– О чем ты говоришь? Какой дым? Слова застревают в горле. Я же видела дым. Или нет? Это что, очередная проверка? Ибрагим вздыхает. – Иди за мной. – Да, сэр. Теперь я не выпускаю Ибрагима из виду ни на секунду. Теперь, когда через затемненную лабораторию мы проходим в ослепительно яркую круглую комнату, я понимаю, что попала именно туда, куда надо. Что-то случилось. Кто-то умер. Кенджи Когда мы добираемся до штаба, у меня нет сил, я измучен жаждой и сильно хочу в туалет. Уорнеру, очевидно, такие тривиальные вещи неведомы, Уорнер ведь у нас сделан из урана, или плутония, или еще какой гадости. Поэтому необходимый мне короткий перерыв приходится вымаливать. Ну, то есть «вымаливать»… я просто хватаю его за рубашку и вынуждаю притормозить, а потом буквально заваливаюсь на стену. Уорнер меня отпихивает, и по звуку его раздраженного выдоха я понимаю: мой «перерыв» закончится через полсекунды. – Отдых не для нас, – резко говорит Уорнер. – Не успеваешь, оставайся здесь. – Дружище, я не прошу остановиться. Я даже не прошу нормальный перерыв. Нужна-то секунда, перевести дух. Ну, две секунды. Может, пять. Это нормально. То, что мне надо перевести дух, не значит, что я не люблю Джей. Просто мы пробежали около тысячи миль. Мои легкие не стальные. – Две мили, – конкретизирует Уорнер. – Мы пробежали две мили. – По солнцу. В горку. Ты вообще, черт возьми, в пиджаке. Ты хоть потеешь? Почему ты не устал? – Если сам до сих пор не понял, объяснить не смогу. С трудом поднимаюсь, и мы снова начинаем движение. – Не уверен, что хочу знать, – произношу я, понизив голос и потянувшись за пистолетом. Мы заходим за угол, направляясь ко входу, где наш роскошный план по проникновению в здание включает следующий пункт: подождать, когда кто-то откроет дверь, а потом перехватить ее и не дать захлопнуться. Пока не везет. – Эй, – шепчу я. – Что еще? – раздражается Уорнер. – Так чем закончилось? Ну, твое предложение? Тишина. – Да ладно тебе, мне ж любопытно. К тому же мне… это… надо по-маленькому. И если ты меня сейчас не отвлечешь, у меня все мысли будут только о том, как сильно мне это надо. – Знаешь, порой мне очень хочется тебя не слышать. Я пропускаю эту реплику мимо ушей. – И? Как все прошло? – Кто-то выходит, и я напрягаюсь, готовый в один прыжок добраться до двери. Увы, не хватает времени. Обмякнув, снова заваливаюсь на стену. – Ты взял кольцо, как я тебе советовал? – Нет. – Что? В смысле «нет»? – Не знаю, как и реагировать. – Хотя бы, ну… свечи зажег? Ужин приготовил? – Нет. – Купил шоколадку? Встал на колено? – Нет. – Нет? Ты не сделал ничего? Ничегошеньки? – Мой тихий шепот переходит в шепот-крик. – Ты не сделал ни единой вещи из того, что я сказал? – Нет. – Вот сукин же сын! – А какая разница? Она сказала «да». У меня вырывается стон. – Ты чудовище, понимаешь? Чу-до-ви-ще! Ты ее не заслуживаешь. – Я думал, это и так понятно, – вздыхает Уорнер. – Эй… даже не смей вызывать у меня сочувствие за тво… Я обрываю себя на полуслове – открывается дверь. Небольшая группа врачей (или ученых, кто ж их поймет) выходит из здания; мы с Уорнером вскакиваем на ноги и занимаем позицию. Людей там достаточно – еще и выходят неспешно, поэтому, когда я хватаюсь за дверь и держу ее в открытой на пару секунд дольше, никто этого не замечает. Все, мы зашли. Уорнер тут же впечатывает меня в стену, выбивая из легких воздух. – Не двигайся, – шепчет он. – Даже не моргай. – А что такое? – У меня вырывается хрип. – Подними глаза, – велит он. – Аккуратно. Головой не шевели. Видишь камеры? – Нет. – Они все просчитали. Просчитали наши действия. Посмотри вверх еще раз, только осторожно. Те крохотные черные точки – это камеры. Сенсоры. Инфракрасные сканеры. Тепловизоры. Они ищут несостыковки в записях с камер видеонаблюдения. – Вот дерьмо. – Согласен. – И что нам делать? – Не знаю. – Не знаешь? – переспрашиваю я, стараясь не сойти с ума. – Ты – и не знаешь? – Я думаю, – раздраженно шепчет Уорнер в ответ. – Предложений с твоей стороны тоже что-то не слышно. – Послушай, друг, мне очень, очень надо по-ма… – Меня прерывает отдаленный звук смыва в туалете. Спустя секунду слышу, как открывается дверь. Поворачиваю голову, всего на миллиметр, и понимаю: рядом мужской туалет. Улучив момент, мы с Уорнером перехватываем дверь, и она не успевает захлопнуться. Уже в туалете мы прислоняемся к стене, вжимаясь спинами в холодный кафель. Гоню от себя мысли об оставшихся на этих плитках каплях и слышу, как выдыхает Уорнер. Коротко и тихо, однако с облегчением. Догадываюсь: значит, тут нет ни сканеров, ни камер, но уверенность не полная, потому что Уорнер молчит, и не надо быть гением, чтобы понять почему. Мы не знаем, одни мы здесь или нет. Я, конечно, не вижу, но почти уверен – Уорнер прямо сейчас проверяет кабинки. Я занимаюсь тем же. Сам туалет небольшой, в здании таких полно, к тому же он прямо у входа-выхода, поэтому очередей не наблюдается. Когда мы оба убеждаемся, что одни, Уорнер сообщает: – Полезем наверх, по вентиляции. Если тебе на самом деле надо в туалет, пользуйся случаем. – Хорошо. Только почему об этом надо говорить с таким отвращением? Ты серьезно думаешь, что я поверю, будто бы ты никогда не делаешь то же самое? Или базовые потребности человеческого организма ниже твоего достоинства? Уорнер пропускает мои слова мимо ушей. Замечаю открытые двери кабинки и слышу, как он аккуратно взбирается на металлические стенки. Прямо над одной из кабинок в потолке расположено большое вентиляционное отверстие, невидимые руки Уорнера с легкостью разделываются с решеткой. Я по-быстренькому делаю свои дела. А потом очень-очень громко мою руки, на случай если Уорнеру, как прыщавому подростку, приспичит отпустить комментарий в адрес моей чистоплотности. Комментариев на удивление не последовало. Вместо этого он интересуется: