Шли в тишине. Единственными звуками было потрескивание сухой листвы под их ботинками да шелест ветра в ветвях. Кроны деревьев стали ярко-желтыми, бархатисто-оранжевыми и насыщенно-красными. Если бы не приходилось смотреть под ноги, Кларк, наверное, могла бы любоваться ими весь день. Солнечные лучи, проглядывавшие меж листьев, заливали Кларк, Беллами и Уэллса золотым сиянием. Воздух стал куда холоднее, чем два дня назад, и казался ароматным и пряным. Кларк поежилась. Хотелось бы ей, чтобы у нее была другая куртка! У них уже собралось некоторое количество шкурок, добытых Беллами и другими охотниками, но их было пока маловато. Пройдет немало времени, прежде чем каждого колониста можно будет одеть в меха. Беллами, ни слова не говоря, на ходу обнял ее и прижал к себе. От Макса пришло известие, что завтра будут похороны Саши, и поэтому они втроем направлялись к Маунт-Уэзер. Уэллс держался немного впереди, и Кларк не тревожила его. Среди хаоса и неразберихи последних дней у юноши едва ли нашлось время осмыслить свою утрату, и сейчас он был благодарен за возможность остаться наедине с собственными мыслями. Но сердце Кларк все равно ныло от боли за Уэллса, когда она видела, как тот, задрав кверху голову, разглядывает деревья, будто ожидая, что Саша может в любой момент соскользнуть с одного из них на землю. А может, он смотрел на эту разноцветную листву, пытаясь принять тот факт, что ему не суждено поговорить с Сашей об их красоте, не суждено увидеть, как они, падая, опускаются на ее темноволосую голову. Когда теряешь близких, хуже всего то, что ты постоянно ловишь себя на мысли, что никогда уже не сможешь, как раньше, делиться с ними своими мыслями и переживаниями. Когда Кларк считала, что ее родители мертвы, ей часто казалось, что сердце разорвется, не способное вместить все эти невысказанные мысли и чувства. Однако, когда их троица оказалась неподалеку от Маунт-Уэзер, Кларк прибавила шагу, догнала Уэллса и взяла его за руку. У нее не было слов, которые смягчили бы его горе, ей просто хотелось напомнить Уэллсу, что ему не придется нести свою боль в одиночку. Они пройдут через это вместе. До поселения наземников ребята добрались перед самым закатом. Стоило им только постучать, как Макс открыл дверь, словно зная, кто за ней. Его домик стал душераздирающе опрятным. Детали разобранных механизмов, которые раньше валялись у него на столе, сейчас были убраны. Их место заняли бесчисленные блюда с едой. – Пожалуйста, угощайтесь, – сказал Макс, указывая на накрытый стол. Никто из ребят не чувствовал голода, однако они сели за стол и принялись рассказывать, что произошло после того, как их увели из Маунт-Уэзер. Макс уже знал о нападении на лагерь, но ничего не слышал о том, что Вице-канцлер поставил на голосование новый состав Совета. – И что, ты тоже вошел в этот Совет? – впервые за вечер улыбнувшись, спросил он Беллами. Тот кивнул, слегка покраснев от смущения и гордости. – Да, уж поверьте мне, я не меньше вашего удивился, когда меня избрали, но я просто даю людям то, что им хочется получить. – И Уэллса тоже выбрали, – сказала Кларк. – Строго говоря, даже раньше, чем Беллами, – и она улыбнулась, переводя взгляд с одного парня на другого. Беллами вернул ей улыбку, но Уэллс оставался серьезным. – Я очень рад это слышать, – сказал Макс, опуская руку на плечо Уэллса. – Вашему сообществу повезло, что у него есть такой замечательный молодой лидер. Я знаю, что твой отец гордился бы тобой. И все мы тобой гордимся. – Спасибо, – сказал Уэллс, впервые встречаясь с Максом глазами. Когда ребята помогли Максу вымыть посуду, тот рассказал им план на завтра. – Мы по традиции хороним наших умерших на рассвете, – поведал он. – Мы верим, что рассвет – это время обновления. Конец и начало неразделимы, как мгновение перед восходом и мгновение после него. – Как это прекрасно! – негромко сказала Кларк. – После Катаклизма, – продолжал Макс, – нашим предкам пришлось бороться с опасениями насчет того, что тьма не всегда сменяется светом. Солнце и вправду могло однажды не встать. Тогда и появилась эта традиция. Мы на самом деле благодарны солнцу, когда оно всходит, положив начало еще одному дню. – Могу поспорить, что Саше это нравилось, – сказал Уэллс с улыбкой, которая, впрочем, так и не затронула его глаз. Но что-то в его лице изменилось, подумала Кларк, разглядывая Уэллса в свете свечей. Оно стало жестче, но и мудрее. – Макс, вы не будете возражать, если я переночую в домике на дереве? – спросил Уэллс. – Ночуй. Но там будет довольно-таки холодно. – Со мной все будет хорошо. А утром мы все увидимся. – Я пойду с тобой, – поднялась на ноги Кларк. – Хочу еще разок проверить радиорубку, если это возможно. – Конечно, – кивнул Макс. Беллами остался составить компанию Максу, а Кларк и Уэллс вышли в ночь. – Ты уверен, что с тобой ничего не случится, если ты всю ночь один пробудешь под открытым небом? – спросила Кларк, когда они подошли к домику на дереве. Уэллс посмотрел на нее как-то странно: казалось, ему одновременно и грустно, и забавно. – Я буду не один, – сказал он тихо. – На самом деле нет. Кларк незачем было спрашивать у него, что он имеет в виду. Сжав руку Уэллса и быстро поцеловав его в щеку, она оставила молодого человека один на один с его воспоминаниями. Она поспешила ко входу в Маунт-Уэзер и спустилась в бункер, к ставшей такой знакомой радиорубке. Пальцы привычно крутили ручки настройки. Полагаясь лишь на мышечную память, они выставляли параметры, которые особенно нравились Кларк. Сегодня она начала с той же комбинации, что и в тот день, когда она вдруг услышала мамин голос. Ей отчаянно, до боли хотелось снова услышать его. Прошел час, не принеся никаких результатов. Кларк даже не была уверена, что этот треск и шипение доносятся из динамика, – может быть, они звучали лишь в ее голове. Разболелась спина, в висках пульсировала кровь. И в любой момент за ней мог прийти Беллами. Кларк встала, потянулась, закинув за голову руки, нагнулась влево, вправо, потрясла кистями. Она знала, что пора выключать систему, но пока не была готова это сделать. «Еще разок, – уговаривала себя Кларк, – только один». И, усевшись, снова взялась за ручки настройки. Она так сосредоточилась на доносящихся из динамиков звуках, что почти не обратила внимания на раздавшийся в коридоре звук шагов, пока тот не зазвучал под самой дверью радиорубки. Шаги были быстрыми и тяжелыми. «Наверное, сейчас больше времени, чем мне казалось», – подумалось девушке. Кларк крутнулась на своем сиденье и уставилась на дверь. – Беллами, – окликнула она, – это ты? Макс? Но из коридора теперь не доносилось ни звука, словно те, кто там был, притихли. Кларк поднялась со своего места, чувствуя, как встают дыбом волоски на шее. Уж конечно, Беллами не стал бы разыгрывать ее таким образом, особенно после того, через что им пришлось пройти. Может, это вернулись враждебные колонистам наземники? В комнату один за другим вошли два человека. Прежде чем девушка успела понять, что происходит, ее уже обнимали две пары рук, и она плакала слезами радости. Это был не Беллами. Это были ее родители. На следующее утро Кларк, Уэллс и Беллами, поеживаясь в холодной темноте, стояли плечом к плечу на крутом берегу реки. Перед их взорами ряд за рядом тянулись торчащие из земли могильные камни с нечитаемыми в этот ранний час именами. Макс молча застыл в изголовье пустой могилы, не сводя с нее глаз. Рядом лежало тело Саши, плотно завернутое в саван цвета земли, в которую его так скоро опустят. Кларк провела эту ночь беседуя с родителями, если, конечно, поток слов, рыданий и смеха, что неумолчно бурлил после воссоединения семьи, можно назвать беседой. Папа и мама были теперь куда более худые, чем помнилось Кларк, отец носил полуседую бороду, но в остальном они совсем не изменились. Справившись наконец со слезами, мама забросала Кларк вопросами о суде, о тюремном заключении и о путешествии на Землю. А вот папа почти ничего не говорил, лишь улыбался дочери, держа ее за руку и не сводя с нее глаз, словно она могла в любой момент раствориться в воздухе. Кларк рассказала, как ее забрали из камеры, об ужасной катастрофе при посадке, о Талии, Уэллсе, Беллами и Саше. С каждым произнесенным словом она чувствовала себя все свободнее. Теперь ей казалось, что у нее было два комплекта воспоминаний, и она волокла их на себе больше года: память о том, что произошло, и предположительная реакция родителей на все эти события. И теперь ей становилось все легче с каждой папиной улыбкой и с каждым маминым восклицанием. Кларк отчаянно хотелось услышать рассказ родителей об их житье-бытье на Земле, но к тому времени, когда мамины вопросы иссякли, ночь тоже была на исходе. Они решили, что папе с мамой лучше остаться в Маунт-Уэзер. Пусть наземники и неплохо к ним относятся, но память о предательстве первых достигших Земли колонистов была слишком свежа, и внезапно заявиться на похороны было бы опрометчиво. Кларк стояла теперь между Беллами и Уэллсом, и в душе ее царила странная смесь эйфории и скорби. На Земле подобное случалось часто: тут постоянно происходило слишком много всего, и ей постоянно приходилось испытывать несколько чувств сразу. Она покосилась на Уэллса, гадая, происходит ли с ним нечто подобное или он безраздельно поглощен своим горем. Из-за горизонта показалось солнце, озаряя небо оранжевым и розовым, и Макс отнес свое единственное дитя в место вечного упокоения. Хриплым голосом, от которого грудь Кларк сдавила боль, он поделился с собравшимися своими самыми яркими воспоминаниями о дочери. Слушая его, люди то начинали улыбаться, то им на глаза наворачивались слезы. Утерев наконец бежавшие по его собственным щекам слезинки, Макс обернулся к Уэллсу и спросил, не хочет ли тот что-нибудь сказать. Уэллс кивнул, выпустил руку Кларк и шагнул вперед. – Чувства, которые связывают нас с другими людьми, не зависят ни от географии, ни от расстояний, – начал Уэллс. Кларк видела, что он весь дрожит, но голос его был сильным и ясным. – Мы с Сашей выросли в двух совершенно разных мирах, и каждый из нас мечтал о том, что казалось недостижимым. Я смотрел на Землю из космоса, не зная, есть ли там какая-то жизнь. Может быть, гадал я, нога человека никогда больше не ступит на эту планету, а может быть, это случится еще при моей жизни. А Саша смотрела вверх, – тут он показал на исчезающие звезды, едва видимые на темно-синем небе, – и думала, есть ли там кто-нибудь. Выжил ли кто-то из тех, кто некогда отправился в космос? Смогли ли люди несколько сотен лет поддерживать свое существование среди звезд? Нам обоим казалось маловероятным, что мы сможем узнать ответы на свои вопросы. Но миллион факторов толкнул нас навстречу друг другу, и мы получили ответы. Мы нашли друг друга, пусть и очень ненадолго. – Уэллс глубоко вдохнул, а потом сделал медленный выдох. – Саша стала для меня ответом. Кларк почувствовала, что по телу побежали мурашки, хотя к тому времени холодно уже не было. Уэллс все сказал просто замечательно. То, что случилось с ними на Земле, казалось таким неправдоподобным, таким удивительным! И в то же время последние месяцы были для нее куда реальнее, чем все проведенные в Колонии годы. Кларк едва могла припомнить, каким был ее день, когда утро начиналось без свежего воздуха, росистой травы и пения птиц. Ей трудно было представить, как она долгие часы работала при свете флуоресцентных ламп в медицинском центре Колонии, вместо того чтобы лечить своих пациентов в тех условиях, для которых и были некогда созданы их тела, – при солнечном свете. Она попыталась представить себе, как сложилась бы ее жизнь, если бы не совпадение многочисленных случайностей. Допустим, она не рассказала бы Уэллсу об опытах, которые ставят ее родители, он не донес бы об этом отцу, а ее не заперли бы в Тюрьме. Тогда Уэллс не испортил бы шлюз, и сотню не отправили бы на Землю… только вот ее воображение пасовало, тонуло в сплошной черноте. То, что было, прошло. Теперь ее жизнь тут. Кларк смотрела, как несколько друзей Саши подняли ее тело и осторожно опустили в могилу. Она беззвучно прошептала последнее «прости» девушке, не без помощи которой Земля стала их домом и которая вернула к жизни Уэллса, когда того накрыла тьма. С ним все будет хорошо, сказала себе Кларк, глядя, как он присоединился к наземникам, которые горсть за горстью кидали землю в могилу. Если Кларк что-то и узнала на Земле, так это то, что Уэллс был куда сильнее, чем ему казалось раньше. Да и все они тоже. Беллами наклонился к Кларк, взяв ее за руку, и шепнул: – Мы сходим посмотреть, как там твои родители? Она повернулась к нему, склонив голову набок, и поддразнила: – Не думаешь ли ты, что знакомиться с моими родителями пока несколько преждевременно? В конце концов, мы встречаемся меньше месяца. – Ну, типа, месяц на Земле идет за десять лет в космосе, разве нет? Кларк кивнула: – Ты прав. Полагаю, это означает, что я не смогу на тебя злиться, если ты через несколько месяцев передумаешь, потому что по сути это будут десятилетия. Беллами обнял ее за талию и притянул к себе. – Кларк Гриффин, я хочу провести с тобой целую вечность. Она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Рада слышать, потому что пути назад для нас нет. Мы тут навсегда. Как только она произнесла эти слова, на нее снизошло странное умиротворение, немедленно смягчившее боль этого дня. Это было правдой. Проведя в космосе три века и отчаянно стремясь вернуться на Землю, они наконец-то сделали это. И наконец-то были дома. Благодарности