— Не надо, — шикарным жестом поднял руку Чингис. — Это боевые раны, они должны заживать сами. — Все-то им игрушки, — фыркнула Надира. Не скоро Вольге удастся заслужить прощение воспитанницы за то, что не явился на помощь в опасный момент. От ненужных вопросов и еще менее нужных претензий вечер спасла куница, проскользнувшая в открытую дверь. Зверь гордо протрусил мимо застывших на полувздохе волшебников и торжественно возложил к ногам своей хозяйки придушенную, но все еще трепыхавшуюся мышь. — Вас теперь можно будет находить по следу из дохлых мышей, — всхлипнул Чингис, глядя на вытянувшееся лицо аристократки. — Это точно, — поддержал Вольга. — Леди Лукреция, вам не кажется, что вокруг вас подозрительно много мышей? Боюсь спросить, какой зверь изображен на гербе вашего рода! Баронесса вежливо улыбнулась шутке, не желая раскрывать тот факт, что острота почти попала в цель. Куница издала требовательную трель, призывавшую людей не отвлекаться на праздные разговоры, а восхищаться принесенной добычей. — Молодец, Фенечка, — похвалила Лукреция, втайне надеясь, что признание заслуг для зверя будет ценнее, чем немедленное употребление подарка в пищу. — Кушай сам, я не голодная. В этот момент оказалось, что Ждан в новой одежке уже давно спустился в столовую и наблюдает за происходящим глазами, полными прыгающих чертенят. — Морош, на баронессу можешь не готовить! — радостно закричал он в сторону кухни, потрясая прожженной рубахой, которую из упрямства притащил с собой обратно. — Ее уже попотчевали! Да посвежее нашего! — Вот именно, экономия, — поддакнул Вольга, усаживаясь вместе с Чингисом на лавку в противоположном конце комнаты. — А ну, пойди сюда, — поманила Ждана пальчиком баронесса. — Что-то ты больно разошелся. Ждан послушно подошел, пропустив мимо себя стремящуюся к выходу куницу. — Подыши-ка на нас, мой ясный, — еще ласковее попросила аристократка. Парень умилился и подул, да так, что у сидевшей рядом Надиры глаза заслезились. — Мельник угостил? — проницательно спросила Лукреция. — Да угостил, понимаете ли, такая собака, — взмахнул руками Ждан. — Тише-тише, — схватила его за локоть пожилая дама. — Ты лучше здесь, рядом со мной, посиди и отдохни. — Давай я тебе рубаху сама зашью, — ухватилась с другой стороны Надира. — И перед проверяющим не мельтеши, — строго наставляла Лукреция. — Хватит уже, навыступался сегодня. Надира же с шитьем не спешила, она пристально рассматривала баронессу. Черные зрачки девушки были подобны двум темным безднам, обещающим страшные кары, если вдруг вздумается кому-то пойти против их хозяйки. Пожилая дама отвечала спокойным, благодушным взглядом — уж как на нее только не смотрели за всю ее жизнь. Были умельцы, способные душу вынуть из человека одним только прищуром, и не этой девочке с ними тягаться, будь она хоть сто раз волшебница. — Спрашивайте меня, — вдруг ни с того ни с сего сказала Надира. — Что спрашивать? — чуть замешкавшись, притворно удивилась Лукреция. — И меня, и меня спрашивайте… — попробовал вклиниться Ждан, но узкая темная ладонь закрыла ему рот и вернула на место. — Что хотите. Что надо, то и спрашивайте. — С чего такая честь? — Баронесса глядела на огонь в камине и с профессиональным спокойствием делала вид, что ничего необычного не происходит. — А с того, что я, может быть, еще и не взрослая, но уже не дура, понимаю… — Надира низко-низко склонилась над шитьем и больше не сверлила собеседницу черными глазами. — Волшебные вещи в городе, проверяющий этот. Да еще девочка сегодня при нем пострадала. Не хочу я, чтобы Вольгу отсюда убрали, — без него будет не так. — Не так, — согласилась Лукреция. С виду беспечный и безалаберный, Вольга на поверку оказался из того сорта людей, что формируют вокруг себя особенную атмосферу, казалось бы не прилагая к этому особых усилий. В этот момент в столовой вдруг появилась Нина. К неподдельному удивлению баронессы, фиолетовый грозовой тигр все еще был при ней. Девочка прошлепала прямиком к камину и уселась на пол, по-хозяйски положив руку на загривок своей необыкновенной кошки. Рядом тут же возник Чингис, стал говорить что-то убедительным тоном. Иногда Нина мотала головой в знак отрицания, и тогда проверяющий начинал говорить еще убедительнее и еще более проникновенно, черпая терпение из доселе не исследованных внутренних резервов. — А Нина тоже думает, как ты? — неожиданно догадалась Лукреция. — Конечно. Стала бы она собирать артефакты? А отвлекать проверяющего на эту дурацкую тигру? Без Вольги Нине житья здесь не будет, — высказала давно обдуманную мысль Надира. — Точно, — всхрапнул Ждан, голова которого уже начала дремотно клониться на грудь. — Ну что ж, — сказала баронесса, удовлетворенная тем, что девочки наконец признали ее присутствие в доме необходимым. Был у интриганки один вопрос, но раньше она не могла придумать, кому и как его задать. — Почему Белоника злится на Ратко? Надира подняла голову от штопки и осуждающе посмотрела на аристократку, будто та из горы предложенных ей драгоценных сведений догадалась выбрать фальшивую стекляшку. — Так он с городскими девчонками все гуляет, — пожала хрупкими плечами девушка. — Никогда бы не заподозрила, что Белонике интересен Ратко, — деликатно сказала Лукреция и удостоилась взгляда, который говорил, что юная волшебница начинает сомневаться в своем решении поделиться домашними секретами. — Она не за Ратко переживает, ему-то что, а за девчонок этих. — Почему? — С ее мамкой тоже вот так кто-то погулял, а потом не женился. Белка полдетства впроголодь провела, белье за копейки в богатых домах стирала. Как мамка померла, так в батрачки подалась. Олег забрал ее оттуда худющей замарашкой. Лукреции было не до сочувствия, она что-то спешно прикидывала и примеряла в уме. Вот почему Белоника так тянется к красивым и дорогим вещам, вот откуда пощечина во время Солнцеворота… Но в то же время перед баронессой открылась область доселе не изведанная и халатно не обдуманная: у всех этих детей где-то были родители. И впрямь глупо было полагать, что Вольга насобирал своих воспитанников в лесу. Ну, пожалуй, всех, кроме Нины. — А что с родителями других? — поспешила восполнить непростительный пробел теряющая хватку интриганка. — У Морошки десять братьев и сестер, — начала методично перечислять Надира. — Родители с радостью отдали ее на воспитание Олегу, не дожидаясь, пока подрастет. Но не забывают, иногда сами приезжают, но чаще она к ним. У Ждана с Ниной тоже вроде как нормальная семья, вот только когда Олег поехал за Жданом, их односельчане чуть бунт не подняли, чтоб он и сестричку с собой прихватил, а то, дескать, без старшего брата совсем в лесу распояшется. Ратко, того, наоборот, отец с братьями едва ли с боем не отдавали. Все поверить не могли, что их надежа и опора, первый парень на деревне — и вдруг волшебник. Он чуть амбар им не спалил, тогда только выпустили. Буреслав у нас единственный знатного рода: третий сын боярина, правда ни к воинским занятиям, ни к наукам неспособный. Думал боярин, хоть волшебник из него выйдет, но и тут пока не сложилось. Словно в подтверждение этих слов снизу раздался грохот падающей посуды и возмущенный голос Морошки: — Ты как люди — бери руками и неси! Кто тебя надоумил с тарелками перемещаться? Тут, видимо, последовал злорадный ответ Буреслава, потому что Ягодка вещала, уже адресуясь наверх, в столовую: — Ждан, ты с такими советами будешь ужинать на конюшне вместе с лошадьми! Истинный виновник происшествия мирно подремывал между баронессой и Надирой. Лукреция в который раз задумалась: мог ли Вольга взять в дом обычного мальчишку, если тот, как теперь выяснилось, был боярским сыном? — А остальные? — подтолкнула пожилая дама остановившуюся рассказчицу. — Весень путешествовал вместе с бродячим цирком и родителей своих не помнит… — А ты? — А меня ата легко сюда отпустил: замуж волшебницу не выдашь, калым не возьмешь. Только сказал не возвращаться, обратно не примет. — Лель? — поспешила назвать последнее оставшееся имя Лукреция. Смуглые щеки загрустившей девушки вдруг окрасились румянцем. — Не знаю. Он о себе ничего никому не рассказывает. Тихой, одетой в меховую зимнюю шубу кошкой кралась ночь под окнами дома на Калиновой улице, встряхивала шкурой, трогала тяжелые еловые лапы, засыпала дорожки легкими крупинками снега. Уже закончен ужин, унесена посуда, но не все обитатели спешили расходиться по комнатам: пахло чаем и воспоминаниями о лете, кто-то склонился над книжкой, кто-то над вышивкой или починкой пришедших в негодность вещей. Перед камином расчесывала золотой поток влажных волос Белоника. Широкий гребень в ее руках с ленивой грацией ходил вниз и вверх. Напевала что-то грустное Надира, у нее был глубокий красивый голос и недетская печаль в словах. Лукреция прикрыла отяжелевшие веки, но все равно посматривала на ребят из-под ресниц, будто выжидала чего-то. — Баронесса, а вы были красивой? — вдруг спросил Ждан, видно, сохранились еще в его долговязом организме какие-то спиртные пары, не перебитые плотным ужином. — А какое это имеет значение? — подняла брови Лукреция, не понимая, почему всех так интересует этот вопрос. — Большое, — мрачно подвела итог Надира, косясь на Белонику, которая одним только видом своих прекрасных волос притягивала к себе все мужские и мальчишеские взгляды в столовой. — Абсолютно никакого, — отрезала пожилая леди. — Красавица — это движение, поступь и поворот головы, взгляд, взмах рукой, а уж потом внешность. Мужчин очень легко обвести вокруг пальца. — Хотите сказать, что если я буду вести себя так же, как она… — Надира указала на соперницу. — То все будут обращать внимание на тебя, а не на нее, — закончила баронесса. — Почему? — Просто потому, что твоя внешность более необычна для этих краев. — Лукреция замялась, подбирая слова, которые допустимо было бы вложить в уши молодой девушке, потом плюнула на эту затею. — А мужчины в любой стране питают склонность к экзотике. Хотят владеть тем, чего нет у других. — Это как купить арабского скакуна? — спросил Ждан, меряющий все ценности в мире в животном эквиваленте. — Только ты можешь сравнивать женщин и лошадей, — срезала его Надира. Баронесса усмехнулась. — О, моя дорогая, скоро ты поймешь, что подавляющее большинство не видит тут разницы.