Эмми нахмурилась. Точно, у них же нет наручных часов! Она сердито покосилась на смотрительниц. Ну вот, теперь им запретят гулять. – Во дворе стоит башенка с часами, – услужливо сообщила мисс Сауэрби. – Будете с ней сверяться. К тому же часы отбивают каждый час и даже четверти. – Тут она строго взглянула на Артура, который собирался было открыть рот. – Только не вздумай спрашивать «где двор?». Ты же смышлёный мальчишка – сам сообразишь! Артур и Джоуи вскочили из-за стола и выбежали в коридор. Вскоре Эмми услышала, как по деревянным ступеням стучат их ботинки. Ей хотелось сразу помчаться вслед за ними, но она собрала волю в кулак и заставила себя спокойно доесть суп. Почему-то ей казалось, что её непременно остановят, если она так же вскочит и побежит. Окликнут, схватят за руку, прикажут сесть обратно за стол. Даже после того как Эмми вышла из столовой, спустилась по лестнице и навалилась на тяжёлую дверь, её не оставляло это неприятное чувство. Она ждала, что в любую минуту появится мисс Ласкоув и оттащит её за локоть. Однако этого не произошло. Эмми замерла на пороге в нерешительности. Её вдруг поразил яркий свет солнца, заливающий обширные сады поместья. После того как объявили о войне, после всех слухов о том, что на Лондон посыплются бомбы, ей всё казалось серым, даже чудесные пейзажи, мелькавшие за окном поезда. Даже вересковая пустошь в вечернем свете выглядела болезненно-сиреневой, окутанной тенями – или Эмми её такой видела, потому что её не отпускала грусть оттого, что ей пришлось разлучиться с Люси. Теперь она стояла в дверях, щурясь от яркого солнца, и смотрела на ослепительно-белую дорожку, обрамлённую подстриженными тисами с тёмными, почти чёрными кронами. Взбирающийся по каменной стене старого дома плющ сверкал изумрудно-зелёным. Эмми неуверенно протянула к нему руку и потёрла дрожащими пальцами один листик. Она ожидала, что он будет плотным и грубым на ощупь, но лист оказался нежным и гладким как мыло. Перед ней словно открылись ворота в иной мир, красочный и удивительно, восхитительно живой – а потом она вдруг вспомнила, что может провести в этом мире всего один час. Эмми захлопнула за собой дверь. Ей было слышно, как вдалеке вопили и свистели мальчишки, и она намеренно повернула в противоположную от них сторону. Эмми хотелось самой осмотреть парк. Тропинка, которую она выбрала, бежала вниз по склону и вела к густой тёмной изгороди с выстриженной в ней аркой. А за ней виднелась заманчивая сочная зелень. Эмми прошла под аркой и ахнула, оказавшись на идеально ровной лужайке. Трава, мягкая и короткая, походила на ковёр. Девочка села на корточки и с улыбкой погладила её ладонью. Вдруг она вздрогнула и оглянулась. Не наблюдают ли за ней из дома? Может, мисс Ласкоув прямо сейчас поджимает губы, с осуждением глядя на странную девочку, которая наклонилась погладить траву… Но в окнах, поделённых рамой на аккуратные ромбы, только весело блестело солнце и никого не было видно. Наверное, Эмми уже отошла от их части дома. Хотя в таком поместье сложно разобрать где что. И парк здесь тоже был огромный, со всеми его оградами, изгородями, террасами, поделённый на разные сады, прямо как дом на комнаты. Эмми теперь ясно это видела, как и то, что он тянулся на много миль. А значит, если и выгляни кто в окно, её всё равно не заметят. Она внезапно почувствовала себя совсем крошечной, восхитительно неприметной. И поблизости никого не было – совсем, ни души. Эмми выпрямилась и размяла руки, наслаждаясь ощущением солнечного тепла на коже: кофта была ей немного мала, и короткие рукава легко закатывались. Она прошла ещё несколько шагов и остановилась у некрутого обрыва. Каменные ступеньки из старого серого камня, сияющие золотом под сильным дневным светом, вели вниз к большому пруду с фонтаном. Вода загадочно мерцала, и её поверхность покрывали белые, на вид словно восковые, цветы. Эмми поспешно спустилась к пруду и встала у самого края. Её тень упала на воду, и крошечные золотые рыбки лениво поплыли к ней. Может, надеялись, что девочка их покормит. Эта мысль навеяла воспоминания о Люси. Эмми отшатнулась и буквально рухнула на каменную плитку. Она и забыла, как сердита на всех вокруг, как сильно ей здесь не нравится. Это напрочь вылетело у неё из головы. Сколько часов Люси ждала её вчера на пожарной лестнице? Удалось ли ей найти себе ужин? Стащить кусочек у кого-нибудь другого? Эмми смотрела на тёмную воду и жалела, что сейчас вместе с ней за рыбками не наблюдает маленькая чёрная кошка. А может, Люси лежала бы на нагретом солнцем камне, вытянув лапки. Эмми пошевелила пальцами. Сейчас ей невыносимо хотелось погладить густую шёрстку. Она сердито вскочила, распугав всю рыбу, и отошла от пруда с фонтаном. Благоухание цветов и ядрёный запах тисовых изгородей заставили её забыть, какой потерянной она себя чувствовала. Но здесь она была чужой. Как и везде. Эмми обежала пруд и помчалась вперёд не разбирая дороги. На бегу она провела рукой по длинной клумбе у края террасы, и в воздух вместе с жужжащими пчёлами поднялся душистый лимонный аромат. Сжав кулаки, Эмми проскользнула под зелёной аркой в углу сада. Теперь её раздражал безупречный пейзаж идеально ухоженного парка. Лучше бы она сейчас сидела на пролёте пожарной лестницы, старой и ржавой. Красота вовсе её не волновала. Вдруг раздался смех, а за ним – быстрые шаги. Эмми резко развернулась. Она не хотела столкнуться с мальчишками. Новый путь вывел её на дорогу из кирпича, совсем не такую красивую, как террасы возле фонтана. С одной стороны возвышалась живая изгородь, с другой – кирпичная стена, затянутая плющом словно кружевной занавеской. Тут и там на стеблях желтели пушистые шарики, и над ними витали пчёлы. Эмми не знала, что это за лиана, но блеск тёмных листьев ей нравился. Она задержалась посмотреть на трудолюбивых и юрких пчёлок и жирных, пушистых, лениво перелетающих с цветка на цветок шмелей. Поняв, что мальчишки уже возвращаются к дому, Эмми поспешила дальше. Внезапно её остановила звонкая трель над головой. Эмми сделала шаг назад и задрала голову к небу. Может, это Артур с Джоуи забрались на стену и свистят, чтобы её подразнить? Но нет – на стене сидела миниатюрная птичка с красной грудкой и с любопытством глядела на девочку. – Реполов! – удивилась Эмми. Она и не ожидала, что когда-нибудь увидит его вживую. Мисс Роуз показывала им, как рисовать красногрудых птичек на рождественских открытках, но для Эмми они всегда казались такими же далёкими и волшебными, как и другие атрибуты праздника – хлопушки, набитые подарками чулки, верблюды. Реполов подался вперёд и склонил голову набок. Пёрышки у него были серые, мягкие на вид, и лёгкий ветерок лохматил пушистую красную грудку. Он снова затянул свою песню, глядя на девочку чёрными глазами-бусинками. – Ты догадался, что я здесь новенькая, – прошептала Эмми. – И не такая, как другие. Мисс Сауэрби сказала, в поместье давно не было девочек. – Она подошла ближе и посмотрела на блестящий клюв, дрожащий от бодрых трелей. Ей казалось, будто всё это во сне. Вдруг реполов замолк и застенчиво, но в то же время гордо взглянул на Эмми. Тогда она сложила губы трубочкой и посвистела в ответ. – Мне пора, – прошептала она. – Нас ждут к урокам, а я, наверное, уже опаздываю. Не то чтобы мне хотелось туда идти… – Эмми осеклась. Она что, в самом деле оправдывается перед птицей?! Но глаза у реполова были такие ясные и блестящие, и казалось, он всё понимает. Он перелетел с ветки на ветку, а затем исчез из виду, махнув на прощание хвостом. Эмми развернулась и побежала обратно по тропинке, через арку в изгороди и мимо фонтана, наверх по склону, и в классную комнату ворвалась уже вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся. – Господи! – воскликнула мисс Роуз. Артур и Джоуи ухмыльнулись. Они-то не опоздали! – Я заблудилась, – поспешно объяснила Эмми. – Не могла найти нужную дверь. Мальчик, стоящий подле мисс Роуз, хмыкнул, напомнив о себе. – Ах да, – сказала мисс Роуз. – Джек, знакомься, это Эмми. Ей тоже десять, как и тебе. Эмми едва сдержалась, чтобы не вздохнуть. Ей всегда было обидно, что в приюте нет её ровесников, но она не собиралась заводить дружбу с противным мальчишкой, который корчит рожи за перилами лестницы, только потому, что ему десять лет! Особенно если ей это навязывают… – Эмми, это Джек, сын миссис Крейвен. Он учился в пансионе, но когда он подхватил корь, ему пришлось на время вернуться домой. – Я скоро уеду, – проворчал мальчик. – Может, уже завтра. – Разумеется, – с улыбкой произнесла мисс Роуз. – А пока будешь заниматься с нами. Мальчик фыркнул. Эмми, Джоуи и Артур смотрели на него с подозрением. Сейчас всех троих объединяла неприязнь к чужаку. Который, правда, имел полное право находиться в этом доме – в отличие от них. – Он из пансиона, – повторил Артур на ухо своему приятелю, когда Джек сел за стол. – Значит, тот ещё чудик. Джек посмотрел на него исподлобья, но ничего не сказал. Он всё занятие сидел тихо, щёлкая математические задачки как орешки. И когда мисс Роуз вернулась от стола, где младшие дети выводили буквы, протянул ей листок с решёнными уравнениями. Учительница, похоже, немного удивилась, как быстро он со всем расправился. Эмми, Артур и Джоуи с отвращением уставились на мальчишку. Мало того что заносчивый – так ещё и умник! Джек опустил глаза, и как только мисс Роуз с заметным облегчением в голосе объявила, что уже половина четвёртого, встал из-за стола и выскользнул из комнаты. – Вот задавака, – проворчал Джоуи себе под нос, и Эмми, к их общему удивлению, кивнула. Глава четвёртая Они не могли пойти в церковь и потому в воскресное утро обошлись тем, что пели гимны, вполуха слушали, как мисс Ласкоув читает библейские истории, и нетерпеливо поглядывали на часы на каминной полке. В одиннадцать их отправили вниз, в людскую, к горничным и садовникам. Детей усадили на неудобные стулья вокруг полированного деревянного радиоприёмника. Местная кухарка вместе с миссис Эванс приготовила чай, но пить его почти никто не стал. «Наверное, здесь все собрались», – подумала Эмми, пытаясь незаметно подсчитать прислугу. За завтраком мисс Ласкоув объяснила, что премьер-министр должен сделать важное объявление по радио. Всё утро она была как на иголках, и даже приветливая мисс Сауэрби заметно нервничала. В ту минуту, когда первые слова, «Говорит Лондон», разнеслись по залитой светом комнате, к ним присоединились миссис Крейвен и Джек. Один из младших садовников поспешно уступил хозяйке место. Она улыбнулась и похлопала его по руке. Джек прислонился к маминому плечу и бросил холодный взгляд на сирот. Артур и Джоуи катали по трещине в каменном полу красочный стеклянный шарик, а Томми жаловался мисс Роуз, что хочет есть. Однако постепенно, слушая льющийся из приёмника голос, полный горечи и отчаяния, затихли даже самые маленькие дети. Мисс Ласкоув держала Руби у себя на коленях, и Эмми заметила, как всего на секунду смотрительница уткнулась лицом ей в волосы, словно в поисках утешения. От потрясения Эмми не сразу поняла смысл слов мистера Чемберлена. «Иными словами, Англия вступает в войну с Германией». Но ведь она уже это знала. Именно поэтому их и увезли сюда из Лондона, разве не так? Или в глубине души они надеялись, что всё обойдётся? Эмми незаметно оглядела собравшихся. Липкое чувство страха расползалось по комнате будто живое существо. Эмми вздрогнула, когда печальный голос внезапно стих и зазвенели колокола. Кто-то ахнул. Люди, до этого больше похожие на ледяные скульптуры, зашевелились. Горничные повернулись обнять друг друга. Многие из них плакали. – Тсс, слушайте, – сказала мисс Сауэрби, кивнув на радио. Теперь по нему передавали о воздушных сиренах и бомбоубежищах. – Мы можем укрыться в подвале, – добавила она, вопросительно взглянув на хозяйку. – Там безопаснее всего. Миссис Крейвен кивнула и прокашлялась: – Начнём готовиться сегодня же. Вряд ли они сюда придут, но на всякий случай… – Мы можем сколотить двухэтажные койки для подвала, мэм, – предложил один из садовников. – И принести туда масляные лампы. Тут по радио заиграл гимн Великобритании, и все вскочили на ноги, увлекая за собой растерянных детей. Никто не подпевал. Только слушали, склонив голову. «Интересно, – подумала Эмми, – маленькие принцессы и король ещё в Лондоне? Или их тоже вывезли?» Мисс Ласкоув предложила после обеда спуститься в подвал помочь слугам прибраться и подмести пыль, но Эмми и подумать было страшно, как там темно и жутко, несмотря на фонари, и она тайком выбежала на улицу. Они провели уже две ночи в поместье Мисселтвейт, и даже на верхних этажах ей часто становилось не по себе. Крошечная свеча на прикроватной тумбочке не могла тягаться со всепоглощающим мраком за окнами. Ночи в Йоркшире казались намного чернее лондонских, а звёзды мигали холодно и неприветливо. Правда, когда Руби пожаловалась на темноту, мисс Ласкоув сказала, что в городе сейчас не лучше: там погасили все уличные фонари. Ведь началась война. Вся страна погрузилась во тьму, чтобы вражеские самолёты не могли разобрать дороги и увидеть, куда сбрасывать бомбы. Эмми поёжилась и поспешила к свету и теплу зелёных садов. Она провела пальцами по кирпичной стене, тянущейся вдоль дорожки, и посмотрела на свою ладонь. На ней осталась красноватая пыль. Эмми потёрла руки и пошла дальше. Она уже знала, что эта дорожка огибает все огороды и фруктовый сад, и ей очень нравилось по ней гулять. Она осмотрела ещё далеко не весь парк, только небольшую его часть, но пока её особенно привлекали огороды – растения под причудливыми стеклянными колпаками, высокие деревянные башенки, обвитые чем-то похожим на горох или фасоль. А сколько там было потайных уголков и местечек, где можно спрятаться или пошпионить за кем-нибудь! Стена была истёртой и мягкой на ощупь, и между кирпичами проглядывали бархатистые подушки бледного мха. Эмми заметила открытую калитку и подошла в неё заглянуть. Она не старалась держаться теней и укромных мест – в саду всё равно, скорее всего, никого нет. Садовники слушали сообщение премьер-министра вместе со всеми, даже те, кто был женат и обычно проводил выходной у себя дома. Если бы началась воздушная атака, они бы тоже скрылись в подвале особняка со своими семьями, поэтому все сейчас помогали укреплять балки и сколачивать мебель. Угольный бункер мог послужить запасным выходом – на случай, если дом обрушится. Когда дворецкий это сказал, все в ужасе уставились на него. Бедняга покраснел и виновато посмотрел на детей, но в следующую секунду как ни в чём не бывало пожал плечами. Он знал, что такое война. Сражался на Сомме, видел, какие кратеры в земле оставляют после себя взорвавшиеся бомбы. А сейчас их наверняка делают ещё более мощными… Разумеется, рядом с Мисселтвейтом нет аэродрома и он стоит довольно далеко от городов – но не слишком далеко от побережья. Тогда все собравшиеся тоже закивали и нервно сглотнули, стараясь не думать о тяжести каменных этажей у себя над головой. Никто не запрещал детям заходить в огороды, но до этого на грядках всегда трудились садовники, когда бы Эмми ни заглядывала в калитку, а ей совсем не хотелось с ними общаться. Один из них спросил, как она прижилась в поместье, и тепло улыбнулся, но в ответ Эмми только посмотрела на него исподлобья. Она старалась всех избегать, в отличие от Артура и Джоуи, которые быстро обнаружили, что во фруктовом саду растут яблоки и сливы и, если помогать садовникам выдирать сорняки и подбирать камни, те не станут обращать внимания, что мальчишки лазают по деревьям. Сейчас на огородах было пусто, тепло и тихо. Эмми могла спокойно обойти все тропинки, поглазеть на овощи, не все из которых узнавала, потому что видела их только чищеными и варёными. Может, ей удастся снова встретить того реполова? Она с надеждой огляделась по сторонам. Птицам ведь нравятся овощи, правильно? А в последний раз он как раз сидел на увитой плющом стене совсем недалеко отсюда. Осторожно ступая, Эмми обошла грядки с бобами, свисающими с опор, и чуть не споткнулась о садовника, который подвязывал стебли. Она ахнула и отпрыгнула назад, а потом отступила ещё на шаг, когда он поднял голову: – А ты кто будешь? Эмми ответила не сразу. Не то чтобы она не поняла его из-за йоркширского акцента – слова садовника звучали неразборчиво из-за шрамов, которые покрывали половину его лица. Эмми нервно сглотнула: – Мне сюда можно. – Да я разве говорил, что нельзя? – А почему вы не с остальными? Не готовите койки и… и всё такое? – Койки? – переспросил садовник. – Да, чтобы в подвале было на чём спать. Нам сказали, что из него сделают бомбоубежище. Потому что война началась. Она впервые сказала об этом вслух, напрямую. Ей думалось, что это прозвучит более драматично, но нет. – Неужто? – пробормотал он. – Так вот ты кто, значит. Ты из тех лондонских ребятишек, о которых миссис Крейвен давеча упоминала. – Да. Вы сегодня не ходили в людскую, когда включали радио? Я думала, там были все. Тогда и объявили про войну. – Может, не всем охота о том слушать, – отрезал садовник. Эмми робко шагнула к нему. Ей очень хотелось спросить его про шрамы, но она не знала, как подобрать слова, чтобы не обидеть. Скорее всего, он пострадал на войне. Рабочий, который приходил каждые несколько недель в приют точить ножи, тоже воевал в Первую мировую и до сих пор сильно хромал. Пока Эмми думала, как бы вежливо задать вопрос, мимо неё пронеслось серо-красное пятнышко. Птичка приземлилась между девочкой и садовником и с любопытством на них посмотрела. – Ой, тот реполов! – воскликнула Эмми и наклонилась, чтобы лучше его рассмотреть. – Ты что, его знаешь? – спросил садовник, задумчиво наморщив лоб. – Вчера видела. Он сидел на стене, которая вся в таких больших зелёных листьях… – То бишь в плюще, – уточнил садовник.