывался с ним по телефону, но он ничего путного сказать не смог – дескать, давно это было, и ничего необычного в деле он не заметил. Мне показалось, что бывший следак неохотно разговаривал на эту тему, и я так и не сумел от него добиться ничего, кроме того, что уже и так знал. Но Изморов кое-что прояснил. Оказывается, Костюков принял дело об исчезновении Митиной и начал отрабатывать версии. Так как требований о выкупе не поступало, он стал проверять друзей и знакомых женщины. Никто ничего не знал. Такое бывает редко: если человек «пропадает» по собственной воле, он должен кому-то рассказать о своих планах. В случае Марии Митиной этого не произошло. – Костюков выезжал на дачу? – Он случайно узнал у одной из подруг, что эта дача существует: Митин утверждал, что понятия не имел об этом загородном домике. – Ну да, они ведь не так давно женаты, – кивнул Павел. – Ничего подозрительного следователь не обнаружил: дом, судя по всему, давно стоял запертым, и никаких следов пребывания Митиной там не оказалось. – Ясно. И что дальше? – Следствие зашло в тупик. Позже со счета Митиной сняли первую крупную сумму. Митин сам сообщил об этом, и Костюков решил, что жена просто-напросто сбежала от мужа. Показания работников «Адаманта» только подтверждали эту версию. – А кто снимал деньги? – Правильный вопрос, голова! Деньги сняли в банкомате, используя карточку Митиной. – Но можно же было выяснить, в каком банкомате? – Костюков выяснил, но это ничего не дало. У того банкомата висит камера видеонаблюдения, и женщина, снимавшая деньги, внешне похожа на Марию Митину. Только на ней был низко надвинутый капюшон – так что, в сущности, это мог быть кто угодно женского пола. – И даже не обязательно женского, – пробормотал Трофименко, понимая, что и этот след, похоже, никуда не ведет. – Короче, – продолжал Карпухин, отхлебывая кофе, – дело приостановили, решив, что Митина, где бы она ни была, возможно, сама объявится. Изморов сказал, что все как-то странно свернулось, и вскоре после этого Костюков уволился. У него есть мнение, что на следователя надавили. – Митин? Карпухин только плечами пожал. – А можно выяснить, сколько раз снимались деньги со счета «Адаманта»? – Можно, – кивнул подполковник. – И я, как ты понимаешь, это уже сделал. – И? – Деньги снимали регулярно, из разных автоматов. В целом сумма огромная! – Почему же Митин ничего не сделал, чтобы это прекратить? – Формально все принадлежит его жене, а Митин – всего лишь наемный работник. Для перевода счетов на его имя требуется, чтобы Марию Митину признали без вести пропавшей. Это делать еще рано, да и невозможно, ведь формально она жива, где-то находится и «подчищает» счет! Кстати, если судить по его состоянию, Митин практически банкрот: там едва-едва наскребется на зарплату сотрудникам – и все. – То есть получается, денег у Митина нет? – Угу. – Что-то у меня не сходится! – Не у тебя одного, – вздохнул Карпухин. – Но одно ясно: если тело, обнаруженное на участке Хренникова, принадлежит Марии Митиной… Неожиданно зазвонивший телефон заставил мужчин прервать беседу. – Кто? – удивленно переспросил Павел, выслушав звонившего. – А-а, как же, конечно… Когда получили? Отлично, спасибо большое! – Что? – нахмурившись, спросил Карпухин, когда лейтенант дал «отбой». – Жмых звонил, дружок Скоробогатова. Сегодня он получил по электронке послание от Антона. – Он же в больнице? – То-то и оно. В общем, парень ничего не понял и переслал письмо с прикрепленными файлами мне. Едем в контору?