Ее шепот перебивал голос мамы, извиняющийся и пристыженный: – Вы, главное, не переживайте. Бывает. Давайте мы вас на пару денечков к нам переложим, а сами в бабушкиной комнате ночевать будем. Это несложно. – Я и не переживаю. Просто спала плохо. У меня же йода не хватает. Вот так лежу ночью, все свои болячки вспоминаю и за голову хватаюсь. Как я еще живу-то на этом свете? Не хочется вас беспокоить, но этот матрас и эти щели в окнах меня убьют. Как бабушка тут жила? Не понимаю. Стеснялась, наверное, сказать. Насте не хотелось вставать, тем более до звонка будильника оставалось полчаса. Она прислушивалась к суете за дверью и пыталась представить, что там происходит. Вот чьи-то шаги. Это наверняка папа переносит белье из одной комнаты в другую. Вот скрип колес, напряженное тети-Машино: «Ой, прости, не заметила. Я такая неловкая в этой коляске». Тяжелая поступь. Что-то несут. Дядя Эдик сонно бормочет: «Ты, это, про работу подумал? Я не настаиваю, но пока фитиль не перегорел… сечешь?» Тетя Маша продолжала жаловаться на сквозняк и матрас, но уже не шепотом, а в голос, с всхлипываниями. Мама что-то бормотала в оправдание. Приоткрылась дверь в детскую, хлынул яркий коридорный свет, резко очерчивая тени. На пороге стояла Соня, прижимающая к груди медведя. Позади нее Настя разглядела грузный силуэт тети Маши в коляске. – Заходи, деточка, не стесняйся. Поспишь пока здесь. Настенька же не против, да? Настенька хорошая девочка у нас. – Это на пару дней, – донесся из коридора уставший мамин голос. – Матрас надуем. Папа с балкона уже принес! Настя села на кровати, поджав колени, разглядела испуганное Сонино лицо, словно та не ожидала оказаться вдруг с утра в чужой комнате. Дверь за спиной Сони закрылась, голоса удалились. Кажется, тетя Маша обсуждала с мамой, что надо приготовить на завтрак («У Эдика изжога, ему красное мясо, знаешь ли, нельзя. Я ему обычно индюшатину отвариваю. Бульон посолить, поперчить – вот тебе и ужин…») Соня испуганно поглядывала на Настю. Заплетенные вчера косички растрепались после сна. Одета в розовые потрепанные штанишки и маечку. В общем, снова не сильно-то была похожа на принцессу. – Проходи, – кивнула Настя сонно. – Я сейчас в школу, так что можешь на моей кровати поспать. Компьютер не включай, а игрушки бери, какие хочешь. Только на место ставь, хорошо? Соня серой мышкой проскользнула к столу и там и затихла, поглядывая на Настю. Из-за двери загремело раскатистое: – Ох-ох! Картошка-то вчера на растительном масле была, да? Желудок, думаю, чего так закрутился? Предупреждать же надо, хозяева дорогие! – Это у него проблемы, я же говорила, – донесся голос тети Маши. – Жареное нельзя, масло тоже. Я ему котлеты на пару делаю. И молоко ваше пастеризованное не пьет, не переносит. Надо натуральное найти. Есть у вас тут поблизости фермерские магазины? В Москве же не все продукты еще генно-модифицированные?.. – У вас всегда в семье так шумно? – спросила Настя. Соня кивнула. Настя заметила, что в кулачке у нее зажата еще одна иконка. Наверное, просто надо привыкнуть, подумала Настя и отправилась умываться. Никуда родственники через два дня не уехали. Выяснилось, что у дяди Эдика открылась какая-то старая язва, а с такой болячкой лучше даже из квартиры не выходить. Родители накупили лекарств, потому что чувствовали вину за произошедшее. Мама теперь готовила исключительно диетическую еду, холодильник наполнился индюшатиной, рыбой, киселем, а на кухне возле микроволновой печи появилась новенькая мультиварка. Дядя Эдик целыми днями лежал на диване в зале, пил кисель и обезжиренные йогурты и копошился в Интернете через мамин ноутбук. Тетя Маша же, скрипя колесами, ездила по квартире и просила вывезти ее на прогулку, подышать свежим воздухом. – Душно у вас, – говорила она. – Топят так, что кислорода не остается. У меня спина потеть начинает. Родители убегали на работу на несколько часов с утра и быстро возвращались обратно, потому что надо было готовить, прибирать, вывозить на прогулки тетю Машу и искать новых дальних родственников, которых с легкой руки дяди Эдика оказалось как-то слишком много. Когда папа появлялся на пороге зала, дядя Эдик спрашивал: – Ну, что, вакансии для рукастых подвезли? – И хохотал с присвистом, будто не было на свете смешнее шутки. Настя же занималась Соней. Девочку было искренне жаль. Мало того, что немая, так еще и без игрушек и нормальной одежды. Бродит по комнатам будто призрак, с иконками в руке и с мишкой под мышкой. Худющая, бледная, с острым носиком. Настя после школы водила Соню на Красную площадь, в ГУМ и в парк Горького. Потом катала на каруселях и угощала медовыми пряниками. Во взгляде Сони зарождалась такая искренняя теплота, что Настя радовалась не меньше и забывала обо всех неудобствах, которые поджидали в квартире. – Еще я тебя в метро покатаю, по Кольцевой! – говорила она. – Там станции объявляют разные знаменитые актеры. Будем их угадывать, ладно? Соня кивала, а потом нежно дотрагивалась до Настиной руки, будто в знак благодарности. Об этом прикосновении Настя начисто забывала в школе. За пределами квартиры вся ее жалость куда-то пропадала. Сидя на уроках, Настя отстраненно думала о дальних родственниках, представляя их выдуманными второстепенными персонажами, которые появились в ее жизни на короткое время и скоро исчезнут, стоит перелистнуть несколько глав. В Настиных фантазиях почему-то эти персонажи были отрицательными. От них воняло смертью, они причиняли неудобства, а помыслы их были черными и гнилыми… Вот только Настя никак не могла понять, почему она так думает. Не хватало какой-то детали, мелочи. Потом она шла домой, и с каждым шагом чувствовала, как возвращается жалость. Будто окутывало тонкими нитями, заворачивало в кокон заботой о бедной Соне, слепом дяде Эдике и неповоротливой тете Маше. Шаг: Настя думала о том, что надо бы научить Соню играть в «Миньонов». Еще шаг: а ведь дядя Эдик был мастер на все руки. И за что его вилкой-то? Еще шаг: тете Маше надо смазать колеса, а то ведь тяжело ездить. И почему папа не догадается? Заходя в подъезд, Настя полностью отстранялась от своих школьных мыслей. Кто-то набрасывал вуаль на ее сознание. Родственники снова становились выпуклыми, настоящими. Их было жалко, им требовалась помощь. Только где-то в глубине подсознания Настя надеялась, что скоро глава закончится и эти персонажи исчезнут. Прошла уже неделя, как родственники обосновались в их квартире. Соня осталась ночевать в детской, спала с медвежонком в обнимку. Каждый вечер у нее в руке появлялась новая иконка, будто это были самые ценные игрушки в ее жизни. Насте достался старый надувной матрас, от которого пахло резиной и почему-то крысами. Дядя Эдик вроде бы выздоровел, но на улицу не выходил, а так и лежал на диване в большой комнате. Целыми днями он смотрел телевизор, ел и пользовался ноутбуком. Тетя Маша же колесила по квартире из комнаты в комнату, совершала вечерние прогулки с папой и постоянно жаловалась на щитовидку. По квартире гуляли туманные разговоры о том, что скоро приедут еще родственники, и вот тогда можно будет устроить пир на весь мир. Но Насте было все равно. Вуаль равнодушия, вперемешку с жалостью, окутывала ее все сильнее. Иногда в школе она гадала, что же это за родственники такие. Странные. Может, вампиры, как в книжке? Пришли и сосут по ночам кровь, а потом заставляют родителей делать всякие непонятные вещи. Настя, правда, не особо верила в вампиров. На оборотней они тоже не походили. Кто там был еще в фильмах ужасов? Она замечала, что невольно проводит пальцами по коже, будто что-то стряхивает, и старается как можно чаще умываться в школьном туалете. За пределами квартиры не проходило ощущение, будто на кожу что-то налипло. Так бывает, когда случайно цепляешь невидимую паутинку в лесу. А еще не хотелось возвращаться из школы, но разве был выбор? После уроков Настя плелась домой, прокручивая в голове одну мысль: скоро они уедут, скоро уедут, и все будет как раньше… а возле подъезда, как правило, встречали папа с тетей Машей. – Красавица идет! – причитала тетя Маша. – Посмотрите на нее! Одни пятерки получила, да? Гордость родителей! Умница! Далеко пойдешь! От этих слов весь негатив стремительно выветривался. Ну разве можно злиться на тетю Машу? Какая же она вампир? Обычная пожилая женщина с непростой судьбой. Таких по телевизору каждый день показывают. Пусть живут, сколько захотят!.. Может быть, это их последний шанс нормально, по-человечески пожить. Вот только все равно хотелось стряхнуть с рук, с лица, с плеч невидимую липкую паутинку, будь она неладна. …С утра отменили два урока физкультуры из-за болезни учителя, и Настя решила вернуться домой переодеться. От школы до дома Настя дошла за десять минут. Маминой машины возле подъезда не было – родители уехали с утра в офис, пока успевали. Снова подступило заторможенное состояние, когда мысли о странности и неправильности происходящего растворились, словно их не было. Она поднялась на этаж, пару секунд возилась с ключами и вдруг поняла, что чувствует тот самый запах – въедливый, скользкий, страшный, – который из бабушкиной комнаты… который должен был давно и бесповоротно выветриться, да никак не выветривался. Он, как сквозняк, проникал сквозь микроскопические щелочки, сквозь дверь и заполнял собой лестничный пролет. От этого запаха Насте сделалось дурно, закружилась голова, а потом вдруг сознание прояснилось, словно резко сорвали вуаль, разорвали пресловутый кокон. Скопившиеся мысли рванули в голову. То, о чем она размышляла в школе, вернулось. Все это неправильно! Дядя Эдик какой-то паразит! Ничего не делает, а только ест и валяется на диване! Соня сдирает со стены бабушкины иконки! Куда она их девает? Выбрасывает? Почему тетя Маша заставляет маму готовить постную еду и постоянно убираться?.. Но еще хуже – почему мама соглашается? Кто эти люди, проникшие к ним в квартиру? Люди ли они вообще? Кого же родители впустили в дом? Кого нашли в Интернете? Почему-то сразу расхотелось заходить внутрь. Настя представила, как откроет дверь и запах набросится с удушающей силой, потому что квартира наполнена им до краев… Но она все же провернула ключ, будто против своей воли, и вошла. Запах действительно был, хоть и не такой сильный. Показалось, что коридор залит темнотой. Стоило закрыть дверь, как Настя разглядела дрожащую серость из кухонных окон и белую полоску света под дверью бабушкиной комнаты. Странно, родителей ведь не было дома, а родственники ночевали в их спальне. Тишину квартиры нарушил сухой резкий треск. Кто-то хихикнул. Скрипнули колеса – Настя уже запомнила этот скрип тети-Машина кресла. Значит, не спят. – Отдирай, не ленись! – Это дядя Эдик. Голос у него был дребезжащий, булькающий. – Семь штук осталось! Давай, по одной, ну! Квартира вдруг перестала казаться родной. Будто кто-то изменил реальность и засунул Настю в чужой мир, где было темно и страшно. Дрожали тени, как в фильмах ужасов, а рассвет не наступал, хотя на улице уже час, как было светло. «Все дело в уборке, – подумала Настя. – Папа переставил вещи. Я еще не привыкла. Поэтому кажется, что чужое и неправильное».