– А может, у него там девушка осталась? Может, он ездит к ней? – Да он, кажись, уже полгода в Москву не наведывался. Он здесь какую-то буфетчицу из кафе трахает. – А как эту буфетчицу зовут? – Валентина, что ли. Машка, а зачем ты всё это выспрашиваешь? На кой чёрт тебе этот Толик сдался? – Мальчик симпатичный, отчего бы не спросить. – Нашла мальчика! Я бы на такого даже не взглянул. – А зачем тебе на него смотреть, ты же мужчина. Не желая больше раздражать Вадима, я перевела разговор на другую тему и даже в знак примирения поцеловала его в плечо. Несколько раз на мобильный звонила мама – интересовалась моим самочувствием. Оставив машину на набережной, мы побрели в сторону Дворцовой площади. Вадим то и дело прижимал меня к себе и говорил комплименты. Ну и дура эта Маша, что сбежала от такого жениха! Хотя… – Вадим, скажи, ты меня любишь или деньги моего отца? – напрямую спросила я. Вадим от неожиданности остановился: – Раньше ты не задавала мне подобных вопросов. – А я вообще не помню, что было раньше. Отвечай давай! – Машка, я тебя не узнаю, – засопел он. – Ты стала совсем другой. Я ведь ничуть не меньше переживал, чем твои родители. Я твоей матушке по нескольку раз в день звонил, справлялся о твоём здоровье. – Тогда почему ты ко мне в клинику ни разу не приехал? – Ты думаешь, я не хотел к тебе приехать? Я просто не мог. Отец твой запретил. Сказал, что, мол, нельзя тебя травмировать. Я так понимаю, что они до поры до времени просто стеснялись тебя показывать, ведь ты здорово пострадала на пожаре. – Да? А я-то, дурочка, думала, что красивое лицо в любви отнюдь не главное. – Маша, но я же не мог пойти против воли твоего отца! Какой дурак будет ему перечить. Он же пристрелить может за такие штучки. – За какие штучки? – Ну, за непослушание. Машенька, я тебя правда люблю. Да и ты мне раньше отвечала взаимностью. – А зачем же я тогда от тебя уехала? – Не знаю, Машка, у тебя характер тяжёлый. Ты сама себе на уме. Сейчас хоть немного угомонилась, а раньше была, как вольный ветер. Родителям нервы трепала, не приведи Господь. А сейчас ты тихая, покладистая… Ты мне такой больше нравишься. Покатавшись на катере по Неве, мы поехали домой. Вадим, поглядывая на меня, смолил одну сигарету за другой. У ворот особняка он вяло погладил моё колено и грустно произнёс: – Маша, ты бы меня не отталкивала, а? Я ведь всё-таки твоим женихом считался. Матушка твоя даже спать вместе нам разрешала. Отец на меня как на зятя будущего смотрел, различные планы строил. Может, у нас с тобой всё получится? Хочешь, я у тебя сегодня ночевать останусь? – Нет, Вадик, – ласково улыбнулась я. – Я устала. Я хочу пораньше лечь спать. – А можно, я тебе перед сном позвоню? – Позвони. Выпорхнув из машины, я послала Вадиму воздушный поцелуй и взбежала на крыльцо. Глава 19 После ужина я поднялась к себе в комнату и включила телевизор. Ничего интересного. Новости, новости, новости. Боевые действия в Чечне, боевые действия в Думе – это накануне отпуска-то! – котировка доллара на бирже, неутешительный – весьма, надо сказать, неутешительный – прогноз на предстоящую осень. Таньке туго придётся… Надо бы разыскать её, деньжат подкинуть, как раньше. А почему, собственно, как раньше? Сто долларов – разве это деньги? Отвалю ей тысчонку-другую. Приоденется подружка немножко. Пёрышки почистит. Скучает небось без меня. Надо бы дозвониться до неё. Ну почему она не отвечает? Танька к телефону не подошла. Лето… Может, она уехала с сыном отдыхать? Ага, на какие шиши, спрашивается? А ну её в баню! В сентябре объявится как миленькая. В крайнем случае в школу позвоню. Положив трубку, я открыла Машенькин секретер и принялась разгребать сваленные в кучу бумаги и папки. Рисунки… Фотографии… Фотографий не так много. Большинство – с Вадимом. И на всех они улыбаются. Наверное, Машенька и в самом деле любила этого большого мальчишку. Наверное… А почему же тогда она от него уехала? Сомнения одолели? Какие? Что-то ведь подтолкнуло её на этот шаг… А рисунки хорошие. Натюрморты, пейзажи, портреты… Мама, папа, Вадим… Какие-то девчонки – подружки, что ли? Детские лица, наброски… Карандаш, масло, акварель, гуашь… Ярко, талантливо… Жалко даже, что она так по-глупому распорядилась своей жизнью. Многого могла бы достичь, дурёха… С такими-то родителями! В половине двенадцатого ночи телефон пронзительно заверещал. – Машенька, это Вадим. Ты ещё не спишь? – Пока нет. – Чем занимаешься? – Картины свои рассматриваю. – Память-то хоть немного восстановилась? – Пока нет. Но я нашла твой портрет. – Может, помнишь, как ты его рисовала? – Нет, не помню. – Ты его не рисовала, а писала. Ты всегда злилась, когда кто-то говорил, что ты рисуешь. Всегда поправляла: «Я пишу». – А как же, Вадик, я писала твой портрет? – Вдохновенно. Я несколько часов тебе позировал, а в перерывах мы занимались любовью. – Наверное, здорово это у нас получалось. – Да, любимая. Мне до сих пор стыдно, что в лесочке я не сумел… Ты уж прости. – Да ладно. А ещё я нашла нашу с тобой фотографию. – У нас было много фотографий. Ты ведь хотела сделать семейный альбом, помнишь, Маша? – Семейный?! – Ну да. Мы ведь хотели пожениться. – Давай о другом поговорим, а лучше распрощаемся до завтра. Я хочу ещё немного покопаться в своих рисунках. – Если будет скучно, звони. Мобильный всегда со мной. Записывай. Я продиктую номер. Всё-таки странный этот Вадим. Странный и непонятный. Девушка его два с лишним года боролась за жизнь. На волоске ведь висела. А он ни разу – ни разу! – не навестил её в больнице. Да что там не навестил – не позвонил даже. Ну как это можно объяснить? Ах, папенька не разрешил встречаться… Причина веская, ничего не скажешь. Наводит на мысли, знаете ли. А может, он просто боялся увидеть меня – ну, не меня, а Машеньку, конечно, – уродливой? Так это, извините, вообще попахивает предательством. И не попахивает даже – воняет вовсю, чего уж там мелочиться… Мне, например, всё равно, как выглядит Макс. И случись с ним такая же беда… Нет, о чём это я? Накаркаю ещё на бедную голову своего возлюбленного. Ого, первый час уже, а сна ни в одном глазу. Привычки старые сказываются. Ночь – самое время для работы. Но об этом давно уже пора позабыть. Я не Лена, я – Маша, Маша я. А Машенька проституткой не была. Машеньке спать давно пора. Скинув с себя одежду, я неохотно нырнула в кровать, прихватив с собой пёструю стопочку Машенькиных рисунков. Досмотрю уж сегодня всё до конца. Да и удовольствие мне это доставляет. Надо бы отобрать лучшие и повесить на стены. Вот этот, например, пейзаж очень хорош. Или тот… К большому ватманскому листу, на котором акварелью был нарисован (акварелью рисуют!) прозрачный осенний пейзаж, приклеился листочек поменьше. Легонько потянув за край, я отцепила его и громко вскрикнула от неожиданности. На меня смотрел… Зак. Провалиться мне на этом месте – Зак! Скуластое морщинистое личико с кулачок. Настороженные маленькие глазки-буравчики. Тонкие губы, сложенные в презрительную гримаску. За ним, на заднем плане, легко читалась надпись: «Феллини». «Феллини» – знала я этот клуб. Зак же меня туда и водил – продавать повыгоднее. Но «Феллини» в Москве. А Маша…