– Настоящий мужчина не должен бояться громких звуков, – послышалось в ответ, и тотчас же раздался плач ребенка. Шесть месяцев прошло после гибели Роберта и Марии. Семь – с того дня, как исчезла Ирэн. Мартин выбросил из дома все, что напоминало ему о ней. Переселился в другую спальню, купил новую кровать и никогда больше не приводил в дом женщин. Кроме того, он решил уехать из Нью-Йорка и сейчас подыскивал особняк в Майами. Стивен Хоупс звонил каждую неделю, сообщая о результатах поисков Ирэн и ее любовника. Он с помощниками вот уже семь месяцев подряд прочесывали всю Мексику вдоль и поперек. Выяснилось, что после Сан-Диего парочка взяла билеты до Гвадалахары. Дальше их след терялся. И вместе с ним блекла надежда Мартина отомстить за свою боль. В кабинет вошел Рафаэль, держа в руках бутылку виски и один стакан. – Пацан уснул. Выпьешь со мной? – Раф ехидно улыбнулся, прекрасно зная, что Мартин не пил с того печального дня, когда его верный друг высадил дверь в его спальне. – Нашел дом? Мартин кивнул. – Где? – Во Флориде. – Ясно, что не в Австралии, – Раф нисколько не смутился по поводу нежелания Мартина продолжать разговор. – Не очень-то любезно с твоей стороны подобным образом вести беседу. Мартин проигнорировал замечание и посмотрел в свой ежедневник. – На следующей неделе лечу в Милан, у меня встреча с Бруни. Раф сделал смачный глоток из стакана. – Слышал, в прошлом месяце Бруни избрали в депутаты. Я так и не понял, Мартин, как ты на него вышел? Мартин усмехнулся: – Сальваторе Маццола помог. Ему нужен свой человек в парламенте, и поэтому он толкает Бруни вверх. Через несколько лет сделает его сенатором. Но Бруни – скользкий червь, за ним нужен постоянный контроль. – Поэтому ты и летишь в Италию? Мартин кивнул. – А зачем Маццола понадобился свой человек в итальянском парламенте? – Это не наши вопросы, – отрезал Мартин. – Наша работа состоит в том, чтобы проверить, все ли в порядке, и, если есть ошибки, – устранить их. Рафаэль многозначительно улыбнулся. Зазвонил телефон. – Тэрстон, – сказал он и через мгновение протянул трубку Мартину. – Тебя, Стив. Рафаэль увидел, как внезапная ярость вспыхнула на лице Мартина. Он ненавидел моменты, когда Мартин так резко менялся на его глазах, ненавидел это страшное преображение, когда он из спокойного человеческого состояния превращался в тигра. Он боялся такого Мартина и, зная, к каким последствиям это может привести, интуитивно прикрыл глаза. – От мужчины избавиться, ее не трогать. Ждать меня! Я вылетаю! – Мартин как-то странно посмотрел на Рафа и просто сказал: – Ирэн нашли. – Я уже понял, – Рафаэль взял в руки листок бумаги. – Поса-Рика-де-Идальго, ранчо «Толедо», – прочитал он и через силу усмехнулся. – Мне ехать с тобой? – Останься с мальчиком. * * * Мартин долетел до Мехико, где в аэропорту его уже ждала машина. Всю дорогу он молчал, страшась той минуты, когда он наконец увидит Ирэн. Он вспомнил ее лицо, темные серые глаза, гладкую кожу и понял, что все еще любит ее. Они проехали Поса-Рика и направились дальше, к заливу Кампече. Мартин улыбнулся, подумав, что она всегда хотела жить у моря. Ранчо «Толедо» представляло собой небольшую, но вполне ухоженную усадьбу. Вокруг небольшого одноэтажного дома был разбит сад. По двору ходили куры, а в маленьком сарае, заходясь в голодном припадке, визжали свиньи. Неужели здесь живет его маленькая Ирэн? Она, привыкшая к драгоценностям, нарядам, обедавшая исключительно в ресторанах, теперь возится в огороде? Мартин вошел в дом. Светлые занавеси были опущены, вещи валялись в полнейшем беспорядке. Сломанные стулья, разбитые цветочные горшки – и мертвый Нилов, прикрытый покрывалом. Он переступил через тело и прошел в дальнюю комнату, из которой слышались голоса его парней. Ирэн, бледная, в простом коротком платье, сидела на стуле и держала на руках новорожденного ребенка. Мартин быстро подсчитал в уме, что ребенок был зачат, когда они еще были вместе. – Мой? – спросил он. – Нет, Михаила, – тихо ответила она. В ее голосе не было страха, и это не понравилось ему. Он ударил ее по щеке. Она знала, что произойдет дальше, но не просила о пощаде. Ирэн молчала, только из глаз ее медленно текли слезы. Она прошептала, крепко прижимая младенца к груди: – Только не ее, умоляю… Она протянула ему ребенка, и Мартин, повинуясь этому ее последнему желанию, взял мирно спящую девочку из ее рук. Больше он ничего не сказал, лишь кивнул своим людям, чтобы они продолжили начатое, и вышел, держа на руках дитя той, что предала его. * * * Когда Мартин принес девочку в комнату Габриэля, то вдруг вспомнил, что он не знает, как ее зовут. Мартин всмотрелся в ее спокойные темно-серые глаза и неожиданно для самого себя улыбнулся: – Клементина, тебя зовут Клементина! Девочка беспокойно зашевелилась в его руках и вдруг разразилась громким плачем. – Ничего себе, – услышал он позади себя веселый возглас, – у девчонки глотка, как у боцмана! И кто это? – Клементина, сестра-близнец Габриэля и моя племянница. – Ну, у тебя, Мартин, и фантазия, – рассмеялся Рафаэль, разглядывая малышку. – Голодная, наверное! Он убежал в кухню и через несколько минут вернулся с теплой бутылочкой. – Давай сюда. Он попытался забрать Клементину из рук Мартина, но тот увернулся и голосом, не терпящим возражений, сказал: – Я сам. – Ты же никогда не кормил ребенка, – удивился Рафаэль. – Всегда приходит время, когда нужно начинать. Мартин удобно положил малышку на руку и с улыбкой смотрел, как она жадно сосет молоко. – Завтра необходимо выправить все бумаги на имя Клементины Хаксли. Записать ее одним числом рождения с Габриэлем. – Ясно, – промычал Рафаэль. – И, это… нянька нужна. Его дамочка, – кивком головы указав на спавшего в своей кроватке Габриэля, – не справится с двумя. Поздней ночью Мартин все еще сидел в детской комнате, наблюдая за Клементиной. «Спи, малышка! Спи сладко, маленькая принцесса… А завтра, когда ты проснешься, перед тобою будет лежать весь мир…» ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА 7 Рафаэль сидел на террасе в ротанговом кресле и держал на сгибе одной руки Клементину, а на другой – Габриэля. Из одежды на нем были только шорты, сандалии лежали рядом, и он блаженно тер босыми ногами о теплый пол. Мартин, сидя чуть в сторонке, просматривал бумаги. Периодически он поглядывал на почти голого Рафа и недовольно хмыкал. Наконец он не выдержал и раздраженно сказал: – Иди накинь на себя что-нибудь. – Ага, сейчас. – Рафаэль даже не сдвинулся с места. – Я собираюсь немного загореть. – Он рассадил детей по коляскам. – Вчера мы были у врача. Ты представляешь, этот недоумок сказал, что Клементина отстает в развитии в сравнении со своим братом! Я найду другого специалиста, который не будет наговаривать на девочку. – Доктор Вейман – самый лучший педиатр в Майами. И, как мне кажется, он знает, что возраст Клементины гораздо меньше указанного в ее документах. Просто он дипломатично молчит по этому поводу. Клементина, словно почувствовав, что говорят именно о ней, повернулась к Рафаэлю и криком потребовала, чтобы ее взяли на руки. Если ей чего-либо хотелось, она всегда брала свое криком. Нет, в глазах ее не появлялись слезы, она вообще никогда не плакала – она просто кричала. В доме были обустроены две прекрасные детские комнаты, но каждый раз, оставаясь одна, Клементина ревом поднимала весь дом на ноги, заставляя перенести себя к Габриэлю. Мартин долго старался приучить ее спать одной в своей комнате, но это не приносило результатов. Клементина заходилась в жалобных воплях, успокаиваясь только рядом с братом. Мартин и Раф не раз наблюдали, с каким удивительным спокойствием Габриэль относится к сестре. Уже уверенно стоявший на ногах, он неотступно помогал Клементине, еще только учившейся ходить. Водил ее за ручку, поднимал, когда она падала, в общем, вел себя по-мужски, как говорил Рафаэль. Мягкий и нежный Габриэль был полной противоположностью Клементине, которую в доме прозвали «маленьким деспотом». Она доводила прислугу до слез своими капризами и упрямством. Няньки менялись одна за другой, не выдерживая характера юной мисс Клементины. Жаловаться на поведение девочки Мартину было бесполезно, потому что он сам культивировал в ней дерзость и тщеславие. Он смеялся, когда она отказывалась от не понравившегося ей блюда, и приказывал подать малышке что-нибудь другое. Восхищался, когда девочка заставляла других делать то, что она пожелает. Он потакал всем ее прихотям, но в то же время учил ее дисциплине и послушанию, умению контролировать эмоции и способности подчинять своей воле других. – Клементина стала слишком уж набирать в весе, – проговорил Мартин, рассматривая пухлую малышку.