– Я предлагаю работу, которая нужна добытчикам гелия, потерявшим свои контракты из-за коммерческой бесхозяйственности «Маккензи Гелиум», – говорит Лукас. – Корта своих людей не бросают. – Ариэль сказала, что ты пыталась заключить с ней контракт. – Она наверняка рассказала тебе и о том, что ответила мне, – говорит Аманда. – Я с ней поговорю. – Она не примет твой контракт. – Семья есть семья, – возражает Лукас Корта. Желтая лента поперек временного газоуплотнения предупреждает, что по ту сторону – вакуум. Аманда Сунь заглядывает в иллюминатор и видит щебень, старую пыль, новый лифт и груды строительного материала. – Здесь взорвали аварийный шлюз. Разгерметизация Боа-Виста произошла через это место. Мы нашли Рафу в полукилометре отсюда, на поверхности. – Хватит, Лукас. – Ты слишком щепетильна для женщины, которая пыталась меня убить. – Как я уже сказала твоей сестре, тогда ты не был Орлом Луны. Лукас морщится. «Он разучился скрывать чувства, – замечает Аманда Сунь. – Земля обошлась с ним жестоко, сломила». – Я буду бороться до последнего вздоха и удара сердца, чтобы Лукасинью никогда не попал во Дворец Вечного света. – Ты неправильно меня понял, Лукас. Лукасинью сейчас лучше всего в Университете. Но не надо спорить, потом его следует перевезти в Шеклтон. Университет восстановит его память. Конечно, ты им дорожишь, ты о нем всячески заботишься, но с тобой Лукасинью всегда будет в опасности. А со мной он получит стабильность и уход. Защиту. Любовь. Вам, Корта, следовало научиться одному: как правильно любить. Но вы этого так и не сумели. Шепот цзюньши раздается в ту же секунду, как Чжень, фамильяр Аманды, подает сигнал тревоги. Она видит по лицу Лукаса, что он получил такое же известие. – Надо эвакуироваться, – говорит Лукас. В это время эскольты и уши занимают оборонительную позицию. – Боа-Виста атакуют. – Что происходит? – На общем канале – хаос голосов, криков, воплей ужаса. В абсолютной тьме колышутся и мечутся туда-сюда налобные огни скафандров. Метки с именами мелькают на линзе Финна Уорна: внутренний дисплей его скафандра демонстрирует, как призрачные фигуры бегут по туннелю. – Доложите! – Столкновение! Это Чарли Тумахай из команды подрывников. – Сколько их? – спрашивает Финн Уорн. – Гребаные бразильцы выходят из стен! – кричит Тумахай. Его идентификационная метка вспыхивает белым и исчезает. – Твою мать! – кричит Финн Уорн. Заминировать шлюз Санта-Барбары – рутина. Заминировать лифты Сан-Себастиана – не вопрос. Все служебные, второстепенные и аварийные шлюзы Жуан-ди-Деуса, порты БАЛТРАНа, железнодорожная станция, системы кондиционирования и водопровод – повсюду распределены защищенные от взлома заряды. Команду он отбирал вручную. Никаких сантиньюс. Только самые надежные оперативники «Маккензи Гелиум». Старый трамвайный туннель – последнее и ерундовое дело. Надо перерезать последний путь к отступлению. Но теперь это путь к вторжению. Корта идут. – Хайме! Садики! Кто-нибудь! – Что прикажете, босс? – Это Никола Ган из команды инженеров, которая обычно работает в восточном секторе Океана Бурь. Что он прикажет… Что прикажет?! – Отступайте. Выбирайтесь оттуда. – Финн Уорн на миг замирает в своем бронированном скафандре, во тьме. Перед его внутренним взором проносятся варианты. Как же быть? – Забирайте все с собой. – Босс… – Все. Если они найдут один из зарядов, придумают, как их обезвредить. Дальше в туннеле колышущиеся налобные огни скафандров поворачиваются и устремляются в его сторону. – Ну же, пошевеливайтесь! «Спринт», – приказывает он скафандру. От внезапной скорости вышибает воздух из легких и мысли из головы – все, кроме овала света впереди. Конец туннеля, Жуан-ди-Деус. «Осталось пять секунд спринта», – сообщает фамильяр. Четыре. Три. Две. Одна. Он выскакивает на бывшую станцию, еле дыша. – Ники. – Босс. – Мне нужно, чтобы ты указала всем путь к отступлению. – Что вы задумали? Он переходит на общий канал: – Всей бригаде – заряжайте и бросайте взрывчатку. Sauve qui peut.[18] Финн Уорн видит, как по всему туннелю метки его джакару становятся белыми. Они не солдаты, не бойцы – это инженеры, поверхностные рабочие. И он не сможет вытащить всех. Прибывают первые из его отряда. Он переключается с общего канала на Николу Гана. – Ники, убирайся оттуда. Я взрываю туннель. – Босс, Садики и Брент еще там. – Уходи оттуда. Беги! – Да пошел ты! Времени нет. Времени всегда не хватает. «Огонь», – приказывает он. Вспышка света на другом конце туннеля. Станция содрогается. Слышится тектонический грохот. Никола Ган прибывает на старый вокзал, как раз когда команда Финна Уорна запускает шлюзы. «Фамильяр: сообщение Брайсу Маккензи. С Жуан-ди-Деусом разобрались». Когда шлюз открывается, еще четверо почерневших от пыли джакару входят в помещение. «Мы понесли потери». Глава шестая На скорости двадцать километров в час Ариэль Корта катит по проспекту Кондаковой. Она все тщательно продумала. До станции Меридиан – семь минут. Батареи полностью заряжены, но она потратит шестьдесят процентов, двигаясь по улицам на полной скорости. Когда доберется до станции, у нее будет в запасе двадцать секунд и двадцать процентов заряда. Поезда ВТО ходят с точностью до миллисекунды. Лукас начнет что-то подозревать, как только она окажется в двух минутах от вокзала. Но желая успокоить граждан Меридиана, он убрал своих ботов с проспектов. Отвратительные твари – шипастые, с дерганой походкой, воплощенная угроза расчленения, насаживания на клинки, безжалостного кровопролития. Люди их ненавидели: боты покалечили немало детей, которые пытались их опрокинуть, швырнуть через ограждения улиц, обездвижить стяжками. Старухи плевали в их сторону. Воспоминания об оккупации и машинах, которые фиксировали и регистрировали каждого из семисот тысяч жителей Меридиана, об осаде, разрушениях и смертях посреди лунных морей были еще сильны и свежи. Лишь немногие узнали в ботах и улыбчивых, охочих до чая, вооруженных шокерами наемниках, которые пришли им на смену, ту вещь, которой Луна не знала и в которой никогда не нуждалась. Они – полиция. Надо действовать скрытно. Ариэль отключила Бейжафлор и пользуется любым прикрытием из возможных, но она – самый известный на Луне инвалид-колясочник, потому на нее смотрят, о ней говорят. И все же адвокатесса решает положиться на непреодолимое безразличие толпы. Она въезжает в центр компактной группы Долгих бегунов, чтобы проскользнуть мимо двух жандармов, которые слоняются в пестрой тени деревьев, высаженных по центру проспекта Кондаковой. Небольшой мысленный пинок в адрес систем управления креслом позволяет подстроиться под скорость бегунов. Тела, на которых много краски и мало одежды, кисточки, браслеты и боевой «макияж» – все это окружает беглянку со всех сторон. Она почти забыла священные цвета ориша. В бесконечном цикле движения ощущается дерзкий вызов. Бег – это сопротивление. Марина была одним из Долгих бегунов. Марина осталась в ее мыслях навеки. Путешествие в одиночестве всегда пронизано меланхолией и размышлениями. Перед адвокатессой возникает хаб – громадное центральное пространство, от которого исходят три городские квадры. Она не может не взглянуть на Гнездо, которое теперь принадлежит брату. Там, наверху, сады апельсинов и бергамотов, которые все еще хранят следы серебряной краски, оставшейся после катастрофической свадьбы Лукасинью Корты. Станция Меридиан. Она готовится к небольшому рывку, с которым кресло цепляется за движущуюся лестницу, и та уносит Ариэль вниз, на площадь. На вокзале в любое время суток полным-полно народа; она едет от одного скопления пассажиров к другому – те прибывают, уезжают, экстравагантно приветствуют друг друга, сентиментально прощаются. Тут есть камеры. Но видеть – одно, замечать – другое. За всеми следят, однако ее никто не ищет. Ариэль присоединяется к толпе пассажиров на лестницах, ведущих к платформам. Включает Бейжафлор, покупает билет, и ее кресло, отцепившись от ступеньки эскалатора, катится на платформу. Кресло знает место посадки и везет ее к нужному шлюзу. Освещение превращает стены из бронированного стекла в зеркала, в которых отражаются призраки и миражи. Две минуты. Старый Трансполярный экспресс, идущий на север, прибывает вовремя. Она все расскажет брату, когда окажется на другой стороне мира. Лукас заслужил объяснения, почему Ариэль не сможет представлять его в Суде Клавия. Она никогда не была на обратной стороне Луны. Но знает мифы и легенды, которые рассказывают про те края на видимой стороне: что там сплошная паутина старых, протекающих туннелей, тесных до клаустрофобии и хаотичных; что там можно задохнуться от тел, запахов и спертого воздуха, которым дышат десятки тысяч студентов. Что-то вроде кровеносной или нервной системы. Старая квартира в Байрру-Алту была узкой и тесной, как яйцо с двойным желтком – с ней и Мариной. Ариэль много раз просыпалась ночью от ощущения, что комната захлопывается, словно литейная форма, и поглощает ее. Там они были вдвоем. На темной стороне Луны, в пульсирующей сети туннелей и коридоров, трамваев, метро и подвесных дорог, – в тысячи раз больше тел. Огромный поезд, две палубы неуклюжей, угловатой машинерии лунного производства, подъезжает к платформе. Шлюзы совмещаются с миллиметровой точностью и герметизируются. Заряд батарей: на волосок ниже двадцати процентов. В пределах допустимых параметров, учитывая тот факт, что ей пришлось сильно потратиться, чтобы не отставать от Долгих бегунов. Что заставляет ее окинуть взглядом платформу? Цветовая несообразность – нечто строгое и серое среди модных на Луне коричнево-ржавых тонов? Кто-то движется против течения: отряд людей идет клином, в унисон, от эскалатора вдоль платформы. Пассажиры сторонятся их, и шаг переходит в рысь, рысь – в бег. Наемники УЛА. Люди высыпают из поезда. Ей не пробиться. Она не сможет подняться на борт. – Извините, – кричит Ариэль, приказывая креслу двигаться вперед. Натыкается на маленькую девочку, та теряет равновесие и падает на стекло. Родитель девочки подхватывает ее, возмущенно шипит. – Простите, простите, простите! Они видят ее. Они идут за ней. – Все в порядке, – раздается женский голос. – Я вас держу. Чьи-то руки хватаются за подлокотники кресла. Женщина улыбается беглянке. На незнакомке свитер в стиле фэр-айл, вельветовые бриджи, гольфы и броги.