В 1970-х я исследовала взаимоотношения отцов и дочерей. Я проводила опрос среди старшеклассниц, у четверти которых отцы умерли, у другой четверти родители развелись, и лишь у половины опрошенных родители жили вместе. Мне было интересно, какое влияние общение с отцами оказывает на самоуважение девочек, ощущение, что с ними все в порядке, и отношение к мужчинам. Я быстро выяснила, что физическое присутствие отца мало значило для всего этого. Некоторые из девочек, у которых отцы жили с ними вместе, редко с ними разговаривали, а у других девочек, которые редко виделись с отцами, сохранились теплые воспоминания о них и ощущение, что тебя принимают такой, какая ты есть. Именно полноценный эмоциональный контакт (а не физическое присутствие) был принципиально важен. Я выделила три типа взаимоотношений с отцами: поддержка, психологическая дистанция и насилие. У отцов, которые оказывали поддержку, вырастали дочери с высокой степенью самоуважения и с ощущением, что с ними все в порядке. Эти девушки были склонны чувствовать к мужчинам симпатию, уверенно строили взаимоотношения с противоположным полом и были настроены на то, что в будущем их ждет счастье. Отцов они считали забавными, очень заботливыми и близкими друзьями. Но большинство отцов попадало в категорию тех, кто устанавливал психологическую дистанцию. Может быть, они и стремились к близким отношениям, но не знали, как этого добиться. Дочери отчужденных отцов говорили, что им нравится, что папа много зарабатывает и обеспечивает семью, но им бы хотелось не только этого. У такого отца кроме роли добытчика была еще одна функция: он устанавливал правила поведения в семье. Отцы, которые сохраняли дистанцию, обычно воспринимались как люди более косных взглядов по сравнению с матерями этих девочек, как люди, менее способные понять и выслушать. Одна из девочек так сказала об этом: «Если бы папа перестал жить с нами, мы бы жили более бедно, но обстановка дома стала бы более свободной». Такие отчужденные отцы часто имели благие намерения, но не умели воплотить их в жизнь. Они много работали, и у них не хватало времени и сил, чтобы выстроить отношения с дочерями. Эти отцы были неспособны к близким и душевным взаимоотношениям с трудными подростками. Они не научились обходить острые углы в общении, проявляя отзывчивость, гибкость в поведении, терпение и умение договариваться. Они считали, что это удел жены. У некоторых таких отцов была более серьезная проблема, чем неумение общаться или нехватка времени. Поскольку они привыкли вести себя в соответствии с представлениями о роли мужчин в обществе, они недооценивали те качества, которые помогали сохранить близкие и прочные взаимоотношения. Они считали, что стремление кого-то поддержать и умение сочувствовать – это удел нытиков и слабаков, и с дочерями вели себя холодно. Третья категория отцов – те, кто был склонен к эмоциональному, физическому или сексуальному насилию. Эти отцы обзывали дочерей, высмеивали и стыдили их за ошибки, применяли к ним физическое насилие или совращали их. Отец Кейти был из тех, кто морально поддерживает дочь. Но поскольку он тяжело болел, Кейти взяла на себя ответственность за него. А отец Холли не знал, как ей помочь. У Дейла были благие намерения, но он держался отчужденно. Отец Клары тоже относился к категории тех, кто устанавливает дистанцию во взаимоотношениях. У него были косные представления о том, что подобает мужчине и женщине. И он навязывал свои представления о женственности дочери. Эти отцы сыграли важную роль в жизни своих дочерей, кто-то принес им добро, а кто-то – зло. Кейти, 17 лет, и Пит Пит – отец-одиночка, его жена погибла в автокатастрофе, когда их дочери Кейти было три года. Не имеющий возможности выйти за пределы дома инвалид с мышечной дистрофией, Пит ухитрился организовать свою жизнь и содержать себя и Кейти, работая корректором в местной газете. Когда Кейти училась в старших классах, он настоял на том, чтобы она обратилась к психотерапевту. Его беспокоило, что из-за любви к нему она не хотела жить своей жизнью. Кейти нехотя согласилась, заявив, что может поделиться с Питом всеми своими мыслями и чувствами. Кейти была невероятно любящей и проницательной. В отличие от множества подростков, она чувствовала: то, что она делает, важно для окружающих. Она заботилась о Пите, работала в аптеке недалеко от дома и училась. Временами ей приходилось принимать решения, разбираясь с многочисленными жизненными проблемами. Я спросила ее, какие у них с Питом взаимоотношения. «Он всегда мне доверял, – сказала она. – Когда у меня возникает проблема, он настаивает, чтобы я справлялась с этим сама. Он говорит, что я приму верное решение. Мы можем обо всем поговорить: о сексе, парнях, наркотиках, месячных – о чем угодно. Он самый лучший слушатель в мире». Когда я поинтересовалась, чувствует ли она, что ей не хватает матери, она ненадолго замолчала и отвернулась, глядя в окно. И сказала: «Я маму не помню. Конечно, я хотела бы, чтобы она была с нами, но у меня самый лучший папа из всех, кого я знаю». Когда я стала расспрашивать о здоровье Пита, тон ее разговора изменился. Она помрачнела и тихо произнесла: «Ему становится все хуже, и я ни за что не хочу оставлять его одного надолго. Я беспокоюсь о том, что его ждет». Когда Кейти подробно рассказывала о его проблемах со здоровьем и неблагоприятном прогнозе врачей, говорила она твердо и спокойно, но с болью в голосе. Она очень много думала о том, что хотела бы ему дать, но гораздо меньше о том, чего хотела лично для себя. Я уважала ее за преданность отцу, хотела действовать осторожно и не пытаться исправить то, что и не нуждалось в исправлении. Но, с другой стороны, Кейти нужно было подумать и о собственной жизни. Пит был прав: ей нужно было больше друзей и развлечений. Когда я поделилась с ней своими соображениями на этот счет, Кейти заявила: «У меня такой классный папа, что никакие друзья мне не нужны. Я знаю, это странно звучит, но мне нравится жить именно так». Я захотела увидеться с ее отцом и приехала к ним в гости в маленький домик в пригороде в субботу днем. Пит лежал в шезлонге, укрытый пледом, а на нем – три сиамских кота, рядом телефон и пишущая машинка. Он был худой и выглядел болезненным. Он широко мне улыбнулся и общался весьма непринужденно. Пит и Кейти пошутили по поводу моего черного пальто, на которое сразу же налипли белые кошачьи шерстинки. Мы обсудили метель, которая обрушилась в выходные на наш город и принесла холод, потом поговорили о кулинарных умениях Кейти. Никому не хотелось первому поднимать вопрос о здоровье Пита. Я выразила восхищение тем, как прекрасно Пит воспитал Кейти. Он засмеялся: «Это она меня воспитала. Она в сто раз взрослее меня». Я согласилась, что Кейти взрослая, но заметила, что ей нужно больше общаться с окружающими. Я подозревала, что отчасти она избегает общения со сверстниками из-за того, что волнуется за отца, но отчасти и потому, что так же, как и все подростки, беспокоится, как у нее это получится. «Обычно я уважаю мнение Кейти, но здесь ей самой нужно о себе позаботиться, – согласился со мной Пит. – Со мной ей комфортнее, чем со сверстниками. Она терпеть не может проигрывать, а со мной она знает, что останется в выигрыше». Я предложила ей себя в качестве «специалиста в области общения», и она согласилась какое-то время приходить ко мне на консультации. Я готова была поспорить, что она просто хочет, чтобы мы от нее отстали. И я переменила тему: «А что будет после того, как Кейти окончит школу?» Пит с Кейти переглянулись, и Пит засмеялся: «Здесь у нас мнения расходятся. У нас есть деньги от страховки моей жены. Кейти может учиться везде, где пожелает. В Гарвардском или Йельском университете, она же отличница». «Я хочу поступить в местный университет», – перебила его Кейти. Пит продолжал: «У Кейти все уже спланировано. Она хочет жить дома и заботиться о своем старом немощном папаше. Но я ей этого не позволю». «Ты же никогда не командовал мной и вот вдруг начинаешь», – заявила Кейти. Все мы засмеялись. Но потом у Кейти глаза наполнились слезами, и она сказала: «Ты единственный родной человек у меня, и я тебя не оставлю. Мне никакой радости не будет, если я окажусь где-то еще. Я остаюсь не потому, что хочу заботиться о тебе. Я остаюсь потому, что мне самой этого хочется». Пит покачал головой. «Я бы могла жить в общежитии и каждый день приходить к тебе», – сказала она. «А я чем буду заниматься, как ты думаешь? – отшутился Пит. – Пить взахлеб кока-колу и спускать деньги, играя в покер?» Кейти не сдавалась: «Я думаю, что ты будешь заниматься тем же, чем и сейчас, и для этого тебе понадобится моя помощь. Ты можешь нанять кого-то, чтобы тут делали уборку, ходили за покупками и готовили, но я буду приходить каждый день – и точка». «Упрямую дочь вы воспитали, – заметила я. – Думаю, вам стоит принять ее предложение. Нет никакого вреда из-за того, что родные люди остаются вместе». «Так у меня же никакого выбора нет, – сказал Пит. – Не думаю, что теперь Кейти начнет подчиняться приказам». Кейти решительно не хотела подчиняться, но я чувствовала, что она достаточно благополучна с психологической точки зрения, чтобы адекватно реагировать на разговор и моральную поддержку. Я знала, что в некоторой степени она осознает свое стремление избежать общения со сверстниками. С другой стороны, меня восхищала сплоченность этой семьи, и я не хотела интерпретировать эти здоровые взаимоотношения и душевную силу девочки как нечто патологическое. «Есть много вариантов для компромисса. Мы можем обсудить это в следующий раз, когда ты приедешь ко мне на прием». «Думаю, Кейти сделает то, что захочет, – улыбнулся ей Пит. – Кейти – это мой крест». Холли, 14 лет, и Дейл Я познакомилась с Холли в больнице, куда она попала после попытки самоубийства. Она была одна в белой больничной палате, одетая в казенную пижаму, но с тщательно сделанным «спайком»[25] на голове и журналом с «Роллинг Стоунз» в руках. Когда я представилась, она вела себя вежливо, но отстраненно. Я стала расспрашивать ее о неудавшемся самоубийстве. Холли отвернулась и стала смотреть в окно, в ноябрьский пасмурный день, и ответила: «Моя жизнь кончена». И потом на протяжении всего оставшегося разговора отвечала мне короткими междометиями. Отец Холли вошел в палату и стал рассказывать мне про их жизнь. Мать Холли влюбилась в соседа и однажды сбежала с ним, когда Холли была в детском саду. Дейл работал на заводе, где выпускали шины. Больше они никогда ее не видели. Дейл был просто раздавлен этим предательством и тем, что на него свалилась вся забота о ребенке. После того как жена его бросила, каждый день был похож на предыдущий. Он приходил домой, готовил ужин, мыл посуду, а потом устраивался удобнее в кресле-качалке перед телевизором. Очень часто по вечерам он так и засыпал, сидя перед телевизором, под десятичасовой выпуск вечерних новостей. Он редко приходил к Холли в школу на мероприятия, и у него не было никаких своих интересов. Однажды коллега попробовала пригласить его на свидание, но Дейл отказался. Второй попытки для него не будет. Дейл заботился о Холли, следил за ее здоровьем и присматривал за ней, но у него не было ни сил, ни способности обеспечить ей эмоциональную поддержку, и он не смог стать ей другом. Дейл не имел ни малейшего представления, как правильно выразить заботу. Они с Холли так редко разговаривали, что когда у Холли наступил кризис, у них не было основы для совместных действий. Я предложила им и совместную семейную терапию, и индивидуальные консультации с Холли. Они переглянулись и одновременно кивнули. Во время первой встречи с Холли меня поразила ее самостоятельность. После того как мать ушла из семьи, Холли быстро научилась сама о себе заботиться. У нее в спальне был порядок, она сама стирала и гладила платья. У нее было лишь смутное представление о том, что у других девочек есть друзья или что родители их водили куда-то отдохнуть и развлечься. Она никогда не делала уроки, но училась вполне прилично. Когда она была в начальных классах, то смотрела телевизор вместе с Дейлом, но в средних классах вместо телефильмов полюбила музыку. Ее потряс певец Принц. Она залепила стены комнаты плакатами с его изображениями и картинками с обложек его музыкальных альбомов. Она вступила в его фан-клуб, а раз в неделю сочиняла длинные письма кумиру. Она слушала его музыку до тех пор, пока не выучила все песни наизусть, а раз Принц носил все фиолетовое, она тоже стала одеваться во все фиолетовое. В одном интервью Принц сказал, что любит красный цвет, и Холли покрасила волосы в красный. Дейл этого почти не замечал, пока школьный психолог не сообщила ему, что остальные ученики дразнят Холли за фиолетовую одежду и жуткие волосы. А еще психолог беспокоилась по поводу новых друзей Холли и посоветовала Дейлу записать девочку в какой-нибудь клуб, отправить ее заниматься спортом или в любительский театр. Дейл спросил Холли, не хочет ли она записаться в клуб, и она отказалась. Он предложил оплачивать ей любые уроки, какие ей понравятся, но она ушла от ответа. Он купил ей яркие футболки, а Холли засунула их в ящик с одеждой, даже не распаковав. Дейл догадывался, что ее проблемы могут быть связаны с их семейными делами, но не знал, что делать. Он сдался и снова уселся перед телевизором. А потом Холли познакомилась с Лайлом – худым девятиклассником в черной кожаной куртке с клепками и татуировкой «Живи быстро, умри молодым». Как и у Холли, у него была страсть к музыке как способу борьбы с одиночеством. Он слушал музыку на ходу, практически постоянно, когда не был на уроке. У него были неприятности в школе из-за того, что он на перемене включал музыку на полную громкость. Они встретились на последнем ряду на занятиях по английскому языку. Холли заметила, что он потихоньку пронес плеер в школу, и застенчиво поинтересовалась, нравится ли ему Принц. Лайл, в отличие от других ребят, не видел никакой проблемы в фиолетовой одежде и красных волосах, из-за которых все дразнили Холли. Он ответил утвердительно: ему нравился Принц. Он пригласил Холли к себе домой после школы послушать Принца. К выходным они начали дружить. Холли перенесла большую часть своей страсти к Принцу на Лайла. Она звонила ему утром, как только просыпалась, и ждала его у школы за углом, чтобы стрельнуть сигаретку. Отправляла ему записки на уроке, обедала с ним в школьной столовой, а после занятий приходила к нему домой. По вечерам висела с ним на телефоне. Дейл испытал чувство облегчения: у Холли наконец появился друг. Он сказал мне: «Лайл со странностями, но он хороший». Дейл чувствовал, что такая внезапная привязанность может быть не очень правильной, но не совсем понимал, что надо делать. Он решил поговорить с Холли о сексе, но она огрызнулась, что сама все знает и со всем справится. Он засомневался в этом, но что сказать или сделать, не знал. В течение трех месяцев Холли жила и дышала только Лайлом. А потом он резко порвал с ней. Он сказал Холли, что не готов к серьезным отношениям и хотел бы уделять больше времени игре на гитаре и общению с музыкантами. Мать Лайла позвонила Дейлу, чтобы предупредить, как на Холли может подействовать эта новость. Она сказала, что хотя им с мужем нравится Холли, у них с Лайлом все закрутилось слишком быстро и что Лайлу нужно притормозить. Они же еще девятиклассники. Прежде чем повесить трубку, она сообщила Дейлу, что Холли и Лайл занимались сексом. Дейла эта новость огорошила. Он предложил Холли сделать тест на беременность, но она не согласилась. И вообще отказалась говорить с ним о Лайле. Когда Дейл пришел вечером домой, она помчалась к себе в комнату и с грохотом захлопнула дверь. Несколько дней она проплакала, отказывалась есть и ходить в школу. Глаза у нее покраснели, а лицо распухло от слез. Она каждый день звонила Лайлу, но разговор как-то не клеился. От ее упрашиваний он еще больше утверждался в решении порвать с ней. И тогда Холли проглотила все таблетки, которые нашла дома. К счастью, Дейл в тот день решил прийти домой пообедать и проверить, как там Холли. Он нашел ее лежащей без сознания в луже рвоты и позвонил в службу спасения. Вот тогда я и появилась в их жизни. Потихоньку я стала входить в контакт с Холли. Однажды она пришла ко мне в очередном фиолетовом наряде, и мы поговорили о Принце. Я попросила ее принести с собой его аудиозапись, и мы послушали музыку вместе. В качестве провокации она включила мне его «сексуальные» песни. А потом я прокомментировала то, что мне понравилось. «Мне нравится строчка “будем вместе до зари”». Холли передернуло, и она сказала: «Это старая его песня. Послушайте вот это». Послушав другую песню, я спросила: «Что эта песня значит для тебя?» Холли ответила: «Двое против всего мира. Бессмертная любовь». «Да, вечная любовь – это прекрасно. Все мы хотим навсегда остаться со своими родными и друзьями», – ответила я. «Вы имеете в виду мою мать?» – сердито спросила она. Холли часто отвечала на мои вопросы строчками из песен Принца. А я слушала и вытягивала из его текстов строчки, с которых можно завязать очередной разговор. Я ждала момента, когда Холли заговорит своими собственными словами. И наконец предложила ей самой сочинить песню в стиле Принца, чтобы выразить свои чувства. На следующей неделе Холли принесла мне текст. Песня была в стиле Принца, и в ней сквозило одиночество и тоска покинутого человека. Она усмехнулась, когда я похвалила ее творение. И потом мы с Холли стали общаться с помощью песен. Каждую неделю она приносила новую: о покинувшей ее матери; о том, как она злится на развод родителей; о том, где же сейчас ее мать и почему она ей не звонит; о том, какими жестокими могут быть другие дети. Я слушала, обсуждала то, что она сочинила, и спрашивала, что значат для нее эти песни. А еще я мягко подталкивала ее к мысли, что ей нужен друг. Из-за того, что мать ее бросила, а девчонки дразнили, представительницам женского пола она не доверяла. Когда я предложила ей общаться с девочками, она отрицательно покачала головой. Я предложила брать уроки музыки и, может быть, стать участницей музыкальной группы. Несколько месяцев спустя у нас установились довольно прочные отношения, и тогда я смогла затронуть тему секса. Я предложила ей показаться врачу. Рассказала самое основное о сексуальности и сказала: «Это всем девочкам интересно, но все они боятся об этом спросить». Мы поговорили о том, какой беззащитной она оказалась перед первым встречным, кто сказал ей: «Я люблю тебя». Лайл был порядочным парнем и таким же наивным, как Холли, но другой парень будет совсем не таким. Я упомянула, что фраза «я люблю тебя» – это первое, что говорят девушкам психопаты. Холли совершила типичную ошибку, как и многие девушки-подростки: она эксплуатировала собственную сексуальность, чтобы добиться любви. Ей нужна была духовная близость, а не секс, а больше всего она нуждалась в теплых отношениях с отцом. Мы побеседовали о том, как получилось, что они с отцом друг другу совсем чужие, и я пригласила Дейла на консультацию. На первой нашей встрече он вел себя еще более неуклюже, чем Холли. Он сидел как истукан, скрестив руки на груди, и на все мои вопросы отвечал только: «Да, мэм»[26].